Безмерность мук!
Умри в груди страданье
И сердца стук!
Надеюсь, счастлив буду,
Покорствуя судьбе:
Я Францию добуду,
Вселенная — тебе!
Жестокое прощанье!
Безмерность мук!
Умри в груди страданье
И сердца стук!
Затмился день тоскою —
Задую, как свечу,
Но всходишь ты звездою —
И снова жить хочу.
Жестокое прощанье!
Безмерность мук!
Умри в груди страданье
И сердца стук![69]
Когда Гийом умолк, долго стояла тишина, если не считать затаенноговсхлипывания, подобного всхлипыванию волн под скользящим кораблем. Наконецгерцогиня де Бофор поднялась; родимое пятно пажа Гийома де Сабле побледнело присвете звезд, оно могло быть и розой, и крепостью, и женским лоном. Габриельпоцеловала это родимое пятно.
Корабельщики взобрались на мачты и там наверху принялись повторять то, чтозапомнили из новой песни. Гийом сказал королю:
— Сир! Это ваша песня.
— Я подсказал ее, но не я ее сложил, — возразил Генрих и протянул юношеруку. Бросил взгляд на нового владельца замка Сюлли — и лицо у него при этомбыло такое, с каким он обычно осмеивал людей. Но он не сказал, о чем думал.«Наше владение? Песня, которая будет на устах у всех».
И тотчас же лицо короля приняло умиленно-растроганное, торжественное иблагочестивое выражение. Он вспомнил о старых псалмах, которые часто пелпрежде, и им была подобна его песня. Он повторил ее на ухо прелестной Габриели,когда уходил вместе с ней.
Мир или война
При французском дворе в ту пору хорошо ели. После победоносного мира первойзаботой короля было получить самых откормленных гусей со своей родины Беарна.Пиршествами, охотами и праздничными забавами он хотел убедить самого себя ивесь мир, что опасностей больше нет, что он утвердился во владении. Мир какбудто поверил ему. Во время частых парадных трапез король щеголял своимпрославленным аппетитом, но на самом деле утратил его.
— Раньше ничего не было, — говаривал он в кругу друзей. — Теперь я ничего нехочу.
Товарищ юношеских лет, маршал Роклор, дал этому объяснение:
— Сир! Раньше вы были отлучены от церкви. А такие всегда прожорливы, какдьявол. — Но король лучше знал причину.
Он достиг гавани, пусть хоть временной и не вполне безопасной. Начинания ещебольшего размаха сделали бы его поистине спасителем Европы, до сих пор он былим в глазах других, но не в своих собственных. Он знал свою миссию, нооткладывал ее из благоразумия и пока что отказывался от нее, не в страхе засебя — ведь ему досталась бы слава, — а во имя своего народа, ибо томудостались бы одни тяготы. Мир! Мир!
Милорд Сесиль и принц Нассауский[70] былиприняты в Лувре еще до того, как испанские послы совершили свой торжественныйвъезд. Король поспешил им навстречу.
— Дон Филипп умер.
Он снял шляпу, впрочем, тут же бросил ее наземь и предложил своим союзникампоступить так же.
— Испанский церемониал отслужил свое.
Милорд Сесиль:
— Понятно, что старый негодяй умер. После того как вы его побили, ему толькои оставалось умереть.
Принц Нассауский:
— Ему самому — конечно. Но Испания…
Король Генрих:
— Вы подразумеваете вселенскую монархию?
Принц Нассауский:
— Я подразумеваю разбойников, которые прикованы друг к другу на одной галереи так управляют миром.
Милорд Сесиль:
— Мне отрадна мысль, что захватчики хоть и опустошают теперь нашузлополучную часть света, но прикованы к одной цепи, и за первым падут ещемногие.
Король Генрих:
— Господа, бывает пора войны, но бывает и пора мира.
Милорд Сесиль:
— Я искренний друг мира.
Принц Нассауский:
— Дабы стать поистине миром, мир должен быть дорог и желанен обеим сторонам:не только нам, но и захватчикам. Они же играют комедию мира. После вашего, сир,достославного Вервенского мирного договора испанских войск в Европе больше невидно.
Милорд Сесиль:
— Зато им на смену являются отряды добровольцев, я бы назвал их шайкамиразбойников и всех бы перевешал. Добровольцы! Испанцами зовутся они, собраны извсех возможных стран, ни одно государство не посылало их, ни одно не объявляетвойны и, Боже упаси, не собирается воевать. Новая ловкая выдумка, британскомудругу мира забавно наблюдать, как она осуществляется.
Принц Нассауский забывается, вскакивает, кричит:
— Только не нидерландскому! Не немецкому! Моя страна гибнет. Мой народистребляют. Это хуже открытой войны, это страшнее и больше претит душе. Сир!Помогите. Вы единственный из королей, кто держит меч.
Король Генрих молчит.
Милорд Сесиль:
— Принц Нассау, сядьте. Все можно сказать спокойно. Король не хуже насзнает, что происходит. Шайки разбойников, которые якобы никому не подвластны,но на деле всякий знает их хозяев, — эти шайки пожирают не одну Голландию, ониподобрались и к Германии. Они вгрызаются в немцев, как в протестантов, так и вкатоликов. А католики и протестанты тоже начали истреблять друг друга. Это ведьдает известные выгоды.
