тебя. Ваши намерения, вероятно, сходятся, но это не значит, что она большеможет противостоять судьбе, нежели ты. Однако ты встретишься с ней у меня вдоме, — я не скажу, когда и что это за особа. Ты должна угадать сама. Ну, атеперь довольно: сделай милость, извини меня.
У легконравной дамы был знакомый юноша в министерстве, который воровал длянее письма. Юношей было двое; однако первый, который рассказал ей об ужасныхписьмах, дабы его объятия приобрели большую ценность, потом отказался доставитьих. На все ее пылкие речи о страшном преступлении, которое он можетпредотвратить, юный чиновник отвечал:
— Хлеб везде сладок, любезная госпожа.
Его приятель, на которого она не обращала внимания, однажды в уличнойсутолоке сунул ей что-то в руку, а сам при этом глядел в сторону и тут жеисчез. Открыв дома сверток, она так и упала на постель, сердце ее готово былоразорваться от безмерной радости. Она уже видела короля спасенным. Но еще невидела, каким образом. Что за неожиданная удача! Она сама себе не верила ипоминутно ощупывала письма; однако дальнейшие шаги стали ей еще менее ясны. Непойти ли в арсенал к господину де Сюлли? Она, разумеется, давно уже емунаписала, но не получила никакого ответа. Показать ему теперь украденныеписьма? Она считала его жестоким человеком и отложила посещение.
Она зашила письма в нижнюю юбку, отправилась к иезуитам на Сент-Антуанскуюулицу и пожелала видеть отца Коттона. Но об одном она забыла: если цареубийцукороля знает весь город, то и спасительница его вряд ли неизвестна. Еевстретили очень грубо. Коттон даже не вышел. Принял ее отец прокуратор, дал ейвысказаться, о зашитых письмах она, к счастью, умолчала. Ее взволнованныйрассказ он выслушал, как самое обыкновенное дело. После чего с ледянойхолодностью отпустил ее, даже пожелал ей идти с миром. Это окончательно вывелоее из себя, она выкрикнула:
— Королю вы даете умереть, а ты, пес, будешь жить.
Она ударила преподобного отца по лицу, после чего он сразу стал кроток иобходителен. Что она предполагает делать, пожелал он узнать.
Эскоман:
— Стать на перекрестке. Поднять народ против вас, убийцы, убийцы! — кричалаона за толстыми стенами, которые не пропускали ничего.
— Успокойся, дочь моя. Я сам поеду в Фонтенбло к королю.
— Это правда? — спросила она; ей очень хотелось ему поверить. Невозможно,чтобы люди были страшнее лютых зверей. Надо только подхлестнуть их вялоесердце, хотя бы пощечиной.
Итак, она ушла и не заметила, что кто-то следовал за ней по пятам, целыйдень. Другой поспешил из дома ордена Иисуса в дом герцога д’Эпернона.Произошло это восьмого мая. Короля не было в Фонтенбло; в этот час он бродил сдофином между высоких шпалер своего сада, а королева и посол занимались каждыйсвоим делом. На пересечении двух улиц Эскоман столкнулась со своим прежнимжильцом.
Он не дал удивленной женщине слова вымолвить. Как будто они рассталисьвчера, он продолжал разговор с того, на чем тогда остановился. Его великое делоназначено на ближайшее время, ему дано повеление, ему даны полномочия. Егочуткая совесть наконец-то успокоилась. Случилось это после того, как у себя народине он увидел свою благочестивую мать, причащавшуюся святых тайн. Ему,цареубийце, отказано в святом причастии. Но он матери своей, пребывающей всостоянии полной безгрешности, передоверил свое преступление, теперь оно ужеисчезло из мира, и ему нечего бояться ада. А если даже и не так, все равно онвстретится там с себе подобными прославленными личностями.
Она отвечала, что он, видимо, научился на кляузных делах, как спихивать надругого свою вину.
— Однако берегись! Ты узнаешь, что тебя опередили.
— Уж не ты ли? Повсюду говорят, что ты за это время повредилась в уме. — Сэтим он удалился.
По ее лицу вдруг потекли слезы. К ней приближались пустые носилки. Она селав них и указала свой дом. Она нарядилась и прикрасилась, как только могла:вечером она решила быть у Цамета.
И королева Наваррская помышляла сегодня об игорных столах финансиста. Ондовел до ее сведения: если у нее нет денег на игру, он будет иметь честьприготовить для нее кошелек. Но это меньше всего интересует ее, хотя она, какобычно, израсходовала свои средства преждевременно, а к королю, своему бывшемусупругу, более не имела доступа. Между тем она знает: его смерть решена.
О! Она знает это, как и другие. То, что так широко известно, надо думать, недойдет до осуществления. Посылая некогда убийцу к королю, сама она приняла всенужные меры, а дело все-таки сорвалось. Божественным промыслом он был спасен.Только бы и на сей раз покушение не удалось! Своему капеллану она велела читатьмессы о спасении одного смертного, чьего имени не назвала. А про себя меж темтвердила: «Господи, еще раз! Еще на этот раз!» Марго молилась в сердце своем,чтобы, после того как вымер ее род, ей был сохранен спутник ее юности, чтобыона не утратила всех до последнего. Двадцатилетнего юношу, которого она недавновыписала из провинции, она отсылает прочь. Все ее мысли и чувства принадлежатодному Генриху.
«Он не допускает меня к себе, да и как бы он поверил мне после того, чтосама я посягала на него. Марго, какое бессилие! Генрих, друг мой, неужто ты нераспознаешь своих врагов? Ведь каждый может тебе их перечислить, но все молчат,это заговор молчания, а что могу я, единственная, кто хочет говорить! Написатьему, что королева, его жена… Он это знает. Если бы только человек верил всему,что знает! Впрочем, моего письма он все равно ведь не получил бы. Он окружилсебя своими королевскими жандармами. Ранее его хранила одна лишь воля к жизни.Он страстно хотел жить. Генрих, я тебя не узнаю.
Они не посмеют убить его. Весь город посвящен в тайну, он не потерпитзлодеяния, поднимется возмущение. На убийцу пальцами показывают. И какая-тоженщина суется повсюду, она хочет спасти жизнь короля. Я опережу ее, и этоправо, мое последнее право, никто не смеет у меня отнять. Почему она бросаетсяко всем, а ко мне не идет?»
Мадам Маргарита Валуа поехала на дом к Эскоман, даме легких нравов. Эскоману Цамета, сказали ей. Она направила свой путь туда же, была принята с особымипочестями, и сам хозяин дома, вручив ей кошелек, провел ее в залу длявысокопоставленных гостей. Ее партнерами были господа д’Эпернон и де Монбазон —четвертой была какая-то дама, которой никто не знал. Герцог д’Эпернон посекрету сообщил королеве Наваррской, что это чужестранка и очень богатая. Можетбыть, он услышал это от хозяина дома и поверил ему. Марго нашла, что кошелек,из которого та вынимала деньги, весьма схож с ее собственным. Д’Эпернон,игравший в партии с королевой, делал ошибку за ошибкой, перед незнакомкойскоплялся выигрыш. Вдруг она собралась встать из-за стола, но подагрикзагородил ей обеими ногами выход: он хотел отыграться. Обчистить людей ипрекратить игру — на что это похоже?
Эскоман села снова. Эскоман и Марго пристально вгляделись одна в другую ипризнали друг друга. Эскоман поняла: вот она, та высокая особа, которая хочетмне помочь. Сейчас она прикажет обоим кавалерам оставить нас; слово будетсказано, и король спасен. Марго отметила: хорошо сохранившейся дамой легкихнравов, как ее описывали, я бы ее не назвала, но это она и есть. Телесныепрелести она утратила, щеки у нее впали. Но вид у нее отнюдь не угнетенный. Онаполна воодушевления. «Она подает мне пример не унывать, невзирая на поругание,усталость и опасность». Марго открыла рот — как раз в ту минуту к ней обратилсяхозяин дома. Он стоял, склонившись низко, чуть не до полу, только Марго сосвоего места видела его лицо, она невольно сравнила обычного Цамета с этимпришибленным человеком. Он бормотал:
— Мадам, простите, что я прерываю вашу игру. Ваша партнерша ищет некуюособу, а та прибыла.
— Я знаю это не хуже вас, — сказала мадам Маргарита Валуа. — Мы обе тут, —сказала она, встретившись глазами с Эскоман.
— Ожидаемая особа стоит на улице, — тихо вымолвил Цамет.
— Что? Как? — переспросил глухой.
Эскоман вскочила, она отшвырнула с пути господина де Монбазона вместе с егостулом и убежала. Толчея в зале мигом поглотила ее.
У Монбазона набухли жилы, он спросил:
— Д’Эпернон, почему это мы вместе с незнакомкой выиграли столько золота, аона бросает его на произвол судьбы?
Вместо ответа предатель захихикал своим затаенным смешком, собрал все золотои подвинул к мадам Маргарите.
— Может статься, ей оно больше не понадобится, — сказал он наконец. Маргополными пригоршнями швырнула ему золото в лицо; торопливо встала и поспешилавслед за исчезнувшей. Но та исчезла навсегда.
Эскоман хотела бежать через открытую напоказ кухню: там ждал полицейскийофицер. Она сбила его с ног, но налетела на других агентов, те набросили ей наголову толстые платки, затем ее связали.
Из тюрьмы она умудрялась все еще слать предостережения и призывы; однажды ихвзялся передать аптекарь королевы. Мария Медичи выслушала его. Свои драгоценныедокументы Эскоман с трудом переправила министру Сюлли. Он не скрыл их откороля, правда, вычеркнул сначала опасные имена. Первым стояло имя королевы; новедь коронование ее все равно неизбежно. Король ездит по улицам под охранойсвоих жандармов. Еще несколько дней, и он выступит в поход. Какой смысл раньшевремени отравлять его и без того нелегкую жизнь.
Для того чтобы вынести из темницы, где была заточена спасительница,письменные улики, судьба избрала мадемуазель де Гурней, приемную дочь господинаМишеля де Монтеня. Те же действующие лица через всю жизнь, теперь онистекаются, Генрих, на вашу кончину. Мудрейший из ваших мертвецов шлет последнеетщетное предупреждение.
Господь близок
Жандармы-телохранители короля были новым отрядом, они существовали меньшегода, лишь с тех пор, как король не был спокоен за свою жизнь у себя в столице.Их знамя было из белого шелка, заткано золотом с молнией в виде эмблемы иследующей надписью: «Quae jubet iratus Jupiter». Куда бы ни повелел Юпитер вогневе — жандармы из охраны тут как тут. Гнев, угроза молнией — столица не