Лиза не слышала, как бабушка разговаривала по телефону с Марией Геннадьевной, как она сходила в школу за переноской, как кормила Котика зернышками, уложив в угол клетки шарф, куда крыс тут же спрятался. Лиза спала и ей снилось, что ни мамы, ни папы никогда и не было.
А утром Котик не вышел завтракать. Весь день Лизонька представляла, как обиженно крыс буравит черными глазками прутья клетки, нервно почесывая пузо задней лапкой. По всем расчетам к вечеру он должен был проголодаться и сменить гнев на милость, поэтому четыре урока пронеслись стремительно. Лиза совершенно не обращала внимание на презрительные взгляды одноклассников и даже нагоняй от Марии Геннадьевны за самоволку приняла без каких-либо сожалений, глаза только потупила и все.
Бабушка встретила ее в раздевалке, мельком поцеловала, поправила сбившуюся косичку.
— Котик как? — запыхавшись от волнения, спросила Лиза, но бабушка отмахнулась, мол, некогда мне было твою крысу проверять.
По дороге домой Лиза срывалась на бег, бабушка ловила ее за капюшон, притягивала к себе, но все молча, и молчание это настораживало. Когда вошли в квартиру, Лиза кое-как сбросила ботиночки и понеслась к клетке. Шарф оставался неподвижным сколько бы зернышки ни сыпались в кормушку. Вначале Лиза звала, потом умоляла, потом уже требовала выбраться. Щеки запылали, волосы налипли на них. Страх за Котика, помноженный на вину, свербел в горле.
— Заболел твой Котик, — наконец встряла бабушка, успевшая подогреть обед.
Терять было нечего, Лиза засунула руку в клетку, разворошила шарф и вытащила обмякшего крыса на свет. За ночь болезни котик успел похудеть, на боку у него расплылось шелушащееся пятно, глазки стали мутными, даже хвост посерел. Он устало дернулся, попытался оттолкнуться лапкой, но сил не хватило.
Лиза всхлипнула, осторожно уложила крыса на пол клетки, погладила по свалявшейся шерстке и повернулась к бабушке.
— Мы должны его спасти. — Тихий голос ее дрожал. — Я папе обещала.
Бабушка поджала губы. Ей было что сказать в ответ. О старости своей, о бумажной работе из последних сил, о тоске, о грузе ответственности, но глаза внучки блестели таким отчаянием, что все заготовленные речи расползлись, попрятались по углам.
— Я его снесла уже в ветклинику, вдруг заразный, — начала она, подыскивая выражения помягче, ох, не бабушкам первый раз говорить с ребенком о смерти, ох, не им.
— Заразный? — ахнула Лизонька, но от клетки не отошла.
— Нет, посмотрели его, послушали… Сказали, что он и так старенький уже, а тут еще испугался, видать…
— Как же старенький? Всего же три перевода, бабушка! Четвертый еще не пришел!
Что там за переводы, бабушка не поняла, отдернула воротник белой блузы, собрала руки на животе, подивившись, какой старой, морщинистой стала кожа.
— Папа его уже стареньким принес, Лиза. Вот он и заболел.
Лизонька знала, что все когда-нибудь болеют и обязательно умрут, но чисто теоретически. Только вот Котик лежал перед ней на опилках, сучил серым болезненным хвостом, потихоньку смиряясь и с возрастом своим, и со скорой кончиной. Лизонька же мириться с этим не желала.
— Это глупый врач был, бабушка! — Решение нашлось быстро, люди умирают, да, но ошибаются они чаще. — Котик вон какой маленький, простудился, заболел, мы его спасем!
Бабушка мученически вздохнула и пошла в кухню снова подогревать никому не нужный обед.
Спорили они до самой ночи. Что за врач может спасти Котика, Лиза не знала, но верила точно, что такой существует. Бабушка отмахивалась, бабушка ворчала, бабушка начинала злиться. Лиза краснела, бледнела и плакала.
— Если мы его не спасем, то я сама умру, так и знай, — звенящим голосом выдала она, когда последние аргументы закончились.
— Замолчи! — Бабушка суеверно сплюнула через левое плечо. — Чего говоришь такое?
— Умру! — упрямо повторила Лиза, утыкаясь пылающим лицом в подушку. — Мне папа Котика подарил, сказал, чтобы я его берегла, а я не сбереглааа…
Слушать, как рыдает внучка, сиротинушка брошенная, бабушка не могла. Пока безрассудный папа Толя морозил задницу в надежде защитить диссертацию, спасать его бездарный подарок от неминуемой смерти было некому, кроме маленькой девочки и старенькой бабушки. Пришлось звонить соседке с третьего этажа, сын у нее работал в ветклинике при московском зоопарке.
— Совсем дохлый валяется, хвост серый, облез весь, еле дышит, — бормотала бабушка, прижимая трубку ко рту, так еще и ладонью ее прикрыв, чтобы забывшаяся сном Лиза не разобрала.
— Крысы вообще недолго живут, простывают легко, опять же, стресс, болячка может какая… — задумчиво отвечал соседский сын. — Но вы его, конечно, привозите, посмотрим… Если что, нового зверя подберем — у нас и котята есть, и птички.
Бабушка была согласна на любую тварь, хвостатую, пушистую, лысую, хоть в пупырках, лишь бы Лиза перестала рыдать. На том и порешили. Когда Лизонька поднялась проверить, как там Котик, тот уже не шевелился, только дышал прерывисто, со всхлипами.
— Ты нашла доктора? — строго спросила Лиза, возникая на пороге кухни.
