вашу бесстыдную хищницу? Да вы этого и не хотите. Здесь равнодушны вы.
Зато юная маркиза ненавидит вовсю, ибо она хочет слишком многого зараз и ужене знает, как себя поставить, чуть ли не вниз головой. Она ненавидит вас заобещание жениться на ней, за ненужные роды, за королеву, которая должнаприбыть. Пренебрежение, окружающее вашу возлюбленную, больше разжигает еененависть, чем все хулы, вместе взятые. В отместку за пренебрежение двора онаголой танцует перед кавалерами. Самое же непоправимое, да будет вам известно,это ваше собственное глубочайшее равнодушие. Ради Генриетты вы не стали быслужить не то что семь лет, даже день один. Вы гораздо больше торопитесь, чемваша требовательная подруга, что вполне понятно: полоса оскудения. Ее надоминовать беглым шагом как нечто мимолетное. Вновь стать плодоносным! Ваши силыждут, сир, вы копите запасы и излишки. Вам нечего страшиться.
Торопливо прошли для короля дни с возлюбленной, которая не отступалась отсвоих притязаний. После каждой ночи с ним она поднималась будущейвластительницей, что могло быть лишь забавно и дать кавалерам и дамам повод длясмеха. Но шутки Генриетты бывали злы. Вставая, она обзывала короля своим«рыцарем доброй воли». Так как это только потешало его, то кавалеры и дамы самине знали, над кем, собственно, они глумятся исподтишка. Оттого-то им труднодавались официальные почести, которых требовала от них мадам де Вернейль.Впрочем, мадам сама недолго соблюдала церемонии, она накидывалась на короля,выставив острые коготки. Он обманул и одурачил ее. Он со своим Бассомпьером —ярмарочные шарлатаны, они провели ее. Он еще узнает ее.
Против этого никто не возражал, а потому ее давно перестали бояться. Ееотец, орлеанский губернатор, мог наделать хлопот королю, все равно неприятностиего величества тоже многим на пользу. Жениться он на этот раз не собирался.Значит, настоящая опасность исключена; кому охота строить козни, как во временабесценной повелительницы. Пусть юная Генриетта куролесит сколько душе угодно.Даже любопытно, какую месть готовит она королю. А пока что она забавляет его, —извращенная забава. Всем ясно, что чувства короля в смятении. Ну и отлично!
Дело принимало нешуточный оборот, когда маркиза задевала своимиоскорблениями покойницу. Она это заметила и каждый раз заходила все дальше. Онане обладает терпением наседки, она не из числа женщин с двойным подбородком,осмелилась она вымолвить однажды и ломающимся, но свежим голосом запела:«Прелестной Габриели». Тут король круто повернулся и крикнул:
— Бассомпьер, коней! Едем обратно к начальнику артиллерии.
Придворный имел дерзость приказать, чтобы оседлали коня только королю.
— Я принимаю сторону мадам де Вернейль, — заявил он, — и остаюсь при ней.Ибо я вижу: и у вашего величества то же намерение. — В самом деле, он до техпор бегал из ее комнаты в его комнату, пока враждующая чета не исчезла в общейопочивальне.
Все это пустяки, если вспомнить, что Генриху придется удалить своюприхотливую забаву, когда явится королева. Третьего ноября она высадилась вМарселе. Общая опочивальня в Шамбери от этого не перестала быть общей.Королева привезла с собой папского легата, он имел поручение добиться мира сСавойей: мешкать не приходилось, Монмелиан готов был сдаться, герцогу грозилополное поражение. Когда Мария Медичи и кардинал Альдобрандини[85] оказались в двух днях пути, любовным утехам в веселомместечке Шамбери пришел конец.
Маркиза неистовствовала. Она намерена сунуть под нос кардиналу пресловутоебрачное обязательство, чтобы он тут же объявил недействительным флорентийскоебракосочетание. Король немедля должен жениться на ней. Все дивились, как онстерпел такую выходку. Он выдвигал доводы, он спорил, как будто это могло кчему-нибудь привести, но ни одного повелительного слова не вырвалось у него.Он держал себя как подчиненный, чем довел ее до неистовства. Не к этому ли онстремился? Когда она совсем обезумела и сама испугалась, он сразу овладелположением. Удивительнее всего, что вся сцена и превращение заняли четвертьчаса. Он обхватил ее твердой рукой и отвел на корабль, который радовал глазизящным убранством и стоял на живописном озере. Необузданная особа разомсмирилась и захлопала в ладоши, радуясь предстоящему приятному путешествию.
Однако она тотчас же принялась проливать слезы, как приличествует припрощании влюбленных, которые должны претерпеть разлуку, хоть и недолгую.Генрих обещал поспешить за ней, что он намерен исполнить в самом деле, ивозлюбленная знает это. Он машет вслед кораблю, пока тот не скрывается, но егозатуманенный взор уже раньше потерял из виду женскую фигуру, а она ещепродолжала кивать. Когда это все уже было? Куда он отсылал другую, средимолений, слез, обетов, поцелуев? Тогда это не делалось наспех, как сейчас, тутв сердце пустота и в мыслях беспечность. В ту пору все было напоено болью ираскаянием и длилось долго — длится по сей час. Отсюда и торопливый извращенныйвозврат.
