– Наверное, ты прав. Просто это такой ужас. – Я бросила на него сочувственный взгляд.
Келвин кивнул.
– Да, верно. – Он не отвел глаза, но на самом деле не смотрел на меня, а изучал меня.
– Тебе помочь прибраться после ужина?
Я поняла, что пора закончить этот вечер.
Келвин покрутил запястьем, отметая мое предложение.
– О нет. Я сам.
Слегка улыбнувшись, я постаралась сделать большие щенячьи глаза.
– Не возражаешь, если я пойду спать? Завтра меня ждет долгий путь.
Келвин кашлянул. В его глазах была печаль с примесью гнева, разочарования и страха – идеальный рецепт предполагаемой катастрофы. Я чуть не содрогнулась в ожидании ответа, но вместо этого расправила плечи и вздернула подбородок. Жизненный опыт научил меня, что уверенность – лучшая защита.
– Да, конечно, – наконец сказал он.
Я встала со стула и медленно отодвинулась от стола.
– Спасибо за все. Увидимся утром.
Он слегка кивнул.
– Спокойной ночи, Грейс.
– Спокойной ночи, Келвин.
Я улыбнулась и пошла к своей спальне, но в начале длинного темного коридора почувствовала на своем плече чью-то руку. Эта рука развернула меня с такой силой, что я не сразу поняла, что происходит, а потом стало слишком поздно. Губы Келвина припали к моим губам – такие голодные, будто он не наелся за ужином, руки гладили мою спину. Язык Келвина, приоткрыв мой рот, с силой проник внутрь. Его губы и язык были мокрыми и ощущались совсем не так, как раньше.
Положив руки на его плечи, я его оттолкнула. Он отшатнулся и быстро опустил голову.
Закрыв на мгновение глаза, я вдохнула; у меня перехватило дыхание, и я задержала воздух в груди. Может, этот глоток воздуха навсегда останется со мной, как боль под ребрами, от которой я не смогу избавиться и которая всегда будет напоминать об этом моменте с Келвином.
– Прости. Я не могу, – сказала я.
Он почесал лоб.
– Я уезжаю завтра.
Келвин сделал глубокий вдох, больше похожий на кряканье, и, прищурившись, сказал:
– Я знаю, что ты так думаешь, Грейс.
Я заморгала и попятилась.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что знаю, что ты так думаешь, Грейс.
Я сделала еще шаг назад. О чем он? Я не была уверена. Я больше ни в чем не была уверена.
– Прости. Я просто неправильно все понял.
Он хлопнул себя ладонью по лбу.
– Приятных снов. – С этими словами он крадучись пошел обратно на кухню.
Я пятилась, не оборачиваясь, пока не нащупала дверную ручку. Открыв дверь, я закрыла ее за собой, а когда потянулась к замку, поняла, что Келвин не починил его, как обещал.
Прежде чем лечь в постель, я прислонила стул к двери, просунув спинку под ручку. Я надеялась, что утром не обнаружу, что меня заперли.
Посреди ночи я резко распахнула глаза. В комнате было темно, как в бочке, и тихо. Что именно меня разбудило? Что-то же разбудило.
Я взмокла от пота, сердце бешено колотилось, а дыхание было быстрым и неровным, как будто я только что пробежала марафон. Я старалась уловить какой-нибудь звук, какое-нибудь движение, но ничего не уловила. Возможно, это лишь странные выкрутасы разума? Но нет – мозг ничего не делает просто так, ни с того ни с сего.
Вдруг сложенная чашечкой ладонь закрыла мне рот – сначала мягко, потом все сильней, пока не вдавила мою голову в подушку, так что заболела челюсть по бокам.
– Тсс, пора помолчать, Грейс Эванс.
Я все еще видела слишком плохо, чтобы разглядеть, кто это, но голос принадлежал Келвину – я узнала бы его где угодно. Я хотела схватить его за руку, но оба моих запястья обожгла боль. Пока я спала, меня привязали за руки и за ноги к кровати, распластав на мягком матрасе.
Я попыталась закричать, но издала лишь приглушенный вопль сквозь плотно прижатую к моему лицу руку.
– Ну, ну, ну, Грейс. Я же сказал, что пора помолчать. Разве мы не натворили уже достаточно бед?
Так же быстро, как рука прижалась к моему лицу, она убралась – но потом мне в рот засунули что-то грубое и шершавое, так что я чуть не подавилась. Теперь у меня не могло вырваться ни звука. Слезы покатились по моим щекам от страха перед тем, что должно было случиться.
– Мне жаль, Грейс. Правда жаль. Я не могу обещать, что ты будешь наслаждаться тем, что с тобой сейчас произойдет. Вообще-то, я могу обещать совершенно противоположное. Но просто знай, что ты в этом не виновата. Ты просто, ну… это усугубила.
По моей коже побежали мурашки, когда что-то холодное и безжизненное прижалось к моей промежности. А потом жар, какого я никогда раньше не испытывала, сменился влагой. Я как будто описалась в постели. И тут она пришла – самая сильная боль, какую я испытывала в жизни.
Мои сдавленные крики заглушил низкий смех Келвина. Сталь двинулась вверх, к пупку, преодолевая сопротивление каждого сухожилия, мышцы и кости. Со мной обращались как со свежевыловленной рыбой, разложенной на газете.
– Помнишь, что я говорил о рыбалке? Хитрость в том, чтобы проткнуть червяка насквозь и он не смог бы соскочить с крючка. Ты – червяк, Грейс. Ты могла бы быть рыбой, но тебе же так хотелось от меня убраться.
