Два приступа. Два. Шатов покачал головой.
Два одинаковых приступа. Одинаковых? Что в них одинакового? Вспоминай.
Внезапность. Да, оба приступа навалились внезапно. Что еще? Он не помнит, что с ним было после приступа. Не помнит совершенно. В первом случае он запомнил только боль. Только невероятную боль. Во втором…
Во втором случае боль также была нечеловеческая. Тянулся приступ дольше, чем первый раз. Или Шатову это только показалось? Или действительно боль тянулась дольше? И потом боль, не прекращаясь, породила бред.
Ад, пламя, боль и голос Дракона. Боль, пламя и обещание Дракона, что… А что он обещал? Что Шатову наяву будет хуже, чем в огненной яме боли? Что Шатов попросит Дракона о помощи? Что, благодаря Шатову, Дракон снова вернется к людям?
Бред. Не думать об этом. Думать о том, что общего в этих приступах. Пока – что общего.
Время. Время, когда боль обрушивалась на Шатова. Около трех часов. Первый раз он посмотрел на часы в кабинете участкового, Ильи Васильевича Звонарева. И время было то ли чуть меньше трех, то ли – чуть больше. Он вышел на площадь, очень захотелось пить. Пошел к кафе… И не дошел.
Второй раз… Шатов облизал губы. Второй раз он взглянул на часы, обнаружил, что уже немного за три и… Приступ. Что-то Шатов еще подумал тогда. Что?
И в первый раз, и во второй. Что? Шатов дернул было рукой, чтобы потереть лоб и выругался. Пеленки не пускают. Совершенно не пускают. Деткам разрешается лежать, плакать, ходить в подгузники и кушать по расписанию.
Кушать по расписанию. И в первый раз и во второй он нарушил расписание. Ему ведь и Дмитрий Петрович, и Светлана напоминали, что обед ровно в два часа. А он решил не возвращаться.
Вчера, если это было вчера, он просто не успел попасть в школьную столовую, так как был очень занят разборкой с тамошними школьниками. Два нарушения режима и два приступа. Совпадение? Может быть. Очень может быть. Но отметить это для себя стоит. Пока только отметить, не задавать дурацкие вопросы, а просто запомнить и отложить для памяти. Еще отложить для памяти Общество врагов Охотника. И еще варваров.
Общество врагов Охотника – это тренированные брюнет и русак. Варвары… Это те, кто мог перехватить Шатова, если бы его не успели остановить мальчики. И Шатов еще должен был пожалеть, что не попал в руки врагов Охотника. В руки? Шатов попытался улыбнуться. В руки и ноги. И улыбаться тебе, Шатов, не стоит. У тебя от улыбки губка болит. Как напоминание, что вчера в тебе немного поковырялись.
Итак, общего в обоих приступах было много. Время начала и нарушение режима питания. Различия?
– Доброе утро, Евгений Сергеевич, – сказал Дмитрий Петрович, входя в спальню.
Радостной улыбки, как, впрочем, и любой другой улыбки, на лице у Дмитрия Петровича не было.
– Сегодня я не ходил встречать рассвет, – сообщил Шатов вместо приветствия.
– Да, я знаю.
– Я сегодня, похоже, вообще никуда не пойду… – полувопросительно сказал Шатов.
– Очень может быть, – Дмитрий Петрович присел на стул возле кровати, не забыв аккуратно поддернуть отутюженные брюки.
– А вот и не угадали, – Шатов ухмыльнулся одной стороной рта, той, где не болели губы. – Я смогу сегодня сходить, если захочу.
– Вряд ли, – покачал головой Дмитрий Петрович. – Принято решение ограничить ваши передвижения.
– А нельзя было просто закрыть меня где-нибудь? Не привязывая к кровати. И я не смог бы никому навредить.
– Вы смогли бы навредить себе, Евгений Сергеевич.
– Ну и что? Ведь себе, а не кому другому.
Дмитрий Петрович внимательно посмотрел на Шатова.
– Извините, но этого мы вам тоже позволить не можем.
– Мы? Кто это мы? Мы – Дмитрий Петрович, простите, не знаю фамилии? Или это Дмитрий Петрович и Илья Васильевич? Или это те же и Светлана? Кто – мы?
– Те, кто хотят вам добра.
– Можно без штампов?
– Хорошо, – кивнул Дмитрий Петрович, – можно без штампов. Те, кто не хочет, чтобы вы причинили себе вред. Те, кто рассчитывает получить от вас какую-нибудь пользу.
– Ага, мы уже заговорили о пользе… От связанного? Вон, Светлана уже чуть не изнасиловала меня связанного. Я надеюсь, что вы не станете лезть ко мне с поцелуями?
– Нет, – вежливо улыбнулся Дмитрий Петрович.
– Слава Богу, а то я уже заволновался.
– Не волнуйтесь, Шатов. Об этом – не волнуйтесь.
– А о чем мне волноваться? О том, что у меня начинает чесаться спина, а я не могу ее почесать?
Дмитрий Петрович посмотрел на часы и встал со стула.
– Уже уходите? – спросил Шатов.
– Сейчас Светлана принесет вам завтрак, я с вашего позволения, также позавтракаю, но у себя, а потом…
– Светлана будет меня еще и с ложечки кормить?
– Да. И спину почешет.
– А если я не стану кушать с ложечки – вы меня начнете через трубочку кормить? Или внутривенно? Глюкозой?