Чужестранка
Мария Медичи сошла с корабля, стены которого сверкали драгоценнымикаменьями. На якорь стала не одна эта галера, ее сопровождали три флотилии:тосканская, папская и мальтийская. Королева привезла с собой семь тысячитальянцев, которые должны были остаться здесь, кормиться за счет французскогонарода и повсюду громко говорить на языке чужестранной королевы.
Большей части ее свиты не терпелось поскорее добраться до французскогодвора. Французские кавалеры, прибывшие с королевой, ехали медленнее, всехмедленней обер-шталмейстер герцог де Бельгард. Король пожелал, чтобы егоБлеклый Лист отправился во Флоренцию с секретным поручением, и, должно быть,нетерпеливо ждал его донесений. Однако Бельгард не спешил забираться в горы; онполагал, что успеет ответить на вопросы, когда король приедет в город Лион исам увидит Марию Медичи.
Прежде всего она посетила папскую область Авиньон[86], где иезуиты оказали ей прием в своем новом стиле: счересчур пышными триумфальными арками и цветистыми речами. Город находился вкоролевстве и все же вне его. Еретиков здесь могли жечь, хотя бы для виду, чтои показали королеве на театре, заставив ее испытать приятную жуть, впрочем, нетолько от этого. Вот, например, цифра семь: ученые отцы проникли в ее тайну[87]. Семерка, в частности, определяет жизненныйпуть короля, который, к несчастью, отрицает все сверхъестественное и стремитсянеподобающим образом ограничить область неведомого. Еретиков у него не жгут, апочитают превыше христиан. Трудно поверить, что у нас сейчас 1600 год.
Королевство отстало от века, и притом по вине одного лица, если говоритьначистоту. Патер Сюарес, в папском городе Авиньоне, поборол естественныйтрепет, ибо королевское величие всегда священно. Тем строже надо судитьгосударя, в случае если он чужд величию и своему веку. Мы — воплощениепередовых идей и новых времен, мы усвоили их стиль и вкус, согласно которымбожественное снисходит до мирского, — так поучал иезуит королеву, когда онастояла на коленях в исповедальне.
Первое, чего она должна добиться у короля, — это возвращения в королевствоордена Иисуса, и не ради чего иного, как ради спасения собственной души. Патерснова напомнил ей о благодетельной суровости, ибо увидел, что она и без тоговластолюбива и ограниченна, и угадал в чужестранке подходящее орудие. Ейназначено сломить человека свободной совести, поскольку он сам еще не потерялсебя. Женщины ослабляют разум старика, а эта, надо надеяться, доконает его.
Когда эта женщина покидала город, она сама наполовину утратила разум. Когдаже отцы на прощание пожелали ей ребенка, она не замедлила впасть в мистическийтранс, так что лучше и желать было нечего.
Ее собственный конвой из двух тысяч всадников сопутствовал ей до Лиона, гдеона целую неделю прождала короля. Его теперь задерживала в Савойе невозлюбленная, эту роль взял на себя папский легат. Едва исчезла одна, какдругой высунул голову из-за горы. Первое разочарование: Альдобрандини,родственник Медичи, думал сыграть в руку герцогу Савойскому и ничего недобился. Король Франции обнаружил юношескую стойкость. Не тратя лишних слов, онприказал палить из пушек в знак приветствия пурпурно-красному ангелу мира.Священники перекрестились. Король крикнул, покрывая шум, что у него имеетсятаких сорок штук, и они разнесут крепость Монмелиан, после чего герцогу не очем будет договариваться.
Война началась бы снова, но тут выпал снег в небывалом количестве. Кругомвыросли новые горы, превратив осаждающих в пленников. Кардинал сказал, что Неборешило за них; на что король не возразил ни слова из уважения к вере, апопросту отправился, опережая кардинальскую карету, в Лион. Он вдругзаторопился увидать королеву.
Он взял с собой тысячу человек охраны, ибо прослышал, какой пышной свитойокружила себя чужестранка, и не хотел ни в чем уступать ей. Однако войско егопосле трех месяцев войны в горах было в неприглядном виде — грязное,оборванное. Король был одет в старье, сапоги забрызганы доверху. Он решилпоказать ей зрелище победителей, памятуя, что лучшим украшением любовникавсегда бывала победа. Он и в самом деле собрался войти к ней в комнату какбыл.
Перед домом ему повстречалось несколько изящных кавалеров, их одежда была сиголочки, их обхождение соединяло грацию с коварством — неподражаемоесочетание. Обычно люди бывают либо тверды, либо слабы. Генрих вдруг увидел:«Эти мне знакомы. Достаточно им подобных шныряло в давнопрошедшие времена поЛуврскому дворцу, когда я был пленником старой Екатерины Медичи. Снова являетсякоролева из того же племени и тащит за собой спутников старого пошиба». Тут онумерил свой шаг.
Он послал к ней Варенна, испытанного вестника любви, который ничему большене удивлялся. Однако наружность королевы все-таки поразила его. Она сидела затрапезой в мехах и покрывалах, даже голова была закутана. Архиепископскийдворец, первое ее местопребывание в новой стране, казался ей нестерпимо