могла сейчас спасти положение. Генрих собрался поцеловать миниатюрное созданиев губы, однако оно отвернулось и воспротивилось. Едва он отпустил ее, каквысокородная дама бросилась бежать.
Комната была переполнена людьми обоих лагерей, приближенными королевы исвитой короля. Хрупкое существо пробилось сквозь толпу одной силой своей воли.Придворные короля и королевы расступились с одинаковой поспешностью. Кто-топодставил ей ножку, но она не споткнулась, она поднялась на цыпочки иприблизила лицо к лицу обидчика. Тогда он сам растворил перед ней дверь. Этобыл храбрый Крийон.
Генрих, обращаясь к Марии Медичи:
— Мадам, я хотел бы оказать долг вежливости вашей молочной сестре.
Она не поняла его, но угадала его намерение и обеими руками заклинает еговоздержаться.
Бесполезно вдаваться в объяснения с чужестранкой. Генрих проходит мимо мадамде Немур, ей он говорит: ему нужно узнать, что за этим скрывается.
— Сир! Быть может, нож, — отвечает герцогиня. Пробравшись вглубь, Генрихвидит, что никто не последовал за ним. Только супруг молочной сестры, господинКончини, отвешивает свой блистательный поклон и предлагает королю переступитьпорог. Дверь позади него остается отворенной.
Генрих очутился в коротком полутемном проходе, свет проникал с другого концасквозь занавес. Король прикрыл грудь рукой, памятуя предостережение о ноже.Прыжок вперед, и занавес отброшен. Тяжелые складки поддались с трудом: ничегоудивительного, высокородная дама завернулась в них. Прикрытые вуалью глаза ееискрились торжеством, она ждала его тут. Она приподняла занавес, скрывавшийспальню, показала ему альков, постель королевы и немногими выразительнымижестами разъяснила ему, чего требует от него и что ему воспрещает. Она неговорила и от этого казалась еще загадочнее. Роль этого существа была в высшейстепени сомнительна, но оно превозмогло остатки робости и дало себе полнуюволю.
Генрих смотрел на карлицу твердым взглядом, что было ей тягостно, онаужасающе косила. Теперь он, в свою очередь, указал на постель; вместо связныхслов, которые лишь запутали бы объяснение, он с расстановкой произнес триимени. Два первых породили у молочной сестры все признаки ревности, тягостногосмятения; бедняжка собралась было снова укрыться за занавесом. Когда он назвалтретье имя, она одумалась и попятилась назад, вплоть до кровати. Ухватившись заэтот важнейший предмет обстановки, она всем своим видом являла злобнуюрешимость защищать его против всех и вся.
Генрих раньше, чем ожидал, появился в первом покое среди гостей королевы,где никто, невзирая на растворенную дверь, как будто не заметил происшествия. Адля короля время, проведенное во внутреннем покое, промелькнуло особенно быстропотому, что все произошло совершенно безмолвно. И когда он вернулся на люди,ему показалось, что это был только сон. Но вот он перевел дух и засмеялся,королева последовала его примеру. Она высказала удовольствие по поводу егомилостивого обхождения с ее молочной сестрой, что мадам де Немур перевела, а онподтвердил.
Теперь, сделав здесь все, что от него зависело, он без церемоний отправилсяесть. Предложил мадам де Немур проводить его до порога, и когда слова его немогли уже долететь ни до чьего слуха, он сообщил ей, что намерен провести этуночь у королевы, пусть герцогиня предупредит ее.
Потребность в пище перешла тем временем в зверский голод.
— Должно быть, я очень долго пробыл в той комнате? — обратился он к своимдворянам. Бассомпьер, у которого всегда был готов ответ, сказал:
— Сир! Меньше чем половину четверти часа. — Необычайные события всегдапредставляются бесконечными, как ни стремительно они развертываются.
Поглощая обед, он сказал своим дворянам, что, несмотря на их доблестныйвоинственный вид, они не произвели никакого впечатления на королеву.
— Почему вы не выкупались и не издаете приятного аромата? Какие же этопобедители, которые только что вылезли из грязи и не блещут ни изяществом, нимолодостью!
Они поняли, что он говорит для самого себя и боится своей чужестраннойкоролевы и ее молочной сестры. Поэтому они засмеялись и обещали ему, чтоотважнейший из воинов будет нынче же ночью спать с карлицей. Генрих возразил наэто с неожиданной серьезностью:
— Неспроста мне почудилось, когда карлица вдруг появилась, будто онавыползла из-под юбки королевы.
После этих слов он погрузился в размышления; его дворяне осмеливались теперьтолько перешептываться между собой. Он же задумался и представил себе общество,которое будет окружать его и обитать впредь под одной с ним кровлей: зловещаямолочная сестра, ее непристойно красивый муж, оба кузена, они же кавалеры дляуслуг, все в тесном союзе с чужестранкой, с которой он обвенчался, — в первыйраз через подставное лицо. При втором бракосочетании он собственной рукойповедет ее к алтарю, после чего его трон будет принадлежать и ей. А ведь онамясная туша, которой вместо доброй воли управляют предрассудки. Французскомуязыку она не обучилась умышленно; как ему докладывали, — докладывал господин деБассомпьер, гордый своей осведомленностью, — не обучилась потому, что считаетфранцузский языком еретиков.
