Граф резко убрал ладонь, за которой прятал смущённое лицо, и, глядя прямо на Николу, живо, будто это стало новостью для него самого, проговорил:
— Я съел клубнику!
— Но где вы раздобыли клубнику?
— Здесь, в огороде.
— Не может быть, на улице ноябрь!
Граф заговорщически вобрал голову в плечи и вытянул губы так, будто выпустил колечко невидимого дыма и собирался выпустить ещё, но вместо этого сделал жест указательным пальцем в сторону куста за спиной дворецкого. Никола обернулся и разглядел в земле тёмно-зелёный кустик, забрызганный грязью после ночного дождя. Без ягоды он выглядел не так заманчиво, но само его появление тут, в заброшенном огороде, накануне зимы, немало удивило Николу.
— Какого полена? — вырвалось у дворецкого.
Граф закатился смехом. Тут же что-то раскатисто треснуло в предгрозовом небе, и хлынул дождь.
Две вымокшие фигуры, спотыкаясь, огородами бежали к замку. Словно пара неудачных танцоров, они то и дело невпопад выбрасывали ноги, пытаясь отбиться от трепыхающегося графского халата, подол которого так и норовил прилипнуть к их щиколоткам. От приступа ребяческого смеха у них сводило животы. Граф и дворецкий перепрыгивали через лужи, подхватывая друг друга на каждом повороте, пока наконец не скрылись в замке.
— Может быть, кофе? — добродушно спросил дворецкий, на котором и сухой нитки не осталось.
— О да! — закивал продрогший граф.
Старый Зрински сменил мокрый халат на домашнюю куртку, своими руками разжёг камин, ни разу не выругавшись, и устроился в скрипучем кресле, захватив шерстяное одеяло. Он вытянул ступни поближе к огню и, по-детски перебирая пальцами в промокших носках, заболтал ногами. Нос и щёки графа ещё блестели от дождя, когда с кофейником на подносе вернулся Никола и восхищённо сказал:
— Ну надо же, граф, какая разительная перемена произошла в вас! Я хоть и подслеповат, но готов поклясться — вы нынче помолодели лет на десять, не меньше.
Граф улыбнулся, отхлебнул из крошечной чашки горячего кофе и устало прикрыл глаза, продолжая греть ноги у очага.
Никола тоже решил согреться и наполнил ещё одну чашку для себя. Распуская по комнате сладкий аромат кофе, он продолжил свою восторженную речь:
— Вот вам и пожалуйста, какие изумительные сюрпризы способна преподносить нам природа! И какое чудо может сотворить с человеком самая обычная клубника!
На этих словах граф встрепенулся, с грохотом опустил ноги на пол и почти грозно проговорил:
— Нет, Никола, это не обычная клубника!
На секунду дворецкий подумал, что вернулся прежний вздорный граф. Но тут же услышал спасительный возглас:
— И я докажу тебе это! Скорее за мной!
Дворецкому ничего не оставалось, как залпом проглотить кофе и поспешить за взбудораженным хозяином. Непросохшие носки графа, перескакивающего сразу через две ступеньки, плясали прямо перед носом Николы, когда он в попытке не отставать тоже рванул вверх по лестнице. От той стремительности, с которой граф и дворецкий влетели в библиотеку, с фамильных портретов сдуло свежий слой пыли. Приблизившись к полкам, Зрински принялся энергично хватать какие-то книги и метать их то на стол, то прямо в руки ошарашенному дворецкому. Когда стол и кресла были полностью завалены старинными изданиями, граф с воодушевлением выцепил какой-то талмуд и, не без труда зажав его под мышкой, по-обезьяньи вскочил обеими ногами на библиотечный стул. Не оборачиваясь к Николе, он жестом велел ему подойти. Это представление затевалось для него одного.
Вертясь на стуле, как бывалый актёр на сцене площадного театра, граф перелистывал жёлтые страницы ветхого фолианта, со всей силы тыкая в них пальцем, потом отбросил на пол сборник и потянулся за следующим экземпляром. Все книги сплошь являлись старинными энциклопедиями и важными трудами по ботанике, затесался в эту высоколобую компанию и один садоводческий журнал. Потрёпанные страницы пестрили изображениями кустов клубники: их строением, названиями сортов, сообщениями, где они были выведены, как за ними ухаживать, и прочими тонкостями и подробностями. Никола не успевал прочитать про очередной сорт, как граф уже подсовывал ему прямо к лицу новый разворот:
— Ну что, увидал? Увидал?
Никола смущённо поднял с пола садоводческий журнал, надеясь, что это популярное издание может оказаться более приемлемым для понимания. Но ошибся. И тогда с опаской уточнил:
— А что, простите великодушно, я должен увидать?
Взгляд графа вдохновенно сверкнул из-под кустистых бровей, и он заговорщически произнёс всего два слова:
— Четыре листика.
Никола снова пробежался глазами по раскинутым страницам и не обнаружил никаких четырёх листиков:
— Но у всех по три.
— А у нашей — четыре! — торжествуя, объявил граф.
— Не может быть! — искренне изумился дворецкий и, будто заразившись от графа одержимостью, стал лихорадочно пересматривать энциклопедии.
