Генрих:
— Не утаивай ничего, что она сказала?
Агриппа:
— Она сказала, что в Наваррском доме царит салический закон[29], дающий наследнику по мужской линии все — только нетвердость духа.
Сперва у короля опустились руки, так страшны были ему эти слова сестры. Новслед за тем он судорожно сплел пальцы и прошептал:
— Моли Бога за меня!
Таинственный супруг
И Агриппа молился, и еще многие другие, каждый в своем сердце молились в этовремя за короля, ибо им на самом деле казалось, что он в опасности, особеннодуша его, однако и тело тоже. Спасение пришло или по меньшей мере возможностьспасения открылась королю. Господин д’Эстре выдал дочь замуж.
Ее последнее приключение в Кэвре с королем на кровати и с обер-шталмейстеромпод кроватью так или иначе дошло до его ушей, Бельгард не умел молчать. Крометого, ревнивец отомстил за свое унижение, он влюбился в мадемуазель де Гиз[30] из рода лотарингцев; но род этот все ещестремится к престолу, герцог Майенн по-прежнему воюет с королем. А потомуБлеклый Лист исчез с горизонта — его не видно было ни в траншеях под Руаном, ниво время частых поездок короля по стране для военных целей. Папаша д’Эстревоспользовался отсутствием обоих, чтобы выдать Габриель замуж за господина деЛианкура — человека невзрачной наружности, которого он сам подыскал. Ни умом,ни характером тот также не отличался, зато прижил четверых детей, и двое из нихбыли живы. Это отец особенно ставил на вид Габриели: любовные связи ни к чемуне приводят; а при таком супруге она может быть уверена, что станет матерью.Это была первейшая забота господина д’Эстре. Затем не худо, что избранник —тридцатишестилетний состоятельный вдовец, замок его расположен поблизости,происхождение вполне удовлетворительное.
Габриель, с тоской в сердце, оказала сперва надменное, но не слишкомрешительное сопротивление. Она чувствовала, что покинута своим прекраснымсоблазнителем, не надеялась также и на помощь своего высокого повелителя, иначеона позвала бы его. Кроме того, она рада была позлить обоих — и высокогоповелителя, и сердечного друга. Больше хлопот причинил господину д’Эстре егозять, который, будучи от природы робок, трепетал при мысли о том, чтобыоспаривать у короля столь недавнюю его победу. Независимо от этого, мадемуазельд’Эстре была для него слишком хороша. Он слишком сильно ее желал, что при егоробости предвещало немало разочарований. Он знал себя, хотя, с другой стороны,именно скромное мнение о себе внушило ему теперь чувство духовногопревосходства. Таков был по натуре господин де Лианкур, а посему, когданаступил торжественный день, он улегся в постель и притворился больным.Нуайонскому губернатору пришлось с солдатами везти своего зятя к венцу. Притаких обстоятельствах всем было не по себе, кроме честного малого д’Эстре,который чувствовал себя на высоте положения, чего обычно с ним не бывало.Тетка, мадам де Сурди, казалось, могла бы считать, что на блестящей карьере ихсемьи поставлен крест; однако она не горевала — ей хорошо были известныпревратности счастья.
Когда госпожа Сурди, спустя три дня после свадьбы, нарочно предпринялапоездку из Шартра в замок Лианкур, что же она узнала? Вернее, она деликатновыспросила племянницу и сама же подсказала ответ. В конце концов трудно былоустановить, как все произошло; одно осталось бесспорным: господин и госпожа деЛианкур спали врозь. Едва услышав это, возмущенный отец молодой женщиныпоскакал галопом в замок Лианкур — увидел смущенные лица и не добился нирешительного «да», ни ясного «нет». Только в разговоре с глазу на глаз дочьпризналась ему, что брак ее до сих пор по-настоящему не свершился и, насколькоона успела узнать господина де Лианкура, надежд на свершение мало. Честныймалый, побагровев от гнева до самой лысины, бросился к презревшему своиобязанности хозяину замка. Отец четверых детей — и осмеливается нанести такоеоскорбление! Господин де Лианкур извинился, сославшись на удар копытом,недавно, на беду, нанесенный ему лошадью.
— В таком случае не женятся! — фыркнул честный малый.
— Я и не женился, вы меня женили! — тихо отвечал затравленный зять. Хотя ондержался робко, но вместе с тем как будто витал в заоблачных сферах. Труднобыло понять, с кем имеешь дело: с чудовищем притворства, со слабоумным или спризраком. Господин д’Эстре сразу пал духом и умчался прочь из этого замка.
Тотчас вслед за тем, получив соответствующие известия, в Нуайон прибылкороль. Он одновременно услышал не только о неожиданной потере возлюбленнойГабриели, но и об ужасной кончине ее матери. Иссуар — это город в самой глубинеОверни; мадам д’Эстре, раз навсегда забывшая долг, не могла расстаться смаркизом д’Алегром, она предпочла не присутствовать на свадьбе дочери. Лучше быона поехала! Стареющая женщина хотела напоследок исчерпать всю любовь безостатка, однако и в денежных делах тоже была крайне требовательна к своемудругу. Иссуарскому губернатору приходилось беспощадно выжимать соки изнаселения, чтобы удовлетворять прихоти своей возлюбленной. Оба стали до смертиненавистны народу — и смертоубийство свершилось. Его учинили июньской ночьюдвенадцать человек, среди них двое мясников. Они опрокинули стражу, вломились вспальню и прикончили чету. Дворянин храбро защищался, тем не менее их обоихвыбросили голыми из окна на съедение воронью.
