отрицая право на свободу торговли и свободу совести, кои дарованы нам Творцом,Габсбург злодейски разжигает войну — она же будет его погибелью, сказалбургомистр; впервые возвысил он голос и расправил грудь, отчего звякнула егозолотая цепь.
Король пристально поглядел на него. Он знал, что этого человека именуют вашасветлость, он глава государства, чье могущество намного превышаетпространственные размеры. «Он приехал издалека и, надо полагать, обдумал —зачем. Когда он кончит речь, как отвечать ему, много ли сказать? Я не желаювойны, это первое».
Бургомистр напомнил королю о договоре, который он три года назад заключил сГанзой. Тогда предметом договора была совместная оборона против морскогоразбоя. В северных водах им занимались английские корсары. С тех пор зло былопресечено благодаря союзу королей Франции и Англии. Ныне же не случайные пиратыпобуждают вольные города отправлять своих послов к прославленному властителю, аего Великий план спасения христианского мира, весть о котором дошла до них.Каково бы ни было расстояние. Великий план короля Франции проникает повсюду,хотя дипломаты почти не упоминают о нем в своих докладах, иначе эти докладыпоходили бы на сказку.
— В чем он заключается и что государь соблаговолит нам доверить? — спросилРейтер напрямик.
Генрих прежде всего оглянулся на две фигуры позади него, слева адмирал деВик, справа Рони. У них были лица, по-военному безучастные ко всему, кромеприказов. В этом деле Генрих был одинок. Он принял решение, вперив свои широкораскрытые глаза в переносицу чужестранца. Башмаки у него ради торжественногоприема были на непривычно высоких каблуках. Но нечто другое сделало его равнымпо росту иноземным гостям: его статность и гибкость, высоко поднятая голова иглаза, которые ничего не страшатся.
Король заговорил было, но снова закрыл рот. Ожидание, тишина, он размышляет:почему, собственно, он верно понял раскатистую латынь бургомистра, когда вустах француза она звучала бы совсем иначе? Внезапно у него вырвалось старое,привычное проклятье: он нашел. Прибегни к латинскому диалекту твоих Пиренеев.Постарайся, насколько возможно, выбирать классические обороты, а главное,положить на родной язык: они поймут тебя! Он начал:
— Я приветствую вашу светлость. Я вижу, что столько представителей вашегодостославного союза предприняли трудное путешествие единственно из дружбы. Япитаю те же чувства. Вам ненавистна война, которая близится к христианскимстранам и захватывает их одну за другой. Я не хочу войны.
Король остановился. По его знаку внесли стулья; послы оставались на ногахиз-за важности сообщений, которые, быть может, им предстояло услышать. Генрихповторил непривычным голосом и сам подумал, что это голос его возлюбленнойматери Жанны:
— Я не хочу войны. Война не должна уничтожить ваши свободы и грозить моемукоролевству. Избави нас от лукавого, молимся мы и будем услышаны Всесильным,ибо сами мы сильны. Через моего адмирала де Вика до стран севера донеслись моиподлинные слова, и вам стало известно, что я здесь и что я начеку. Мой посол деВик сказал вам, что я держу меч не ради собственной выгоды и не ради одноймирской пользы. Я достаточно силен, и, хотя бы другие начали войну, я не хочуее.
«Трижды, — думает Генрих, — скажи им это трижды, и довольно».
— Знайте же, что у меня не только самое большое войско и много хорошихкораблей. Важней всего, что у меня сторонники во всем мире. Государства, каклюди, примыкают к тому делу, которое обещает им благо, и я в силах сдержать этообещание. Из всех моих союзников назову вам Голландию, такую же республику, какваша, и Швейцарскую федерацию, союз, подобный вашему.
Он пропускает папу и других, с кем договаривался тоже; этим протестантам,надо думать, все известно, но о многих именах они умолчат так же охотно, как ион сам. Зато он возвысил голос, чтобы упомянуть Англию, Венецию, сноваНидерланды, Скандинавию, протестантских князей Германии, Богемии, Венгрии.
— Вы видите, что я не был праздным. — Это и последующее он подчеркнул особо,не спуская при этом глаз с его светлости. — У всех моих союзников вкупе ещебольше солдат, чем у меня; столь мощного войска еще не видывали в Европе. Неговоря уже о количестве и сокрушительной силе моих пушек. Мой начальникартиллерии, герцог де Сюлли, покажет вам их, а также и мою золотую наличностьна случай войны — мало у кого имеется равная ей. Все, вместе взятое, в первуюочередь имеет целью отпугнуть захватчика и добиться мира, так как по сию поруэто дано лишь неоспоримо превосходной силе.
Генрих понижает голос, он неожиданно переходит на доверчивый тон счужестранцами, которых считает скрытными и расчетливыми. А если они ипроговорятся, это лишь пополнит неправдоподобные легенды, которые и без тогоходят о нем.
