происходит с ним. Вы бодрствовали и ждали.
Ужасные предчувствия вдруг нахлынули на несчастную. Тревога нечистой совестиподнялась изнутри и сдавила ей горло. Генриетта безмерно наслаждалась.
— Он похищен, — кротко призналась она. — Наконец-то. Мы обе довольно дляэтого потрудились.
— Не я! — вскрикнула Мария.
— И не я. Успокойтесь, — сказала Генриетта. — Но как ученой куртизанке, тактем более королеве нужно иметь мужество отвечать за свои тайные мысли.
Мария склонилась на локотник кресла, закрыв лицо руками. Ее плечи спервасильно вздрагивали, потом меньше, наконец совсем перестали.
— Вам нельзя оставаться здесь, — уговаривал ее мальчишеский голос. — Скорочас вашего утреннего туалета. Я явлюсь воздать вам почести, ибо я прах телеснои душевно.
Обратный путь королева совершила, опершись на маркизу. Та нашла туфлю инадела на ногу ее величеству.
Что здесь происходит?
К обязанностям главноуправляющего финансами и начальника артиллерииприбавилась еще одна: министерство иностранных дел. Министром оставалсягосподин де Вильруа, ему даже не полагалось знать, что Рони уполномочен следитьза ним. Однако это настоятельно требовалось, ибо Вильруа, не будучи прямымизменником, а только сторонником союза с Испанией, не имел секретов отмадридского двора, а равно и от эрцгерцога в Брюсселе. Король и его Рониготовились к войне, хотя и не помышляя о завоеваниях. Всемирная держава того идобивается. В ней происходит распад, но, имея все меньше сил для войны, онаяростно отвергает мир. В своих поступках она напоминает обреченных, которыенапоследок отводят душу, она развивает лихорадочную деятельность, алчно посягаяна чужую землю, хотя у нее и так слишком много места. Ее шпионы кишат виноземных владениях, она навязывает чужим народам докучные догматы, которыепредназначены спасти у них порядок; но это порядок вчерашнего дня, оннепристойным образом распадается у самих спасителей. Беззаконие и ложные идеи,царившие в Германии, по всей видимости, должны были выродиться и дойти добессмыслицы, они сулили Европе нескончаемую войну.
Король, который стремится разумно устроить свое бережно выпестованноекоролевство, не станет праздно ждать захватчика по слабости и его войны,которая была бы бесконечно оттягиваемой гибелью. Он предупреждает события.Смелый надрез пресекает гангрену. Ян-Виллем, герцог Клевский, Юлихский иБергский, не имел наследников. После его смерти Габсбург немедля заявил быпритязания на его земли; они были бы превращены в императорский лен. Однакокороль Франции обнародовал решение, по которому Австрия и Испания лишалисьправа наследования. Это было первое его предостережение, он придрался к данномуповоду: герцогств он не домогался. Он домогался мира в своем духе, которыйсоответствует духу народов, и в этом его преимущество. Все дело в том, чтобыбыть в согласии с народами. У каждого есть шанс либо выиграть, либо проиграть.Одно достоверно, что все принуждены считаться с королем Французским, Генрихом,и что народы зачастую меряют своих государей по нему. Вот отчего и вопрос осудьбах маленьких прирейнских герцогств примет впоследствии несоответствующиеразмеры.
Стоит взглянуть на ближние владения Испании: в испанских Нидерландахвластвует эрцгерцог и инфанта, народы от этого приходят в содрогание. В честьинфанты одна женщина была заживо погребена, этого достаточно. Здесь властьимущие определенной породы еще не успели уразуметь, что такое человеческаяжизнь: они перешагнули через целое столетие открытий, самое славное для Запада.Их высокомерие зиждется на могилах, в которые они зарывают живых людей. Победазаранее обеспечена королю Франции, стоит взглянуть на испанские Нидерланды. —Тем не менее он по-прежнему проявляет миролюбие, выхаживает свое королевство,точно сад; мало того, он содействует соглашению Соединенных провинций Голландиис их врагом в Брюсселе. Как ни в чем не бывало, принцесса Оранская посещаетдвор инфанты, обе дамы принадлежат к самому просвещенному обществу Европы. Однаиз них понимает просвещение нравов как стойкость в вере и жертвенность. Другаяследует этикету и моде, носит цепочки из золотых шариков, наполненныхблаговониями; жертвенность не ее дело, заживо погребенная пожертвовала собойдля нее, чем облегчила ее совесть. Образцы обеих пород по сию пору живут бок обок при одном дворе, и одну и ту же землю обитают люди, не имеющие между собойничего общего, кроме утробы. Король Франции дает им отсрочку, хотя самвооружается.
Чего он хочет? Так гласит недоверчивый вопрос, но ясного ответа король недопускает, ибо вовне он печется о мире, а внутри находится в добром согласии сосвоими иезуитами; кроме того, он не дает отставки министру Вильруа, которыйтяготеет к Испании. Но тут произошло недоразумение, ибо господин де Рониревностно взялся за свои новые обязанности. Он изобличил одного из писцовминистра Вильруа. Сам министр остался непричастен, ему не полагалось прослытьизменником. Тем не менее для большего спокойствия он решил убрать свидетеля; апотому этого писца выловили из Сены, только он не утонул, а был удавлен.Вскоре после того наступило первое января; рано поутру Рони явился спраздничными подарками в покой королевы, где их величества еще почивали. Вполумраке он произнес свое приветствие и, по обычаю, протянул два кошелька, онибыли наполнены фишками из золота и серебра. Король взял первый кошелек. Когдаже никто не протянул руки за вторым, Рони обратился прямо к королеве:
— Мадам, вот еще один для вашего величества.
