– Я здесь не работаю, не учусь, не пложусь и не размножаюсь. Я хочу отсюда уехать и не могу найти автобусную остановку. Или просто почтовое отделение, чтобы позвонить по телефону или отправить телеграмму. Я даже поговорить толком ни с кем не могу, потому что все отвечают загадками и уходят от вопросов. Я второе утро подряд прихожу в себя на вашей дурацкой тропинке, а вы второе утро подряд делаете вид, что все нормально, только восхищаетесь, как здорово я выбрал этот самый дом. И Светлану эту вашу сексапильную вчера вы звали Ириной… – Шатов перевел дыхание. – А еще вы знали меня раньше.
– И не скрываю этого.
– Не скрываете? Вы наблюдали за мной, вы даже умудрялись как-то получать информацию о моей… – Шатов запнулся, подбирая слово, – разборке с Драконом. О двух разборках…
– С чего вы это взяли?
– Мне сказала об этом вчера Светлана.
– Вчера она была Ириной, вы же сами только что сказали.
– Ириной. И сегодня она подтвердила, что они в школе даже спорили – выживу я или нет.
– Это вам сегодня Ирина сказала?
– Да.
– Но сегодня она ведь Светлана. Ириной она была вчера.
– Да что вы прицепились ко мне с этим вчера-сегодня! – выкрикнул Шатов.
– Простите, – тоном оскорбленного достоинства заметил Дмитрий Петрович, – это вы прицепились ко мне с этим вчера-сегодня. Я только пытаюсь разобраться в вашем рассказе.
– Нечего в нем разбираться! Просто скажите, как я сюда попал?
– Вы сюда попали? – переспросил Дмитрий Петрович.
– Да. Как я сюда попал. Сюда – это не в этот дом, а сюда вообще, в эту местность, в этот гребанный поселок!
– Для начала – вернитесь на стул, – ледяным тоном предложил Дмитрий Петрович. – Мне не хочется, чтобы вы сгоряча действительно не стали бить меня по разным частям тела.
– Хорошо, – Шатов сел на стул.
– Неплохо. Теперь извинитесь за свои пошлые угрозы приметить ко мне грубую физическую силу.
– Извините меня пожалуйста, я больше не буду вам угрожать применением силы, – выдавил из себя Шатов.
– Очень хорошо. Теперь ваш вопрос…
– Как я сюда попал.
– Да, как вы сюда попали… – Дмитрий Петрович внимательно посмотрел на Шатова и улыбнулся. – Только не нервничайте. Вы действительно пришли сюда утром с сумкой в руке? и я вышел к вам, подождав, пока вы берете дом.
– Что значит, я просто пришел с сумкой в руках? Я… Вы ведь знали…
– Знал. Мне сказали, что вы, Евгений Сергеевич Шатов, со дня на день можете появиться у нас в гостях. И я, естественно, был вашим визитом не удивлен, а обрадован.
Обрадован он был, подумал Шатов. Его предупредили о предстоящем визите, блин.
– Кто вас предупредил?
– Извините?
– Кто вам сказал, что я приеду со дня на день?
– Мне об этом сказал Илья Васильевич.
– Илья Васильевич… – Шатов наморщил лоб, пытаясь вспомнить, откуда он знает это имя. – Илья Васильевич…
– Ну да, за завтраком Илья Васильевич сказал мне, что вы скоро присоединитесь к нам.
– Присоединюсь к вам… – пробормотал Шатов. – Как вы изволили сказать вчера утром – навсегда?
– Простите, не совсем понял. Что я вам сказал?
– Вчера за завтраком вы мне сказали, что я прибыл сюда навсегда.
=Извините, но я не мог вам такого сказать, – покачал головой Дмитрий Петрович. – Я в принципе избегаю слов «всегда” и «никогда”. Еще древние римляне советовали их не использовать, чтобы не быть лжецами, ибо мы не можем гарантировать ни того, ни другого.
У Шатова начала кружиться голова.
– Мы с вами завтракали, и заговорили о том, как я сюда попал и как мне отсюда выбраться.
– Вчера?
– Вчера, черт бы вас побрал!
– И я сказал, что вы сюда попали навсегда? – теперь лицо Дмитрия Петровича демонстрировало сомнение, легкое, очень интеллигентное сомнение.
– Да, и еще что-то о том, что меня могут выпустить отсюда, а могут и не выпустить.
– И это я вам сказал?
– Да. Да, это вы мне вчера сказали, после чего я пошел прогуляться к селу.
– К Петровскому?
– К Главному.
Дмитрий Петрович покачал головой:
– Если вы имеете ввиду ближайшее село, то это село Петровское. Других здесь нет.
– Стоп. – Шатов потер виски, пытаясь унять зарождающуюся боль. – Вчера Светлана…
– Э-э…
– Хорошо, вчера девушка, которая накрывала сегодня нам стол, сказала, что село называется Главное. Сегодня я у нее переспросил, и она подтвердила…
– И, тем не менее, село называется Петровское.
– Хорошо. Хорошо, пусть оно называется Петровское? и я пошел в него. В Петровское.
– И как вам село? – спросил Дмитрий Петрович.
– Нормальное, – ответил Шатов. – Только я не смог поговорить ни с кем, потому, что…
В дверь постучали.
– Это, наверное, доктор, – тихо сказал Дмитрий Петрович.
– Мы с ним знакомы?
– Естественно, он вас даже осматривал. Илья Васильевич.