Это не сулит добра, вся честная компания проходимцев наверняка будетперекатывать ее со стороны на сторону, словно бочку. Иначе быть не может, покапри ней молочная сестра. Молочная сестра сильнее всех в этой компании, ввидуизвращенности ее природы. У Генриха многообразный опыт в отношении безумия;человечество изобилует его образчиками. Генрих встречает его повсюду, и вотнаконец безумие, укрывшись под юбкой королевы, собирается вместе с нейподняться на трон. Карлица его ненавидит, ей страшно встретиться с нимвзглядом, и это страх предательский. Генрих мог бы сломить ее власть. Ее угли,пылающие изнутри адским пламенем, избегают посторонних взглядов: она боитсябыть разгаданной. Дурной глаз, которого она постоянно опасается и даже носитпротив него вуаль, это тот глаз, что может разгадать ее.
Зала резиденции лионского епископа, где Генрих обдумывал свое положение,была слабо освещена. Его боевые товарищи очистили место по обе стороны от него,они шушукались на нижнем конце стола при одной свече и вскоре умолкли. ТолькоБельгард остался подле Генриха, но предоставил короля его внутреннемусозерцанию и даже отодвинул от него канделябр.
«Власть молочной сестры над королевой — в ее красавце муже, — рассуждалГенрих. — Иначе к чему он ей? К ней самой он не смеет прикоснуться, и горе ему,если бы он посягнул на ту, другую: карлица отравила бы его. Медичи должнапостоянно пребывать в глуповатом восхищении, какое я заметил у нее. Кончининужен для того, чтобы ослеплять, ни на что другое его суетная особа и фальшивоеимя не годятся. В сущности, если уж становиться на столь шаткую почву, властьмолочной сестры не в ее красавце муже, а в собственной ее извращенной природе.Королева боится ее. Стоит хотя бы задним числом вслушаться повнимательнее:голос ее дрожал всякий раз, как она упоминала о молочной сестре и произносилаее фальшивое имя. Королева — несчастная женщина».
Генрих делает открытия за слабо освещенным столом перед пустым бокалом —верны они или ложны, это он узнает впоследствии. Они приводят его к сочувствиюкоролеве: очень уж двусмысленно ее положение из-за сборища масок, управляющихею. Гнев — нет, его Генрих уже не чувствует: не зря у человека седая борода иглаза, которые видели слишком много. Однако двусмысленность и сборище надоустранить. Правда, спорно — удастся ли это. Хорошо бы приручить карлицу.Бельгард решил уже, что король позабыл о нем. Но Генрих неожиданно пригнулся кнему и заговорил шепотом:
— Блеклый Лист, наши друзья были правы, отважнейший из воинов должен нынченочью спать с карлицей.
— Сир, они похвастали, — отвечал обер-шталмейстер, — такого отважного срединих не найдется.
Генрих попытался принять строгий тон.
— А ты знаешь, что я думал покарать тебя, когда понял, в какое обществопопал и каково мне придется отныне вследствие твоей нерадивости?
— Сир! — взмолился Бельгард. — Я сознаю свою вину, хотя предостерегать васвсе равно было бы поздно и совершенно бесполезно. Во Флоренции я не виделмолочной сестры, она прячется по альковам и избегает дневного света.
— Лжешь, Блеклый Лист, ты знал, что королева дрожит перед ней. Мадам деНемур призналась мне сегодня в этом, а ты нет. Во искупление всех твоих грехов,тебе бы следовало спать с карлицей и укротить ее, ты для этого подходящийчеловек.
Так сказал Генрих, и Блеклый Лист тотчас разгадал его намерение. Онопришлось бы ему по душе, если бы речь шла не о нем самом. В сильной тревоге оноглянулся за помощью — в самом деле, кто-то подслушивал позади них и теперьпопытался улизнуть.
— Сир! — шепнул Бельгард. — Любопытный. Лучше вам не найти никого.
— Эй! — крикнул Генрих в темноту. — Выходи!
Застигнутый врасплох не торопился. И тем не менее он был самым подходящим,прежде всего по причине своего любопытства, а еще больше потому, что хотелвсюду поспеть.
— Бассомпьер, — сказал Бельгард, — король нуждается для своего плана,который вам уже известен благодаря хорошему слуху, именно в таком человеке, каквы: молодом и привлекательном, честолюбивом и ловком.
— Вы поняли? — грозно спросил Генрих. Несчастный взмолился:
— Сир! Я с женщинами робок.
Вместо короля ответил Бельгард; ему было особенно важно, чтобы воле короляне перечили.
— Вы можете быть робки сколько вам угодно; темнота на арене ваших действийскроет вас от глаз красотки. Вы найдете себе укромное местечко в той зале, гденас сегодня приветствовала королева. Будут приняты меры к тому, чтобы свечи негорели. Молочная сестра когда-нибудь покинет покой королевы. Вам придетсяподслушивать, что для вас, впрочем, привычно.
— Незачем подслушивать, — вмешался Генрих. — Перед дверью спальни в концесовершенно темного прохода висит занавес. Вы спрячетесь за ним. Едва отворитсядверь, как вы выставите ногу, чтобы вышеназванная особа упала вам вобъятия.
— Эта особа испугала даже храброго Крийона, — возразила несчастная