по имени Цамет. Дом Цамета был в одно и то же время игорным притоном, ссуднойкассой и борделем, и король посещал его.
Пожалуй, лучше все-таки было сопровождать его, хотя бы на знаменитую ярмаркув Сен-Жермене, и Габриель взяла с собой нескольких дам, в том числе свою теткуде Сурди и мадам де Сагонн[59]. Последняялюбила посплетничать. Габриель рассчитывала на то, что все немедленно дойдет досведения двора. Поэтому она устроила так, чтобы король стал торговать для неекольцо, португалец запросил несуразную цену, и Габриель отказалась от кольца.Но бережливость так же мало помогла ей, как и строгость нравов. Кто ищетнедоброжелательных объяснений, всегда найдет их.
Во вторник на масленой у мадам Екатерины Бурбонской состоялся большой бал вчесть Габриели. Тюильрийский дворец, в котором жила сестра короля, сиял огнями,не осталось ни одной темной каморки, ни одного укромного уголка. Все придворныедамы, собравшиеся вокруг сестры короля и его бесценной повелительницы, былиодеты одинаково в бирюзовый шелк; бирюзовый — излюбленный цвет белокуройГабриели, а шелк — из мастерских короля. На всех были маски; чтобы отличитьодну от другой, надо было доподлинно знать телосложение своей дамы или заранееусловиться с ней.
Музыка звучала с хоров, негромко и степенно, здесь допускались одни строгиетанцы, и некоторые девицы утверждали потихоньку, что будет очень скучно. Многихудивляло, что кавалеры запаздывают, а затем еще больше, что они прибыли всеразом. Появление их было весьма странно, некоторые из них, присев на корточки итяжело выбрасывая вперед ноги, с громким стуком прыгали по зале. Другие шагали,выпрямившись во весь рост, который вдобавок непомерно увеличивали скрытыеходули и высокие шапки, украшенные астрологическими рисунками. Эти великанытоже стучали в тазы деревянными ножами. По их длинным одеяниям можно былопонять, что они изображают волшебников. Вместе с тем они смахивали и набрадобреев, а прыгуны напоминали цирюльников. Даже пиявки или нечто похожееторчало у них из карманов.
Дамы сперва смущенно смотрели на происходящее, на непрерывное шествие своихкавалеров, которых уродовали не только личины и длинные носы. Это была какая-топомесь чародеев с цирюльниками — одни были похожи на скачущие обрубки, у другихголовы высоко парили под знаком созвездий, те привязаны к земле, эти вознесенынад ней, ни одного настоящего человека, все карикатуры, следующие друг задругом по пятам, а в целом какой-то парад марионеток: право же, дамам стало непо себе. «Неужели это наши кавалеры?» — спрашивали они, пока вертелся хоровод.Некоторые захихикали, и, наконец, все безудержно рассмеялись. У двух или трехсмех перешел в припадок, они визжали, откинувшись на спинку стула.
Их крики, а также странное представление привлекли внимание челяди. Дажепривратники и солдаты, отгонявшие внизу любопытных, покинули свои посты; каждыйпредполагал, что его заменит другой. Но другой думал то же самое, и потомупостепенно все очутились наверху. Они теснились в одной из галерей и черезрастворенные двери заглядывали в залу. За ними прошмыгнули любопытные, которыхнекому было выпроводить, и вскоре вся галерея наполнилась постороннимизрителями. Солдаты не спешили разгонять толпу, потому что им здесь тоже было неместо. По причине давки, которую они сами создавали, люди вталкивали друг другав бальную залу, где придворные исполняли балет брадобреев. Господа не разудостаивали своим вниманием улицу. Теперь улица явилась с ответным визитом.
Среди тех, что пришли с улицы, находился настоящий брадобрей. На нем тожебыл картонный нос с бородавками. Нос и звание давали ему, на его взгляд, правопринять участие в балете, раз он исполнялся в его честь. Он присел на корточки,как остальные брадобреи, и принялся стучать своими инструментами, которые былинеподдельными, и пробовал тоже выбрасывать ноги по всем правилам искусства. Ноэтому искусству он не обучался, а потому опрокинул того, кто плясал перед ним,сам же упал на руки плясавшему позади. Падая, передний брадобрей увлек за собойодного из чародеев, тот поскользнулся на своих ходулях и во весь огромный ростобрушился на нескольких прыгунов. За ним зашатался и следующий чародей. Отиспуга и любопытства подняли крик и дамы и простонародье. Никто не мог бысказать, в ком сильнее был испуг, а в ком любопытство.
Между тем подлинный брадобрей лежал в объятиях поддельного, и последнийраспознал подлинность первого, нюхом ощутил ее. А потому он сказал:
— Хочешь, свинья, заработать экю?
— Еще бы, — сказал подлинный.
— Видишь зеленую особу, которая прячется за стеклянной дверью? Выбрей еенаголо, как полиция бреет таких девок, — потребовал поддельный. Подлинныйвозразил:
— А вдруг она дама? За экю рисковать не стоит, меньше золотого взятьнельзя.
— Согласен на золотой. — Поддельный брадобрей показал монету. — Дело в том,что эта особа носит парик, и ты выбреешь ее для виду. Шутка условлена заранее.Будь наготове, когда тебя позовут.