— Мой Великий план понятен вам, высокомудрые господа. Он исходит из расчета,что мир, достигнутый путем вооружений, обходится чересчур дорого. Вы людиторговые, но и мы смыслим в счетоводстве; господин герцог де Сюлли тут неуступит вам. Мир окупит свою цену, если издержки лягут не на одних нас, а навсе христианские государства вместе. Я и мои союзники сумеем доказать всемстранам, в чем их выгода и их безопасность. Только лишь в союзе народов.
Выражения лиц показывали ему, что произнесено неслыханное слово; онпредвидел их сомнения, прежде чем высказал его. Многие переступили с ноги наногу, там и тут послышался шепот, кто-то шумно уселся. Генрих переждал, покаутихнет движение. Затем промолвил привычным голосом, только с необычайнойвнушительностью:
— Если, по словам его светлости, только война свергнет властолюбцев, тогдамы первые должны бы взяться за оружие. Но мне известно лучшее средство — онозовется правом. Пятнадцать государств христианского мира будут заседать всовете, которому надлежит улаживать их распри и устанавливать наши совместныемероприятия против неверных, что грозят востоку Европы. Дом Габсбургов, которыйего светлость назвал властолюбивым, будет рад, если войска союза народов придутему на помощь. Зато союз установит точные границы государств. Прошло времявозмущать чужой покой и по произволу наново делить страны просвещенного мира,как будто они случайно стали тем, что есть. Они таковы только волей истории, укоторой было время настоять на своем. И вероисповедания должны иметь незыблемыеграницы, подобно государствам. Снова религиозная война? Никто из государей незнает ее лучше меня, — воскликнул Генрих тем голосом, который появлялся у негоперед сражением: то был боевой тон команды, поднимающий дух. — Я знаюрелигиозные войны. Пусть кто-нибудь осмелится вновь накликать их, пока яжив!
— Пока я жив, — услышал он шепот.
Странно, человек, который сел от удивления, теперь вскочил и по-французскипроизнес эти три слова. А на глаза у него навернулись слезы. Сейчас насталчеред Генриха удивляться. Однако он и виду не подал; дальнейшее он произнесотеческим тоном, и звучало оно вполне естественно как наставление, на котороедает право опыт и знание. Только раз он пожал плечами; удивления достоин был несам Великий план, а то, что простая истина доступна ему одному, остальные жепостигают ее пока лишь наполовину.
Пятнадцать христианских государств заключают союз — вот что хотел он внушитькупцам, ибо они ездили по морям и могли оповестить мир, ничем себя не связывая,до всяких дипломатических шагов. Но поверит ли мир? Все равно. Шестьнаследственных монархий, он перечислил их. Шесть суверенных держав, избирающихсебе главу, начиная с папы и императора и кончая Богемией и Венецией. Изреспублик король Франции, разумеется, упоминает Нидерланды и Швейцарию, но онназывает и третью, о которой никто не подумал: Италию, ее объединение мелкихкняжеств. Пятнадцать христианских государств заключают союз; и так как союзнародов будет обладать вооруженной силой, чтобы покарать всякого захватчика, тобудет мир.
— Внутренняя независимость каждого государства и внешняя егонеприкосновенность, свобода веры, незыблемое право — вот вам мир, которыйокупает свою цену.
Готово. Он отвел глаза от своих гостей, чтобы они лучше прониклись тем, чтоуслышали. Он заговорил с господами де Виком и Рони; расстояние строго отмерено,чтобы можно было слышать толки чужестранцев. Они говорили между собой, что доих сведения доведены высокие идеи, глубокомысленные выводы, хотя все это пока инеосуществимо. Может статься, в отдаленные времена… Но как далеко должно бытьто время, когда настанет вечный мир. Народы всегда будут покорны, а властьимущие — ненасытны. Надо признаться, мы и сами таковы, недаром нам закрываютторговые пути.
Король попросил господина де Вика быть толмачом, ибо моряк знал всякиенаречия. Тут кто-то сказал:
— У этого достанет силы осуществить свой Великий план. Он часто побеждал.Он должен победить снова.
— Ого! — вскричал король и рассмеялся, оттого что его разгадали. — Незабудьте про мои пушки, они прочистят уши пятнадцати христианским государствам.Покажите путешественникам мой арсенал.
Он взял за руку начальника артиллерии и адмирала и, стоя между ними,отпустил чужестранцев. Вот подходящие для них провожатые, незачем им смотретьна него как на мечтателя, он в облаках не витает. Не говорите: горние выси —вот где блуждает этот человек. Говорите лучше: его путь был долог, былнеизменно труден, но он пройдет его до конца.
Одного из них он подозвал кивком и принялся расспрашивать, пока другиенаправлялись к выходу. Этот человек вначале от изумления не совладал с собой, апотом прошептал три французских слова. Под конец он сказал: у этого достанетсилы. Король спросил:
— Ратман Вест, почему вы плакали?
Вопрошаемый отрицательно покачал головой. Он словно все позабыл — тольковеки у него были опущены слишком долго. Когда он поднял их, спокойствиевернулось к нему. Он прижал подбородок к груди и этим прощанием ограничился.Затем он попятился к двери, вперив взор в глаза короля. Ответа он так и недал.
Давид и Голиаф
Шведский посол при французском дворе звался Гроций[105]