– Мы не собираемся с вами пререкаться, – заговорил хорошо поставленным голосом Звонарев, – мы хотим предложить вам…
– Давайте определимся сразу, – Шатов оставил усмешку на лице, но заговорил серьезно и резко, – Драконом, или Охотником, или еще кем-нибудь из вашей обоймы я не буду. И разговариваю я с вами только потому, что после вчерашней ночи боюсь, что за мои за ошибки снова будут расплачиваться другие люди.
– Я же вам говорила! – сказала Елена.
– Ты, сука, пасть закрой, – Шатов сплюнул на ковер, – я еще не закончил говорить. Поняла?
Щеки Елены вспыхнули, она оглянулась на Звонарева и перевела взгляд на Андрея Валентиновича, но те промолчали, промолчала и она.
– Если у меня будет хоть малейший шанс, я попытаюсь угробить вас всех. Это чтобы мы могли разговаривать честно. В ваши игры по построению империи я играть не желаю. И торговаться с вами – не стану. Я уже пересек черту. Все, я уже не способен вести политические дискуссии. И врать я тоже не собираюсь. Не стоите вы того, чтобы вам врать…
– А вчера вы нам соврали, – заметил Андрей Валентинович.
– Вчера? И не думал.
– Соврали. Вы сказали, что Замок дал вам разрешение. Через компьютер…
– Дал. Не нужно тут пытаться меня снова запутать…
– Извините, Евгений Сергеевич, но вчера все мы связались с Замком и получили однозначный ответ – с вами связи не было.
– Стойте, – неуверенно засмеялся Шатов. – Во-первых, я действительно общался с Замком через компьютер, что бы вы там сейчас не лепетали. Во-вторых, я что-то не понял, как это вы общались с Замком, если вы и есть Замок. Как там вы сказали, Дмитрий Петрович? Коллегиальный орган?
– Понимаете, господин Шатов, Замок – это не просто коллегиальный орган, – Дмитрий Петрович говорил уверенно, словно демонстрируя полное спокойствие. – Это несколько более сложное образование. Мы все равны при обсуждении, но среди нас есть один, который может принимать решения самостоятельно.
– Это как?
– Очень просто. Нас шестеро… Нас сейчас шестеро и для принятия решения, для его обсуждения, мы собираемся и разговариваем, выдвигаем предложения и идеи. Потом, через некоторое время, в компьютер каждого из нас сбрасывается решение. Его принимает один из нас…
– Кто?
– Ну… – Дмитрий Петрович замялся. – Это знает только тот, кто принимает это решение.
– И вы не знаете, получается, кто тут у вас главный? – Шатов засмеялся. – И кто же назначил этого главного? Среди вас, вершителей судеб всего человечества? Что, есть кто-то сверху? Император? Тот, кто дал вам первоначальный капитал и разрешил действовать? Я прав? Нет? Господа!
Господа переглянулись.
Директор школы потянулся к столу за стаканом с водой.
– Так вы тоже входите в структуру подчинения? В пирамиду вассалитета? Это вы так придумали, писатель? – Шатов наклонился, чтобы лучше видеть выражение лица Дмитрия Петровича.
– Это я так придумал, – кивнул Дмитрий Петрович.
– Вас, значит, собрали, наделили властью, не самых лучших выбрали, а таких, кто справится с ролью блокфюрера… Извините, лагерьфюрера. Могу поспорить, что вы – далеко не первый состав Замка.
– Не первый, – сказал Дмитрий Петрович.
– Вы старейшина… – Шатов откровенно развлекался, тыча пальцами во всех присутствующих, – а вы сменили не справившихся.
– И тех, кто погиб на посту, – легко поддержал Шатова Дмитрий Петрович.
– Как Дракон?
– Нет, не совсем. Понимаете, мы никогда точно не знаем, кто из нас принимает решение, и кто поддерживает связь с, как вы выразились, императором… Но у каждого из нас есть возможность…
– Может, не нужно об этом? – недовольным тоном осведомилась Елена. – Почему мы должны перед ним отчитываться?
– А вы проголосуйте, – посоветовал Шатов. – Вас тут как раз шестеро, может получиться неплохая ничья.