– Понял, – кивнул Шатов, – входите.
– Доброе утро, – сказал Илья Васильевич, входя в комнату. – Сидеть в такую погоду под крышей – преступление перед своим организмом.
– Вас ожидаем, доктор, – засмеялся Дмитрий Петрович, – и коротаем время за дружеской беседой.
– Ага, – кивнул Шатов, – смеемся и заливаемся.
Он понял, почему имя доктора показалось таким знакомым. Он даже вспомнил фамилию доктора – Звонарев. Только вчера доктор был в милицейской форме и сидел в комнате с надписью «милиция” на двери. Вчера. В официальном здании на раскаленной площади.
Шатову захотелось закричать, но он улыбнулся. Показалось, что мышцы и кожа лица одеревенели и поддаются с громким скрипом.
– Ну что, – жизнерадостно спросил Шатов, – пойдем в гости к талантливым детям?
Глава 4
Шатов не любил врачей. Не в том смысле, что всякий человек в белом халате вызывал у него антипатию и желание драться. Нет, Шатов понимал, что врачи необходимы, что они выполняют нужную и важную работу… Вот и пусть выполняют, сказал Шатов как-то за столом. Пусть выполняют, но где-нибудь подальше.
Врач был символом неприятности. Особенно тот, о котором говорили, что он ВАШ врач.
О Звонареве Дмитрий Петрович именно так и сказал, мол ваш это доктор, уважаемый Евгений Сергеевич. Собственно, первой реакцией Шатова на появление своего врача, было желание прямо в лоб поинтересоваться у Ильи Васильевича, с каких это радостей тот вдруг стал его врачом? Будет тут всякий сельский коновал… И так далее.
Появление Звонарева лично привело Шатова в некоторое замешательство. Всякое, конечно бывает. Но то, что именно Илья Васильевич собственной персоной изображал вчера участкового милиционера, Шатов помнил твердо.
Точно – он. Не мог Шатов ошибиться. Сколько тут времени прошло… Всего один день. Всего один день? Это кто сказал? Это так Евгений Сергеевич решил? Замечательно. А еще Евгений Сергеевич решил, что девушку вчера звали Ирина, что пропал паспорт, что кто-то подменил удостоверение, что село называется Главное…
То есть, подожди! Уже сегодня Дмитрий Петрович внятно сказал, что село называется Петровское. А за несколько минут до этого Светлана подтвердила, что село называется Главное. И кто-то из них врет. Кто-то врет? Зачем?
Как говаривал Штирлицу кто-то из нацистских бонз, маленькая ложь порождает большое недоверие. Вот и у Шатова недоверие становится большим. Только вот к кому конкретно?
К Ирине? К Дмитрию Петровичу? К небу, соснам, облакам и речке? К себе самому? К себе самому…
Интересно, какая специализация у Звонарева? Педиатр? Вряд ли, по той простой причине, что тогда бы он не мог быть доктором Дмитрию Петровичу и Шатову. Терапевт?
Знакомство Шатова с терапевтами сводилось, в основном, к вызову участкового врача на дом, и была это, как правило, загнанная работой и начальством женщина средних лет, неразборчиво выписывающая рецепт и заполняющая больничный лист. В последний раз своего участкового врача Шатов видел мертвой, лежащей на дороге возле поликлиники.
Ублюдок по прозвищу Дракон убил ее только для того, чтобы лишний раз передать привет Шатову. Покойный ублюдок, поправил себя Шатов. Шатов сплюнул и мысленно выругался. Фокусы родного языка и сила привычки. Покойный… Хрен ему, Дракону, покойный.
В бога Шатов верил не особенно, но в этом случае надеялся, что ад все-таки существует. Иначе Дракон отделался бы слишком легко. Четыре пули в голову – смерть слишком легкая для такого урода. Слишком легкая.
Шатов споткнулся о корень и понял, что нужно внимательнее смотреть под ноги.
Дмитрий Петрович предложил идти в детский дом через лес, доктор поддержал, а у Шатова не было ни малейшего желания спорить. Аборигенам виднее.
– А что я испытал, Илья Васильевич, вы даже себе и представить не можете, – закончил свой рассказ Дмитрий Петрович.
Шатов сам рассказ пропустил мимо ушей, поэтому не мог себе представить, что испытал Дмитрий Петрович, а Звонарев улыбнулся и покачал головой.
– Нет, правда, – обиженным тоном сказал Дмитрий Петрович. – Так все и было.
Было в голосе у Дмитрия Петровича нечто детское, почти испуганное, словно провинившийся мальчишка пытался если не задобрить, то хотя бы, на всякий случай, произвести хорошее впечатление на старшего. Исчезла вальяжность и многозначительность в поведении, появилась суетливость в движениях и немного семенящая походка. Время от времени Дмитрий Петрович чуть обгонял Илью Васильевича и заглядывал ему в лицо.
Звонарев держался уверенно, улыбался достаточно искренне. Иногда Шатов ловил на себе его взгляд, добрый и почти ласковый. Взгляд доброго доктора.
Всепрощающий взгляд психиатра.
Типун тебе на язык, Шатов, хотя вся картинка очень уж напоминает жанровую сценку – добрый психиатр выгуливает тихого больного. Двух тихих больных.
Одного. Дмитрия Петровича. Может такое быть, что Дмитрий Петрович действительно немного нездоров головой? Может. И тогда становится понятно все, что произошло вчера и сегодня. Почти все.