Стоило, конечно, напомнить ей о манерах. Прикрикнуть, отправить чистить зубы, проверить дневник. Но с острого измученного личика Лизы смотрели отчаянные блестящие глаза, и бабушка сдалась.
— Нашла. С утра поедем. Чисть зубы и ложись.
Лиза застыла на пороге, прижимаясь к косяку плечом, помолчала, обдумывая ответ, а потом взбрыкнула тонкими ножками, подскочила к бабушке, обняла ее крепко-крепко и тут же убежала в ванную.
Проклятая крыса к утру не сдохла, бабушка приходила проверять ее дважды за ночь, впалые бока упрямо поднимались и опадали. Так что ехать в зоопарк и правда пришлось.
Лизонька вскочила с кровати в начале седьмого, сама расчесалась, собрала волосы в хвост, сама умылась, сама выбрала чистую майку, свитер и теплые колготы. Даже чайник сама поставила и уселась в кухне ожидать бабушку. К клетке, где хрипло дышал Котик, она не подошла. Слишком уж сжималось внутри, болело там, кололо что-то, чему не отыскать объяснения.
Бабушка поднялась по будильнику в шесть тридцать, прошла по коридору, бросила на собранную Лизу взгляд, сухо кивнула и скрылась за дверью. Вышла оттуда через пятнадцать минут, полностью готовая к выходу. Чай пить не стали. Вместе вошли в комнату, где хрипел Котик, открыли клетку, подняли невесомое тельце, закрутили в шарф. Теперь держать его в руках было проще, если не прислушиваться, то ничего страшного, просто собрались на прогулку. Но Лиза, конечно, прислушивалась к каждому хрипу. Ей казалось, что Котик просто забыл, как правильно дышать, а добрый доктор обязательно поможет ему вспомнить. И все будет хорошо.
Пока шли по темноте к остановке, Лиза смотрела под ноги, обходила первые наледи на лужах, хваталась за бабушкину руку, только бы не упасть. Котик натужно сипел в шарфе. Встали в очередь, начали ждать автобус. Люди потихоньку собирались в кучу, дышали, пуская пар изо рта. Лизонька по сторонам не смотрела. Вся она была там, в складках шерсти, где тяжело, но упрямо дышал Котик. Только бы успеть к доктору. Лизоньке он представлялся молодым, как папа, и веселым, как папа, а руки чтобы мягкие и ловкие, как мамины. Лиза была готова ему простить бабушкину строгость, и рыхлые щеки, как у Марии Геннадьевны, лишь бы он сразу понял, как спасти Котика.
Автобус нехотя подкатил к остановке, пылкая дымом, как Брандашмыг. Обычно на автобусах Лизонька не ездила, до Москвы их возили папины товарищи, да и бывало это редко. Но сегодняшнее утро было особенным. Ехали они не на прогулку, не в гости, не за подарками, нет. Ехали они спасать Котика. Поэтому автобус-Брандашмыг Лизоньке понравился. Бабушка подхватила ее по старой привычке под мышки и подняла на первую ступеньку. В другой день Лиза бы возмутилась, не маленькая уже! Но тут стерпела. Только сверток прижала к груди покрепче.
Сели в первом ряду, сразу за водителем, чтобы бабушку не укачало. Лизу никогда в машинах не тошнило, она любила кататься, особенно если вез их дядя Сережа на большущем джипе. А вот бабушка тут же бледнела и страдала до самого конца дороги.
Котик слабо шевелился в свертке, Лиза просунула пальцы, погладила спинку с выступающими позвонками, и он притих. На ощупь крыс оставался прежним, может, только похудел слегка. Если не видеть, как шелушится под шерстью его кожица, как мутнеют прикрытые глазки, то и страшно за него почти не было. Лиза немножко успокоилась и стала смотреть в окно.
Кажется, она задремала, потому что в окне вдруг появился папа. Был он грустным. Даже головой немного покачивал, мол, как же так, Лизонька? Как же так? Я тебе Котика подарил, а ты его до смерти напугала, застудила, теперь вот тащишь незнамо куда. Как же я тебе доверять-то буду, Лизка? Ты девочка ненадежная, нам с мамой такая дочка не нужна, мы лучше себе новую тут найдем. Мама мелькнула чуть сбоку, но на Лизу не посмотрела, спрятала глаза, видимо, плакала недавно.
— Мы его вылечим, папочка! Мы его спасем! — хотела крикнуть Лиза, но вздрогнула и проснулась.
Автобус ехал себе по улицам, в салоне кто-то переругивался вполголоса, рядом дремала бабушка. Лизе не хотелось прислушиваться к чужой ссоре, она попыталась снова уснуть, чтобы увидеть папу, объяснить ему, что с Котиком все еще будет в порядке, но стоило закрыть глаза, как раздался голос:
— За проезд передавайте!
Пахнуло сигаретным дымом и холодным воздухом, видимо, водитель закурил. Бабушка проснулась, сморщилась, полезла за денежкой в сумку. Между складок шарфа показался розовый нос, вдохнул прокуренный воздух и тут же спрятался обратно. Лизе это показалось хорошим знаком. Она хотела сказать об этом бабушке, но между сидений просунулась чья-то рука.
Лиза успела разглядеть темный лак на коротких ногтях и тонкую красную ниточку на запястье. Рука дернулась, разжимая кулак. Три смятые бумажки, немного мелочи. Лизонька осторожно забрала два стольника, смахнула мелочь и потянулась к последней купюре, когда из шарфа появился Котик. Он осмотрелся, испуганно прижимая уши, увидел перед собой чужую ладонь, протянул лапку, цапнул оставшуюся бумажку и нырнул в шарф. Ру