Тут, наконец, фигуры смешавшегося балета пришли в порядок, брадобреи стояливо весь рост, а чародеи — на своих ногах, без ходулей. Дамы проявляли живейшуюзаботу о своих кавалерах — не пострадал ли кто-нибудь из них при падении.Каждая искала своего и находила его легче, чем он ее. Габриэль д’Эстре схватилав сутолоке руку короля, она давно узнала его в среднем из семи чародеев.
— Сир! Скорее прочь из сутолоки. Возлюбленный повелитель, вспомните ЖанаШателя и его нож.
С этими словами она увлекла его в один из ближних покоев; там она поспешилазадуть все свечи, до которых только могла достать. Ни на миг не выпуская рукиГенриха, она закрыла его собой, чтобы его не было видно, и прошептала:
— Этого вам не следовало делать.
— Бесценная повелительница, я не виноват, что представление приняло такойоборот. Вы ведь знаете, что я хотел изобразить чародея, и больше ничего.Брадобрей явился по собственному почину. Балет чародеев и брадобреев, хотя иразучивался очень тщательно, все же был допущен по нечаянности инеосмотрительности, уверяю тебя и клянусь тебе. — Генрих поцеловал еепрелестный подбородок. Красивый рот был прикрыт кружевом маски.
Тем временем в зале стало необыкновенно тихо. Оба выглянули туда, но неразобрали, что случилось. Измененный, шутовской голос проблеял, нарушивтишину:
— Солдаты, повинуйтесь мне. Я состою при дворе. Возьмите зеленую особу, онаубежала от меня и захватила мои драгоценности.
Другой хриплый голос прервал его:
— Правильно поступила девка, что окупила свои и мои убытки. Потому что мневы не уплатили за сводничество, старый скряга.
Зеленая особа, как ее именовали, принялась браниться: по сиплому голосу былоясно, что это уже не подделка. Говору улицы подражать можно, но тону — нельзя.Словом, тут разыгрывалась комическая сцена между девкой, нарочно для тогоприведенной, и двумя кавалерами, которых король и его возлюбленная вскореузнали по голосам.
— Это господин де Роклор, — сказал Генрих.
— Это господин де Варенн, — сказала Габриель. И еще тише добавила: —Ужасно.
Она угадала раньше, чем это понял король, что готовится оскорбление ей.Господин де Роклор, товарищ короля из поры его юности, его сверстник, онсохранил легкие нравы тех времен. Меня ему не за что ненавидеть. Он протестант.Но он любит посмеяться; и потехи ради он предает меня сейчас моим врагам, сам,может быть, того не зная.
— Вот дурни! — Генрих хотел вмешаться. Габриель удержала его. — Что этовзбрело на ум моему Роклору? — спросил он. — А Варенн? Ведь он когда-то былвестником между мной и вами. И за это из повара стал богачом. А сейчасизображает сводника, будто он на самом деле не таков. Господи помилуй, меняокружают безумцы.
— Менее безумные, чем вы полагаете, — пробормотала Габриель и вся поникла унего на груди. Тут он увидел, что под маской глаза у нее подернуты слезами.
— Красавица моя, — пробормотал он. — Сердце мое. — Перед ее горем он совсемрастерялся. Там, в зале, делали вид, что шутят. А то, что преподносится шутя,никогда не следует принимать всерьез, даже если на самом деле это серьезно.
Габриель шептала настойчиво:
— В этой комнате есть потайной ход. Как бы отыскать дверь в стене! Скореепрочь отсюда, мой возлюбленный повелитель!
Но найти секрет было не так просто, особенно не зная его в точности.Выстукивая стены, Генрих приблизился к выходу в залу — и несколько раз ужезаносил ногу, чтобы броситься туда и прервать комическую сцену, ибо и он теперьслышал, сколько в ней скрывалось ехидства, яда и насмешки. Двое солдат изстражи тоже приняли в ней участие, и пока сводник оборонялся, мнимый придворныйнепрерывно требовал брадобрея с бритвой. Девка между тем хриплым визгливымголосом хвастала, что у нее есть защита, против которой бессилен кто бы то нибыл. Словом, нельзя терять времени, ни минуты нельзя терять, с каждой фразойстановится яснее, что они подразумевают меня и мою бесценнуюповелительницу.
Он оглянулся на Габриель: она прислонилась к стене, рука ее лихорадочнонащупывала дверцу. Но спасение она ждала уже не от потайного хода. Он самдолжен оградить ее; того же хотел, к тому страстно стремился и он. Если бы ямог вмешаться и выступить совершенно открыто!
Он готов был сделать это, но другой опередил его.
Тот тоже был наряжен чародеем, а ростом и проворством движений напоминалкороля, даже хватка его показалась знакома зевакам, когда он отстранил их.Брадобрея он встряхнул так, что у того выпала из рук занесенная бритва, ишвырнул его на пол. Сводник Варенн был награжден пинком в зад, оба солдатаубрались сами. Остался один господин де Роклор, который все еще пытался блеятьпо-козлиному. Но у него пропала к этому охота, когда новый участникпредставления сбросил маску.
Это оказался граф Суассон: какая неожиданность для большинства! Фигурой и,пожалуй, даже лицом он до некоторой степени походил на своего августейшегокузена, только он был лишен остроты ума и величия. То и другое у Суассона вподобных случаях заменялось свирепой миной; вот и сегодня его лицо от гнева