Латур замолчал. Снаружи доносилось шарканье и топот приходящих и уходящих солдат, вечно выполняющих какие-нибудь никчемные поручения по гарнизону. Раздался легкий стук в дверь, и вошел молодой офицер. Он двигался негнущейся походкой, слегка подергивая плечами, как будто его держали за руки невидимые стражники. Остановившись перед столом Ла- тура, офицер щелкнул каблуками и, резко выбросив кверху руку, отдал честь. Затем он вручил Латуру пакет и застыл в ожидании. В этом человеке не было ничего запоминающегося, кроме походки. Армия стерла с его лица все характерные черты, которыми оно, быть может, обладало. Латур кивнул головой, и офицер, повернувшись кругом, вышел. Полковник проводил его глазами.
— Мое начальство требует решительных мер, — сообщил Латур. — Ну что ж, начнем с введения комендантского часа. Проследить за его строгим соблюдением поручено капитану Кребсу. У него особый талант к выполнению приказов. Кребс выдвинулся из рядовых, это настоящий военный автомат. Так вот, если бы вдруг наш друг Блашон решил пренебречь комендантским часом… или, скажем, так: если удастся побудить его совершить неблагоразумный поступок и он появится на улице после наступления темноты…
— Но разве вы можете за это арестовать?
— Разумеется, нет. Во всяком случае, не больше, чем на час-два. Но это все, что нам требуется. Один час. За это время мы успеем обыскать его дом. Видите ли, мы с Боссюэ подозреваем, что Блашон замешан в одном деле, слишком крупном даже для него. Мы думаем, что он снабжает оружием Фронт национального освобождения. Проникнув в его дом, мы рассчитываем найти соответствующие доказательства. Тогда даже Блашон не сумеет отвертеться.
— Да, — сказал я, — может быть, и не отвертится. Простите, пожалуйста, но все это кажется маловероятным, по крайней мере, мне, поскольку я далек от таких дел.
— Вам непонятно, зачем Блашону снабжать оружием противника? Но если вдуматься, как это ни парадоксально, здесь есть известная логика. Фронту национального освобождения не хватает оружия. Без него арабы не могут воевать. Блашон хочет, чтобы алжирцы воевали, с тем чтобы разгромить их раз и навсегда. Поэтому он и снабжает повстанцев оружием. Не говоря уже о том, что это приносит ему немалый доход.
— Понимаю, — сказал я, — но что же мешает вам прямо произвести обыск в его доме? Зачем его сначала задерживать?
— Блашон принял весьма разумные меры предосторожности, чтобы его не застигли врасплох. Его дом похож на крепость. Говорят, он якобы истратил миллионов десять франков, чтобы сделать свой дом неприступным на случай нападения повстанцев из Фронта национального освобождения. Как только Блашон увидит, что мы приближаемся, он тут же уничтожит улики, которые мы ищем. Нет, боюсь, что наша единственная надежда — захватить его вне дома, а потом произвести обыск обычным порядком, на основании ордера. И в этом, мой дорогой друг, я самым искренним образом надеюсь на вашу помощь.
Мне стало немного не по себе, но я молчал, наблюдая, как Латур нервно перебирает руками предметы, лежащие на столе.
— У Блашона есть слабость. Он любит хорошеньких девушек, — медленно продолжал Латур, внимательно разглядывая восточную статуэтку, словно желая расшифровать и прочитать вслух надпись, вырезанную на ее основании. — Да, да, трещина в броне. Ахиллесова пята многих людей такого сорта. Видимо, природа постаралась, чтобы никто из нас не был абсолютно неуязвим. Даже такие умные люди, как Блашон, невероятно глупеют и становятся слепыми, когда в дело впутывается хорошенькая девушка. Это, возможно, оправдывает ту не совсем приятную систему, которой пользуется здешняя полиция, ведя пристальное наблюдение за жизнью одиноких хорошеньких женщин. Скажу вам без преувеличения, что архивы сюртэ забиты такими сведениями; большая часть- из них показалась бы нам с вами страшно банальными и скучными… Подслушивание телефонных разговоров, вскрытие писем… Как солдат, я нахожу все это отвратительным и безобразным, однако Боссюэ уверяет меня, что подобная система себя оправдывает.
Полковник поставил на стол божка с десятью позолоченными руками, простертыми к безразличному миру, поднял глаза и посмотрел мне в лицо, и в тот же миг все элементы головоломки, уже собранные вместе, окончательно легли на свои места. Я словно проснулся после наркоза.
— Мистер Лейверс, мне очень неприятно так грубо вторгаться в вашу частную жизнь. Я могу привести в оправдание только тяжелое, критическое положение, угрожающее жизни тысяч людей. Позвольте мне задать один вопрос. Предвидите ли вы в будущем совместную жизнь с некой молодой особой?
Я отрицательно покачал головой, чувствуя себя разоблаченным и униженным.
— Тогда моя задача становится гораздо легче, — сказал Латур. — Боссюэ уверял меня, что за последнее время вы стали редко посещать эту молодую даму. К сожалению, он вынужден собирать о ней, а следовательно, и об ее знакомых, самые разнообразные сведения.
Блашон… Я подумал о нем, и в моем воображении появилось высокомерное, властное лицо.
— А он знал об этом, или его тоже обманывали?