– Не станем, – сказал Дмитрий Петрович.
– И я смогу объявить голодовку?
– Сможете.
– И умереть от истощения у вас на глазах?
– Это вряд ли, – Дмитрий Петрович открыл дверь.
– А почему? Вы меня заставите или убедите?
– Просто вам станет очень плохо. Настолько плохо, что вы перестанете спорить.
– Угрожаете? – почти выкрикнул Шатов.
– Ставлю в известность, – Дмитрий Петрович вышел из спальни.
Ставит в известность, блин. В известность ставит о том, что вовремя не покушавшему становится очень плохо. Радуйтесь, Шатов, подтвердилось ваше наблюдение. Тут и вправду действует правило: не покушал – получи приступ боли. И как же они этого добиваются?
Подумай, Шатов. Это иногда бывает полезно – подумать. Может, придумаешь чего. Вот если бы тебе нужно было добиться такого результата – ты бы как поступил? Чтобы просто и дешево.
Так – Шатов прикрыл глаза – берем некоего человека, который может попытаться сбежать или, не дай Бог, нарушить распорядок дня. Можно его посадить на цепь и, если начнет хорохориться, засунуть ему в желудок зонд. А можно…
– Сегодня у нас на завтрак пельмени, – сказала Светлана. – И молоко. Я вас покормлю.
– И напою, – сказал в тон ей Шатов.
– И напою. Вы молоко пьете?
– Пью. И против пельменей не возражаю. Одна проблема…
– Какая? – Светлана поставила поднос с посудой на постель.
– Вы не боитесь, что я подавлюсь, кушая лежа?
– А мы вас немного освободим, – Светлана осторожно переставила поднос на стул и откинула одеяло. – Отпустим один ремешок.
Хорошо его зашнуровали. Надежно. И даже смирительную рубашку надели, сволочи. Ее Шатов и не видел никогда, а тут – такое близкое знакомство.
Светлана отстегнула ремень, придерживавший Шатова за плечи и ремень, охватывавший его грудь.
– Вот так, – сказала Светлана, – теперь мы вас приподнимем, подложим вам под спину и голову подушки, и вы не подавитесь.
– Вот спасибо! – умилился Шатов. – а не проще было бы меня вообще развязать?
– Наверное, проще, – Светлана обняла Шатова за плечи, прижавшись щекой к щеке, и приподняла его.
– А вы сильная девушка, – сказал Шатов. – У вас наверно хороший учитель по физическому воспитанию? Игорь?
– Игорь, – подтвердила Светлана, устраивая Шатова на подушках.
– Вы с ним еще на охоту не ходили?
– Наверное, сегодня вечером. Или завтра.
– Зависит от погоды?
– Не только, – Светлана присела на край кровати и взяла тарелку с пельменями и вилку. – Приятного аппетита.
– Тебя давно кормили с ложечки? – съев половину порции, спросил Шатов.
– Давно, – Светлана вытерла Шатову рот салфеткой.
– Тогда ты забыла, как это унижает.
– Так я же вас кормлю не с ложечки, а с вилочки, – Светлана наколола очередной пельмень на вилку и поднесла ко рту Шатова. – За мамочку!
Потом последовал пельмень за папочку, за дедушку с бабушкой, за Светлану, за здоровье Женечки Шатова… Потом пельмени закончились.
– Похоже, ты заполучила новую игрушку, – сказал Шатов.
– Да. Теперь вот напою ее молочком.
С молоком вышло не так аккуратно, как с пельменями. Шатов почувствовал, как холодная струйка потекла по подбородку.
– Пролили все-таки, – огорчилась Светлана, – я слизну.
Прежде чем Шатов успел запротестовать, язык Светланы пробежал по его лицу.
– Света!
– Все-все, уже чисто, – засмеялась Светлана. – Больше ничего не хотите?
– Пока нет, – ответил Шатов.
– Тогда я унесу посуду, помою, а потом вернусь.
– А как же уроки?
– Мне разрешили побыть сиделкой.
– Был большой конкурс? – спросил Шатов.
– Конечно, – Светлана забрала поднос и вышла из спальни.
Перед домиком была просто давка, все девчонки из выпускного класса бились изо всех сил в истерике, чтобы им разрешили покормить Евгения Шатова, выдающегося журналиста современности, засунутого в смирительную рубашку.
На чем Светлана перебила мысли Шатова? Он как раз прикидывал, как заставить любого человека послушно выполнять все приказы администрации и требования распорядка дня. И выполнял чтобы он их самостоятельно, с желанием.
Можно его поощрять. Пришел вовремя на обед – получи миллион баксов. Поужинал без опоздания – получил королеву в постель на всю ночь.
Дороговато выходит. И к тому же, злостный нарушитель может попытаться убежать. Покинуть зону отдыха без разрешения главного врача.
А если мы не ограничены в выборе средств? Если у нас есть самые фантастические способы удержать и заставить? Вот, как в импортном кино – ошейник и гуляй, сколько хочешь. Ушел – или голову снесет взрывчаткой, или получишь разряд тока. Масса интересных фильмов было снято по этому поводу.
Но можно еще подумать. Добавлять в еду наркотики. Не съел вовремя – началась ломка. Действенно? Еще как! Только наркотики не подходят, если человек потом может понадобиться для какой-нибудь работы.
Что тогда предложил бы хитрый и беспринципный Шатов? А можно попробовать яд. Влить в человека яду, а потом давать противоядие. Не успел покушать