Король сказал нуайонскому губернатору: иссуарский губернатор погиб ужаснойсмертью.
— Вместе со своей любовницей, — присовокупил господин д’Эстре, кивая головойс видом мудреца, чьи предсказания полностью оправдались.
Королю следовало бы тут почувствовать, как овевают его молитвы друзей: передним явно открывалась возможность спасения. Мать его возлюбленной первая пошлапо этому роковому пути и дошла до конца. По человеческому разумению, удержатьдочь от того же никак нельзя, однако король именно на это направил своистарания. Габриель находится теперь под защитой супруга, Генрих радовалсятолько, что это не Блеклый Лист, с ним было бы больше хлопот. Не мешкая,посетил он прекрасную свою любовь и принялся заклинать ее чем угодно, чтобы онаушла отсюда и чтобы жила с ним, иначе ему невмоготу. Ей тоже, — созналасьнаконец Габриель, с рыданием прильнув к его груди; возможно, она плакаланастоящими слезами, Генрих их не видел. Во всяком случае, имя господина деЛианкура вырвалось у нее со вздохом и вместе с ним еще одно слово, от которогоу Генриха замерло сердце.
— Это правда? — спросил он.
Габриель утвердительно кивнула. Однако добавила со вздохом, что будеттерпеть этого мужа, несмотря на его неспособность к супружеской жизни.
— Пример моей бедной матери — страшный урок для меня. Я боюсь господина деЛианкура, потому что не понимаю его. То, что он говорит, — нелепо, что делает —загадочно. Он запирается у себя в комнате. Я пыталась подсмотреть в замочнуюскважину, но он прикрыл ее.
— Мы это все разузнаем, — решил Генрих и в воинственном настроениинаправился к владельцу замка, но противника себе не встретил. Дверь быланастежь, человек без определенной физиономии склонился перед королем, казалось,все житейское ему чуждо, кроме разве изящной одежды, затканной серебром, иослепительных брыжей — панталоны, равно как и камзол, сидели безупречно,принимая во внимание его жалкий рост. Надо было ухватиться за что-нибудьосязаемое, и Генрих спросил щеголя о происхождении и стоимости надетых на неготканей. Не дослушав ответа, Генрих воскликнул:
— Это правда, что вы не мужчина?
— Я был им, — сказал господин де Лианкур с таким видом, словно весь он впрошлом. Еще он сказал строго официально, с расстановкой и поклонами: — Иногдая бываю мужчиной. Сир! Я сам решаю, когда мне быть им.
Возможно, это было чистое высокомерие. Либо под этим скрывалась преданностьцарственному любовнику своей супруги; трудно было понять сущность этогочеловека и добиться от него точного ответа. Генрих промолвил почтипросительно:
— А удар копытом?
— Удар копытом имел место. Мнение докторов о нем и его последствияхдопускает различные толкования. — От этого заявления король только ротраскрыл.
Ему стало как-то не по себе. Отсутствие определенной физиономии,непостижимая скромность и самоуверенность, как у лунатика или привидения. Этосущество ни в чем не признается, ничего не желает; оно только показывается,только заявляет о своем существовании, да и то слабо. Генриху стало невтерпеж.Он ударил кулаком по столу и закричал:
— Правду!
Его гнев относился к обоим, к этому призраку и еще больше к Габриели,которая, вероятно, налгала ему и каждую ночь спала с мужем. Он крупными шагамипересек комнату, упал в кресло и прикусил себе палец.
— Жизнью вашей заклинаю! Правду!
— Сир! Ваш слуга ждет приказаний.
Тут ревнивец понял, что все будет так, как он пожелает. Ему следовало быраньше додуматься до этого; мгновенно успокоившись, он приказал:
— Вы передаете мне мадам де Лианкур. За это вы назначаетесь камергером.Габриель получает от меня в качестве приданого Асси, — замок, леса, поля,луга.
— Я ничего не требую, — сказал супруг. — Я повинуюсь.
— Габриель продолжает носить ваше имя. Возможно, что в дальнейшем я еесделаю герцогиней д’Асси. После ее смерти все наследуют ваши дочери. Сударь! —окликнул он, перебив сам себя, ибо казалось, будто тот уснул стоя. — За это выподтвердите без возражений все, что нам угодно будет объявить, — продолжалпредписывать король. — Иначе берегитесь: госпожа д’Эстре вышла за вас замужтолько по принуждению, и своих супружеских обязанностей вы не выполняли, всеравно, по причине ли удара копытом или тайной болезни. Понятно?
Можно было не сомневаться, что господин де Лианкур понял, несмотря на своестранное оцепенение. Оно возрастало, по мере того как на господина де Лианкурасыпались подарки, смертельные опасности и перемены судьбы. Генрих оставил его изахлопнул за собой дверь.
По уходе короля тот некоторое время стоял, устремив взгляд себе под ноги.