— Мы пришли к выводу, что Блашон был жертвой самообмана. Ведя такой образ жизни, он должен был время от времени уходить в мир иллюзий, и эта дама была его сказочной принцессой. Ему оставалось лишь не замечать, что она женщина легкого поведения, что стоило немалых усилий, если вспомнить ее образ жизни. Даже и в последний раз он попытался было ничего не заметить, но девица открыто бросила ему вызов. Я говорю о случае с его помощником. Видимо, она решила от него отделаться. Я хочу сказать — от Блашона.
— Но почему? — спросил я, с горечью подавляя безумную и трусливую надежду, на Мгновение загоревшуюся во мне.
— Кто знает? Наверно, ей было страшно с ним, да это и понятно. Ну, а кроме того, Блашон стареет и вряд ли может ей нравиться. А главное, надо помнить, что у таких женщин словно появляется какой-то дар предвидения, когда дело касается их будущего. Вполне возможно, что она предчувствовала нечто такое, чего не знали мы, а может быть, даже пришла к убеждению, что Блашон в конечном счете идет навстречу гибели. Как бы то ни было, эта особа хочет от него избавиться и сейчас с ним даже не встречается, хотя Блашон сходит по ней с ума еще больше, чем прежде.
Погруженный в печальные мысли, я едва слушал его. Я оплакивал не утрату любовницы, а еще один прожитый этап жизни, оплакивал свое последнее чистое чувство.
— Она вернулась, — сказал Латур.
— Вернулась? А… когда же?
— Вчера вечером. Впрочем, вы узнаете все от нее самой.
— Почему вы так думаете? Разве она не с этим рыжим — помощником Блашона? Как уж его зовут?
— Вы имеете в виду Мишеля Висента? Нет, она с ним больше не живет. Девица эта теперь одна и даже переменила адрес.
— Недолго же длился их роман, — заметил я с напускным равнодушием.
— Прошло, наверно, недели две-три с тех пор, как они встретились? У людей такого сорта любовный цикл короче, чем у большинства из нас. Мишель, между прочим, сейчас находится под арестом по обвинению в убийстве.
— Вы меня удивляете. Я уже стал верить, что Мишель и ему подобные недосягаемы для закона.
— Практически так оно и есть, пока не наступает день, когда преступники перессорятся и начинают уничтожать друг друга. Дело в том, что сегодня утром к нашему другу Боссюэ, который снова приступил к исполнению своих обязанностей, явился интересный посетитель в лице мавританки, до последнего времени служившей в доме Жозефа дель Джудиче. Она выразила готовность подтвердить под присягой, что в ночь убийства видела Мишеля Висента в доме дель Джудиче. Женщина рассказала, что перед началом стрельбы она была в туалетной комнате. Услышав выстрелы, она осталась там. Через несколько минут в сад вышли несколько человек. Выглянув в окно, она увидела, что один из них остановился всего в нескольких шагах от нее закурить сигарету. Когда он зажег спичку, она опознала в этом человеке Мишеля, который, по ее словам, часто бывал в доме.
— Замолчи, Виктор! — прикрикнул на него Латур. Он встретился со мной взглядом и усмехнулся. Напряжение исчезло. — Лейверс, — решился наконец Латур. — Я уже полчаса хожу вокруг да около. Давайте перейдем к делу. Интересно, догадываетесь ли вы, к чему я клоню?
— Я не уверен, но думаю, что догадываюсь. Во всяком случае, почему бы вам не сказать мне прямо? В конце концов, теперь-то вы, должно быть, поняли, что я на вашей стороне.
И Латур изложил все без обиняков.
— Если Блашон начал действовать, — сказал я, — Мишелю — конец.
— Может быть, вы и правы. Я тоже думаю, что Мишель попадет на гильотину. Через полчаса после ухода мавританки в кабинете Боссюэ раздался загадочный телефонный звонок: кто-то сообщал, где можно найти Мишеля. Когда Висента арестовали, оказалось, что он готов ко всяким неожиданностям и у него есть алиби. Висент показал, что в день убийства он находился в Бужи с молодой дамой — с той самой дамой — и в момент, когда совершалось убийство, был с ней в постели. У него под матрасом нашли пистолет того же калибра, что и оружие, которым было совершено убийство. Как и следовало ожидать, Мишель обвинил полицию в том, что пистолет ему подбросили. Совершенно очевидно одно: Висент намерен упорствовать на своем алиби. Даже когда Боссюэ показал ему его фотографию, снятую вашим мистером Бьюзом, Мишель заявил, что это фальшивка и что он может доказать, будто находился в тот момент в Бужи и целую неделю не выезжал из города. Мне кажется, от этой молодой дамы зависит очень многое.
— В конце концов, это не так уж важно, — сказал я. — Если эта особа его выдаст, Висент пойдет на гильотину. Если же она поддержит Мишеля, Блашон скоро найдет другой способ избавиться от него.
— Конечно, неважно, мистер Лейверс. Я знакомлю вас с этими фактами на случай, если какой-нибудь из них — кто знает? — окажется вам полезным. Ведь сегодня вечером или, самое позднее, завтра утром эта дама даст вам о себе знать. Из того, что я вам рассказал, — добавил Латур после минутного колебания. — вы поймете, что теперь у нее есть все осознания не только считать Блашона не в меру назойливым, но и по-настоящему