Действительно, у всех клубничных кустиков на стебле было изображено по три листа. Не без удовольствия наблюдавший за дворецким граф, выпрямившись всем телом, довольно приговаривал:
— Новый сорт, Никола. Новый сорт!
— Граф, вы же знаете, я плоховато вижу, теперь мне досадно, что я не успел как следует рассмотреть вашу клубнику. — С этими словами он направился к окну, заведомо безуспешно намереваясь разглядеть далёкий кустик сквозь сплошную стену дождя.
— Никола, ты ещё всё увидишь, — обнадёжил его граф. — Мы вырастим новую клубнику! Засеем целую грядку, нет, весь огород! Мы — клубничные первооткрыватели, нужно подумать, как мы назовём наш новый сорт, — мечтательно заявил граф и молодецки зачесал пальцами редкие влажные волосы на затылок.
— Извольте, дорогой граф… Никоим образом не хочу омрачить сей счастливый момент, но вы съели единственный экземпляр. Где мы возьмём семена?
Две вымокшие фигуры, спотыкаясь, вновь бежали сквозь холодный осенний дождь. Бесполезно прикрывшись от непогоды шерстяным одеялом, со стороны они походили на сломанный орнитоптер, который назло стихии упрямо мчался к своей цели. Граф на бегу шутливо журил Николу, перекрикивая дождь:
— «Извольте!.. Омрачить сей счастливый момент!..» Никола, будто это ты вырос в семье потомственных графов, а не я. Мы потеряли уйму времени, пока ты выговаривал эту фразу.
Никола смеялся, как мальчишка, над подтруниваниями хозяина, и его мокрое лицо светилось улыбкой. Он понимал, что на самом деле эти слова означали похвалу и признательность за его смекалку. Ведь остался единственный способ для размножения клубники — это сам кустик и выпущенный клубникой усик, который прямо сейчас беспощадно заливал дождь. Граф и дворецкий тонули в грязи и зябли от ноябрьской непогоды, но всё же добрались до клубничного кустика, а точнее, до того, что от него осталось. Сокрушительный ливень прибил слабое растение к земле так сильно, что они едва его отыскали. Граф растопырил тощие руки, чтобы натянуть одеяло пошире и прикрыть от дождя дворецкого, которому предстояло выкопать пострадавший саженец кухонным совком. От дождя это не спасло, зато ссутуленная фигура графа стала походить на летучую мышь.
Никола опустился на корточки, упёрся в мягкую землю не самым подходящим для их цели орудием и замер над клубникой:
— Четыре листика! Их действительно четыре. Граф, это же чудо какое-то! Настоящая живая клубника, в нашей пустоши, в это время года, да ещё с четырьмя листиками. Это промысел Божий, не иначе, — разошёлся Никола.
— Никола, молю, копай же! — послышался сверху нетерпеливый голос хозяина.
Граф выжал тяжёлое от воды одеяло, как будто это могло им помочь, и снова натянул почти бесполезный навес. Он с любовью наблюдал, как второпях Никола орудует совком, как просачивается дождь сквозь шерстяную ткань, как скрипит в ненастье над обрывом старая ива и как горит медово-апельсиновым светом окно гостиной, где он разжёг камин. Сейчас всё доставляло графу удовольствие. И эта спешка, и мощный ливень, с которым они уже второй раз за сегодняшний день сражаются, и даже опасение лишиться единственного экземпляра клубники волнующе щекотало его нервы. Гул дождя как будто стал глуше, капли утробно барабанили по одеялу, время замедлило свой ход, отражаясь в испытывающем взгляде графа.
— Готово! — вдруг громко крикнул Никола, и все звуки разом вернулись. Обеими руками дворецкий прижимал к груди совок, где в земляной каше плавал измученный саженец.
Торжествующий орнитоптер направил свои крылья обратно в замок.
Они снова грелись у камина. На этот раз втроём: граф, дворецкий и спасённый кустик клубники. Аккуратно разложенный на фамильном платке, саженец был заботливо покрыт марлевой салфеткой и из-под прозрачной ткани тоже тянулся завитым усиком к спасительному теплу. Граф, согревшись, почувствовал, что не может сидеть сложа руки, и выразил желание самостоятельно приготовить ужин.
— Это будет нечто особенное! — объявил он и на всякий случай, ибо не готовил уже тысячу лет, уточнил: — Из тыквы, орехов и козьего сыра.
Никола одобрительно кивнул и подумал: «Любое блюдо сейчас покажется особенным хотя бы потому, что его приготовит сам хозяин, и это явно будет не давно набившая оскомину котлета из кролика в обсыпке из сухарей».
За ужином граф в компании Николы вновь пустился в рассуждения о сортах клубники, и, перебивая друг друга, они дружно дивились происхождению ягод, в особенности той, что сегодня была ими спасена. Поздно ночью друзья торжественно пересадили кустик в один из пустующих цветочных горшков и посыпали землю опилками — так советовали в одной из авторитетных энциклопедий.
В середине декабря, когда промозглые ветры утихли и пустошь укрыл белый, точно махровое полотенце, слой снега, побег пустил корни. Первым свидетелем долгожданного события стал Никола и ознаменовал его ликующим возгласом: