обстраивалась Королевская площадь. Еще больше осуждали они затею короля —послать суда в другое полушарие, — к чему это? Ради золота, воображаемогозолота из стран, которые на карте остаются белым пятном, так они неизведанны,холодны, пустынны и чужды по своим свойствам? Мы никогда в глаза не увидимэтого золота, и король тоже его не увидит.
Некий господин де Бассомпьер, любопытный от природы, отправился в трактир,где многочисленные посетители обсуждали общественные дела. В нем не узналипридворного кавалера; он назвался иностранцем. Тут он услышал истинное мнениепочтенных людей, не считая того, что присовокупили менее почтенные. Черезнекоторое время Бассомпьер заметил:
— Я сам побывал в тех странах, что остались белым пятном.
Получив приглашение подсесть поближе, он спросил, верные ли ходят слухи:
— Король Франции будто бы выбрал самые холодные части Нового Света, чтобыпереселить вас туда?
Он сказал это не с целью опорочить перед ними короля, а просто чтобыуслышать глас народа и затем блеснуть при дворе своими сведениями. Кстати, онникогда не бывал в далекой Индии и даже не плавал по морю.
Почтенные горожане за столом предусмотрительно сдержали возмущение, хотя онобыло бы вполне уместно. Пьянчужка, который пил кислое вино и рукава у него былив заплатах, тот заранее не соглашался, чтобы его с женой и шестью детьмипогрузили на корабль. Со всяческими лишениями, так кричал он, он платит королюто, что полагается. Не хватает еще, чтобы королевское судно высадило его ссемьей на краю пустыни, а затем преспокойно уплыло прочь.
Любопытный кавалер старался получше выпытать мнение людей. Именно в самойхолодной Индии находятся золотоносные копи, в чем он воочию убедился, утверждалон; они доверху наполнены золотом. В ответ на явное недоверие он сослался наИспанию, которая всем своим могуществом обязана сокровищам Перу, без них онаникогда не посягнула бы на это королевство, вашу родину.
— Зато наш король Генрих разбил испанцев, никакие богатства всех Индий, окоторых вы толкуете, не помогли им. — Это сказал степенный мужчина в кожаномпереднике дубильщика — Король — друг честного труда, это я сам испытал на себе.Он не станет посылать в дальние страны проходимцев, чтобы они загребалинезаработанное золото.
На одном конце стола пиршествовал судейский писарь, утром он получил взяткуот одной из сторон, а вечером проедал ее. И без того красный, от гнева онсовсем побагровел и зарычал:
— Лучше уж этим голодранцам убивать там дикарей, чем подкарауливать нас удверей наших домов.
На самом деле у писаря своего дома не было, тем ретивее защищал онсобственность. Многие согласились с ним. Любопытный, наслушавшись достаточно,собрался встать и уйти. Но при разговоре присутствовал, не принимая в немучастия, какой-то человек, он сидел на скамье у стены и что-то чертил на листебумаги. Теперь, когда он выступил на свет, обнаружилось, что он стар. Сильнопоношенная одежда, казалось, пострадала не на черной работе, да и фигураосталась стройной. На лице обозначались черты, накладываемые учением и знанием,но люди, которые работают руками, часто принимают их за следы скорби.
— Господин де Бассомпьер, — обратился он к любопытному. — Вы тоже именуетесебя мореплавателем, посему я осмеливаюсь предположить, что мое имя вамзнакомо. Я — Марк Лескарбо[72].
Тот, к кому он обратился, был очень смущен, ибо в самом деле слыхал об этомчеловеке. Безо всякого злого умысла он ответил:
— Вы из приближенных адмирала Колиньи.
Люди за столом переглянулись. Протестант!
— Я действительно был в числе первых французов, которые отправились в НовуюФранцию, — сказал тот. — Так зовется северное побережье Америки с тех пор, какмы ступили на него. Это страна, где берега тянутся на тысячи миль, за нимиматерик, и мы обследовали его. В беглом наброске, который я сделал при скудномсвете, обозначены богатства недр, рыбная ловля, охота на пушного зверя иплодоносные земли, наряду с климатом различных времен года. Немного осталосьбелых пятен на моей карте. Я даю ее тем, кому она незнакома и кто никогда непредпринимал путешествия в холодную Индию, хотя она вовсе не холодна.
Человек, назвавшийся Лескарбо, положил бумагу на стол, а сам не спускал глазс придворного. Пока посетители перешептывались над картой, Бассомпьер тихонькопопросил:
— Не ставьте меня в неловкое положение за то, что я солгал. Я хотел лишьдопытаться, что думают люди, и сообщить королю, ибо ему надо это знать.
— Однако, — возразил Лескарбо, — важнее было бы людям знать, что думаеткороль.
Придворный держался почтительно, даже смиренно.
— Этим никто не может похвалиться. Великий король лучше постигает все «за» и«против», чем это доступно нашему пониманию. Его величество выслушал вас. Неотрицайте, — сказал он, когда собеседник сделал уклончивый жест, — Иначе я васуличу во лжи, как вы меня. Его величество выслушал вас, а затем благосклонновнял и своему министру.
— Прославленному господину де Сюлли. — Это имя Марк Лескарбо произнес иначе,чем все другие слова.