Она не отвечала, и тут Рони заметил, что она повернулась к нему спиной.Король, раздраженно:
— Дайте его мне. Она не спит, она злится. Всю ночь напролет она мучила меня,вам тоже досталось. — С этими словами он повел своего верного слугу к себе вкабинет и стал горько жаловаться на Марию, на сцены, которые она емуустраивала, и на ее тяжелый нрав. Разумеется, оба понимали, что прежде всего еерасположение духа оставляет желать лучшего. Можно ли исправить его? Рони подалсовет окольным путем, он выразил сокрушение по поводу чрезмерных даров маркизе.Последняя посетила его в арсенале, чтобы подольститься к нему: она хотела знатьтвердо, что он действительно выплатит ей все обещанное королем. Государственныйказначей, по ее мнению, на то и был посажен, чтобы удовлетворять ее требования.Тщетны старания объяснить ей, что король не вынимает деньги из своего кармана,а что купцы, ремесленники, крестьяне кормят и его и всех нас.
— С них довольно одного господина. Содержать заодно всех родных, кузенов ифавориток они вовсе не намерены. — Вот что слово в слово сказал Рони маркизе ито же повторил королю.
Хороший урок для короля. Оба понимали, что он заслужен и тем не менее ничегоизменить не может. Но легкое недовольство возникает из-за этого между двумялюдьми, у которых в конечном итоге кроме друг друга нет никого. ДуховникКоттон, иезуит, простак с хитрецой, доказывал королю, что любовь к нему внароде убывает. Вина за это лежала, если верить Коттону, на жестоком сборщикенеправедных поборов, который помышлял лишь о стяжании и вводил короля всмертный грех скупости. Это ошеломило Генриха, который считал своей заслугой,что народ его стал жить не труднее, а счастливее. Своей маркизе, котораяжаловалась на министра, он дал отпор, однако какой-то осадок остался. Корольсделал резкие замечания по поводу управления финансами, кстати, вполнесправедливые. Королевское хозяйство стало благодаря Рони честным и потомуименно суровым. Что толку с пользой употреблять доходы государства, после тогокак отобрана единственная корова в семье бедняков. Хороший урок для Рони: и тутоба понимали, что он заслужен, но напрасен.
Коттон чуял благоприятные веяния; он обнадеживал своих начальников, чтокороль готов отставить неподкупного протестанта; тогда он будет совершенноодинок и всецело в их руках. Рони оборонялся, он поднял на смех Коттона. Егопроворная полиция доставила ему документ, в котором духовник обращался сразличными вопросами к дьяволу; ответы должны были быть даны из уст какой-тоодержимой. Рони огласил обман; он показался наивным, и поднявшийся смехзаставил забыть, какой вопрос обсуждался с нечистым. Речь шла о смертикороля.
Дабы загладить сделанный им промах, Коттон подстроил покушение на самогосебя или же сам нанес себе легкий порез, который двор и город приписывалипротестанту Рони. Генрих, как услышал об этом, поспешил в арсенал и обнялсвоего верного слугу.
— Если бы вы даже были кровожадны от природы, с этого дурака иезуита вы быне стали начинать.
В этом Рони, между прочим, не был уверен, однако воспользовалсяблагоприятной минутой.
— Сир! — заговорил он убедительно. — Вам и мне дано распознавать серьезнуюподоплеку смешных происшествий.
Генрих:
— Нас хотели разлучить: дело достаточно серьезное.
Рони:
— Удар был направлен против вашей войны. Не в вашего министра финансов, а ввашего начальника артиллерии метил он.
Генрих — произнеся обычное проклятие:
— Я был уверен, что на сей раз я достаточно напустил тумана и укрылся заним.
Рони:
— Ваш истинный, навеки неизменный облик выступает из тумана, помимо вашейволи. Всем удивительно, что вы из горячей любви к ордену иезуитов удалили отсебя своих протестантов; так далеко король Яков не заходит, и вам верят меньше,чем ему. Было бы разумней умиротворить их.
Генрих:
— Хоть бы дожить до этого! Но приверженцы протестантской веры вместе сБироном предали меня.
Рони:
— Забудьте! Поспешите! Кто знает, быть может, протестантскому войску скоропридется защищать вас и спасать вашу власть.
Генрих:
— До этого, полагаете вы, дойдет снова? Допустим, испанские клевретыосмелеют, а я окружен ими. Все равно вы надзираете за Вильруа, я — закоролевой. Я об этом молчу, но вы знаете больше моего.
Рони, быстро:
— Благоговение не позволяет мне вникать глубже. Я полагаю, что супругакороля всецело покорена его величием и о нем лишь помышляет. Впрочем, никто излиц вашей семьи и свиты не облечен властью призвать врага в страну. Заговорщик