Келвин расхохотался безумным смехом.
Я почувствовала, как сталь все глубже врезается в меня, вспарывая и разрывая мои внутренности. Рука сжала мое горло, сдавливая все сильнее, словно тисками.
До последнего вздоха оставалось всего несколько мгновений.
Мой разум отключился, когда сталь и шипы начали проталкиваться по моему пищеводу, а потом…
Задыхающиеся вдохи, холодный пот – я внезапно проснулась и села на кровати. Провела руками по всему телу, по горлу, по запястьям, по животу – все было целым.
О, гребаный бог! Что это было?
Я оглядела темную комнату. Ничего – только чернота и тишина.
Убедившись, что в комнате, кроме меня, никого больше нет, я легла и закрыла глаза, снова и снова повторяя про себя:
– Еще один сон.
День десятый
Келвин
– Черт, – пробормотал я.
Часы показывали 9.07 утра.
Я не спал так долго с тех пор, как жил в Колорадо, где не надо было кормить и поить животных.
Предыдущий вечер прошел как в тумане. После того как Грейс ушла к себе, я с головой нырнул в виски, пытаясь ее забыть, поскольку знал: утром она меня покинет. Я понял это после того, как она меня оттолкнула и посмотрела так, словно меня следовало избегать и бояться.
Проведя руками по лицу, чтобы окончательно проснуться, я заметил, как тихо в доме, и широко раскрыл глаза.
Грейс уже уехала? Она не могла уехать!
Я вскочил с кровати; мои пятки глухо застучали по деревянному полу. Натянув джинсы и футболку, я пулей вылетел из комнаты.
Дверь спальни Грейс была открыта. Я сунул голову в комнату: все вещи исчезли, кровать была застелена. Как будто никто никогда здесь не жил.
– Черт! – завопил я.
А потом я услышал, как захлопнулся багажник машины, и все мои тревоги улетучились.
Выглянув из окна гостиной, я увидел, что Грейс закидывает сумку на заднее сиденье своего автомобиля. Она была готова к отъезду. Оглянувшись на дом, она зашагала к крыльцу.
Вздохнув с облегчением, я побежал на кухню и налил себе кофе, ожидая, когда она зайдет попрощаться. Грейс явно встала уже давно, потому что кофе был еле теплым. Я выпил все до дна и снова наполнил чашку. Тепловатая жидкость обволокла мой желудок, мало чем отличаясь от виски, которое сыграло ту же роль несколькими часами ранее.
Сетчатая дверь со скрипом открылась, закрылась, дерево ударилось о косяк – знак того, что кто-то вошел. Но, в отличие от двери, Грейс почти не издавала шума: когда она шла по гостиной, ее шаги были легкими и тихими, как будто она скользила в нескольких дюймах над полом.
– Эй, – сказала она, стоя в дверях кухни – настороженная, со скрещенными на груди руками.
– Эй – погоняло для лошадей, – пошутил я и отхлебнул кофе.
Грейс натянуто улыбнулась и оглядела кухню так, словно осматривалась в последний раз.
– Уезжаешь?
Я уже знал ответ, но хотел услышать его от Грейс.
Она кивнула.
– Да, мне предстоит долгая поездка. – Грейс повертела ключи в руке. – Я ценю все, что ты сделал. Спасибо, что показал мне Вайоминг.
– Мне было очень приятно его показать. – Я сделал еще глоток. – Ты все собрала?
Она снова кивнула.
Я допил вторую чашку и поставил кружку на стол. То, что кофе был чуть теплым, придавало ему забавный вкус. Он был недостаточно горячим, чтобы дать яркую кислинку и согреть тело, но и недостаточно холодным, чтобы стать более сладким и нежным – худший вариант из возможных, такого не пожелаешь.
Мой взгляд вернулся к Грейс. Она оделась так же, как в день приезда: черная юбка до колен, черный топ из складчатой ткани, туфли на каблуках. Как будто она прошла полный круг и завершила его. Большой город снова заявил о себе здесь, в необузданной дикой природе.
Я вобрал ее всю, как стакан лимонада в жаркий летний день, от каблуков до золотистых волос, идеально причесанных, ниспадавших ниже плеч.
Когда я шагнул к Грейс, она отступила назад, словно испуганное животное, готовое обратиться в бегство.
– Позволь тебя проводить, – сказал я.
– Да, конечно.
Сделав несколько шагов, она оглянулась на меня через плечо, стараясь надолго не выпускать из виду. У двери я надел рабочие ботинки и вслед за ней вышел на крыльцо.
Грейс снова оглянулась. Возможно, она увидела то, что заставило ее задуматься, а может, просто сработала интуиция.
Солнце во всей своей красе висело в огромном голубом небе Вайоминга, проделав половину пути до зенита. Животные волновались и всячески давали о себе знать – наверное, из-за того, что их не покормили вовремя.
Мои ботинки застучали по ступенькам крыльца. Грейс уже стояла возле машины, открывая дверцу со стороны водителя. Вот она замерла, вот повернулась ко мне.
– Мне очень нравилось проводить с тобой время, – сказала она, и я впервые заметил ямочки на ее щеках, появляющиеся при улыбке. Не уверен, что они появлялись раньше. Наверное, я заметил бы что-нибудь такое милое, как ямочки на щеках Грейс, но возможно, я не все разглядел, потому что был очарован целым, а не деталями.