В тоне слышались горечь, ненависть, духовная рознь, которая глубже всякойличной. «Отчего он далее не думает притворяться?» — спрашивал себя Бассомпьер.Его чувства к Рони обнаруживаются во всей наготе, и лицо ученого разомстановится лицом каннибала.
— Прославлен, влиятелен, без него не обойтись, — беспечно бросил Бассомпьер.Старик, много повидавший на своем веку, оставил придворного и обратился кпосетителям харчевни, изучавшим его карту. Им он принялся описывать СевернуюАмерику с таким жаром, с таким необузданным рвением, что им казалось, будто онина ярмарке и, раскрыв рты, слушают, как лекарь-шарлатан выхваляет своичудодейственные снадобья.
— Во что это обойдется? — спрашивали многие. — Снарядить корабли иотправиться за золотом? А если флот погибнет?
— Не погибнет, — решил незнакомец, который побледнел от воодушевления иоттого стал еще подозрительнее. — А главное, выкиньте вы из головы золото. Вырассуждаете как тупоумный министр, его трогают только богатства, которыеблестят. Но благословенны лишь те богатства, какими природа награждает нашитруды. Я признаю лишь те золотые россыпи, что зовутся хлеб, вино и корм дляскота. Если у меня будут они, то будут и деньги.
Слушатели призадумались. Одежда на нем поношенная. Значит, он не привез ещекорма для скота из холодной Индии. Тем не менее один из сидевших за столомоткашлялся, это был дубильщик, он сказал:
— Король Генрих не станет посылать проходимцев в дальние страны, я знаю его,он помогал мне в моей собственной мастерской, как всем известно. Если вы емудокажете, что работа там — дело стоящее, тогда он на все пойдет.
— Стакан вина! — крикнул Лескарбо, мореплаватель из времен адмирала. — Я ещетрезв. Мне нужно чокнуться с дубильщиком.
Он залпом выпил стакан. Потом сел и заговорил, доверчиво заглядывая в лицагостям.
— Король желает этого, — сказал он. — Тут, как и во многих других делах, онкладет начало тому, что наметил себе в юности. Никакой министр не отпугнет его,сколько бы ни толковал ему, что выше сорокового градуса ничего не родится и несозревает. Король знает одно: там родятся люди. Они дикари и не ведаютхристианского учения, тем нужнее нам поехать туда и спасти их — под угрозойпогибнуть самим. Ибо и там, и здесь живут люди, и они заслуживают того, чтобымы даже погибли за них. Вы слышите меня?
Чем сосредоточенней они внимали ему, тем настойчивее спрашивал он. Один изсидевших за столом подпер голову обеими руками и, широко раскрыв глаза,всматривался во что-то далекое.
— Я слышу, — прошептал он, не шевеля губами. В полной тишине Лескарбопродолжал говорить:
— Здесь есть люди, которые не находят себе дела и не едят досыта, — этоуволенные солдаты и безработные ремесленники. Даже многие из нашихпрославленных на весь мир суконных фабрик еще бездействуют.
— Кому вы это говорите? — прошептал гость, подперший голову руками.
— И там живут люди, они не знают ремесел и почти не обрабатывают земли. — Ктому же они язычники. И ради них нам следует пуститься в море. Людям, которыеживут там, и людям, которые живут здесь, наш король одинаково придет на помощь,если мы пустимся в море. В те времена, когда он звался Наварра и был гугенотом,он вопрошал вместе со всеми нами: смеем ли мы заполонить те страны, что сталиименоваться Новой Францией после того, как мы приплыли к ним, смеем ли мыограбить их обитателей? Нет. Напротив, мы должны заслужить их дружбу ипостараться, чтобы они стали подобны нам. Мы и в мыслях не имеем истреблять их,как поступают с отдаленными народами испанцы. Мы следуем закону жалости имилосердия, по слову нашего спасителя: «Придите ко мне все страждущие иобремененные». Я успокою вас, а не истреблю, — такова воля Господа, и она женаправляла нашего короля.
Полная тишина и озадаченные лица — всякий раз трудно поверить, чтодействовать надлежит согласно закону человечности, а именно так хочетдействовать король. У гостя, который подпер голову руками, взгляд застилалислезы, тем лучше видело его внутреннее око. Перед ним встал мост под потокамиливня, парапет, он сам наполовину уже по ту сторону, вот он скользит и сейчассорвется. Кто-то рванул его назад. А раньше никого видно не было; и вместоодиночества, которое он считал бесповоротным, кто-то возвращает его в жизнь.Прикрывает его наготу своим плащом, велит солдату проводить его в больницу,велит лечить его, дает ему работу, и пропащий студент богословия превращается всуконщика, сидящего здесь, в одного из возрожденных суконщиков, их много нафабриках, которые теперь пущены в ход.
Бывший самоубийца хочет говорить, впервые его тянет поделиться тем, что онзнает. До сих пор это казалось ему малопочетным и не особенно примечательным.Внезапно перед ним возникает целый мир, полный свершений, и ему довелосьзаглянуть туда. Он запинается, преодолевает волнение, он говорит. Обращается онк судейскому писцу, неизвестно почему он выбрал его. Подкупленный и