Принц Нассауский:
— Выгоды! Я готов биться головой об стену.
Милорд Сесиль:
— Бросьте. С ваших соотечественников и без того снимут головы. Я имею в видувыгоды для захватчика. Он ни за что не ответствен, как мы уже упоминали.Вдобавок его замаскированная война не стоит ему ни гроша, его шайки сами себяокупают. И, наконец, главное — такое положение не ограничено временем. Онобудет длиться до тех пор, пока разбойники вселенской монархии видят в немпользу.
Принц Нассауский:
— Целый век!
Милорд Сесиль:
— Полвека. Достаточный срок, чтобы довести до озверения весь материк. Яговорил «вгрызаться и истреблять» как бы иносказательно. Но люди в буквальномсмысле слова научатся пожирать друг друга.
Принц Нассауский:
— Что же решит король, к которому Европа взывает как к своему спасителю?
Король Генрих:
— Милорд, поможет ли мне ваша великая королева, как помогала уже многораз?
Милорд Сесиль поднимается.
Принц Нассауский вскакивает.
Король Генрих встал с кресла.
Милорд Сесиль:
— Ее величество готова и намерена поддержать начинание всеми своимивооруженными силами на море и на суше.
Принц Нассауский:
— Нидерландские генеральные штаты пожертвуют всем, чем могут.
Король Генрих:
— Тогда я поистине могу оказаться сильнейшим; могу быть достаточно силен,чтобы предотвратить великую войну и чтобы имя мое стало благословенным передБогом и людьми. Слишком вески должны быть причины, чтобы лишить меня спасениядуши, не говоря об уважении людей. Война для меня запретна, говорю я и требую,чтобы вы, господа, дали мне договорить до конца. Мне самому тоже пришлосьвыслушать папского легата, когда он здесь, в этой комнате, предрекал мне, будтоя дойду до того, что подниму оружие против католическо-христианского мира.Будто на мне лежит подозрение, что я хочу повсеместно взять под свою защитупротестантство — и не во имя веры, а ради собственной своей славы. И я успелподтвердить подозрение легата, даровав в Нанте мой эдикт.
Милорд Сесиль, принц Нассауский говорят возбужденно и наперебой.
Король Генрих:
— Господа союзники! Поборники мира и просвещенных нравов! Захватчик творитмерзость. Свет был полон мерзости с тех пор, как я имею с ним дело. Однако я неунывал. Воевал я всегда лишь во имя человечности. Так я действовал в своемкоролевстве и так же выступил бы в поход против ваших разбойников.
Милорд Сесиль, принц Нассауский говорят вместе:
— Решено! Вы будете действовать. Вы наш великий предводитель. Пусть жераспадется их Священная Римская империя, пусть рухнет их святая церковь.
Король Генрих:
— Точь-в-точь это же говорил легат, только добавил еще, что я тем самымстану повелителем мира.
Милорд Сесиль отстраняется от принца Нассауского, отступает на шаг:
— Это, должно быть, шутка. Ее британское величество и в мыслях не имеетвести войну с такой целью.
Король Генрих:
— Я тоже — и вообще не намерен вести ее.
Принц Нассауский — с трудом сдерживая слезы:
— Сир! Неужто у вас нет жалости к этому злосчастному миру?
Король Генрих:
— Есть! И прежде всего я жалею мой народ и мое королевство. Ибо у них заплечами двадцать лет войны, и теперешнее поколение будет помнить ее до концадней. Я не считаю себя господином судьбы и взял бы на себя слишком много, еслибы попытался уберечь другие страны от великой религиозной войны, которуювынесла моя страна и все же уцелела. Из долгих смут мое королевство вышло сновым тяготением к разуму, и это тяготение я буду поддерживать, а не пресекать.Границы моего королевства открыты, крепости полуразрушены, флот в плохомсостоянии, многие провинции превращены войной в пустыню. Дабы народ мой могесть досыта и рожать детей, я должен вложить меч в ножны.
Принц Нассауский:
— Ради того, чтобы ваши французы жили в достатке и довольстве, вы обрекаетебольшую часть Европы на величайшие ужасы. Ваше разоружение окончательноразвязывает разбойникам руки.
Милорд Сесиль:
— Однако же здесь в стране благополучие крестьян и ремесленников заметновозрастает.
Король Генрих:
— А люди созданы для того, чтобы жить в благополучии. Кстати, они быпрогнали меня, если бы я думал иначе. Мое собственное благополучие и моегосударство зависят от одной или двух проигранных битв. Знайте же, господа,волей или неволей, но я распускаю свои войска.
Они говорят: велик
Испанские послы въехали в Париж. Они прибыли торжественно, как того требовалс трудом достигнутый, заключенный на веки вечные мир. Тем более удивила ихнепринужденность двора и короля, который считался великим. Они не заметили внем величия. Король Франции прежде всего повел их в залу для игры в мяч, там