Игорь молча играл желваками, Андрей Валентинович собрался что-то сказать, но потом просто махнул рукой.
– Ничего, говорите, – сказал Звонарев. – Он должен знать все, прежде чем примет решение.
Шатов встал и поклонился:
– Премного благодарен, барин.
– Не ерничайте, Шатов, вам это не идет.
– А это мое дело, вы же знали, кого приглашали. Я, ко всем моим недостаткам, еще не хочу в вашу счастливую жизнь и убивать людей мне совсем не нравится. Правда, в вашем случае… но об этом я, кажется, уже говорил. Так что, продолжайте, писатель.
– Спасибо за разрешение, – сгусток иронии и сарказма легко спорхнул с губ Дмитрия Петровича и повис посреди комнаты. – Только один из нас знает, кто именно принимает решение и поддерживает связь с императором.
– Тот, кто поддерживает связь, – сказал Шатов.
– Тот, кто поддерживает связь, – кивнул Дмитрий Петрович. – И еще сам император.
– И что это вам дает? Император может снять этого предводителя?
– В принципе, может. Это входит в условия существования замка. Но в условия входит еще и то, что любой из нас, вычислив того, кто принимает решения, может его устранить.
– Мягко так выражаетесь, – оценил Шатов. – Устранить. Пасть порвать, моргала выколоть…
– Хорошо, – согласился Дмитрий Петрович, – убить и занять его место.
– Да, – Шатов толкнул в плечо Андрея Валентиновича, – тут есть, где разгуляться, если с фантазией.
Андрей Валентинович молча отвернулся.
– Нет, почему, – Шатов обвел всех присутствующих веселым взглядом, – перемочить всех, подсыпать, скажем, в обед порошок, и привет, вы единственный, а, значит, главный.
– Не получится, – спокойно возразил Дмитрий Петрович, – если кто-то убил не принимающего решение, а другого…
– Ошибся, типа, – сочувственно произнес Шатов.
– Я не могу этого больше терпеть! – воскликнула Елена.
– Ты еще скажи, что у тебя мигрень разыгралась, мадам, – отрезал Шатов и кивнул Дмитрию Петровичу, – а вы продолжайте.
– А продолжать, в общем, и нечего. Провинившийся – умирает.
– И могу поспорить, что вы сами его устраняете. Император сбрасывает вам в компьютеры информацию, и… Веселая у вас компания. А если убил правильно, то император приветствует и поддерживает отношения с победителем, подыскивая одновременно, кандидата на освободившееся место, – Шатов похлопал в ладоши. – Так вы сами себе крестьяне, вассалы, сюзерены и варвары. Образцово-показательный террариум с серпентарием пополам! Молодцы! Давайте все вместе проскандируем это. Молодцы, молодцы!
Шатов дурачился, а в душе медленно перекатывались, громыхая, глыбы льда. Они с ним очень откровенны, эти красавцы. Очень. И не скрывают этого. Значит, больше люфта по времени у Шатова нет. Нет. И можно сколько угодно демонстрировать свою независимость, но песок из часов уже высыпается. И водичка из водяных часов… Как их там называли древние? Клепсидра. Так вот, и из клепсидры водичка уже почти вся вытекла.
И не исключено, что в ближайшее время ты станешь самым информированным покойником, Евгений Шатов. Тебе как такая перспектива?
– Извините, Андрей Валентинович, – спохватился Шатов, – я что-то задумался и пропустил ваши последние слова.
– Я повторю, – явно с трудом сдерживая эмоции, процедил сосед Шатова справа. – Никто из нас, и тем более император, вам такого разрешения не давал.
– Какого разре… А, вы все о клубе… – протянул Шатов. – Это вы сами разбирайтесь, милые мои. Может, это кто-то из вас решил свинью подложить начальству. А потом посмотреть на реакцию, выявить несчастного и прирезать его ночью. Нет? Сами решайте, у меня по этому поводу с вами ругаться, желания нет. И если вы меня вызвали на суд только, чтобы уличить во лжи… Я тогда пойду, пожалуй.
– И ничего не хочешь у нас спросить? – подал голос, молчавший до этого Игорь.
– Про что? Про то, в чьем доме живу? В доме Дракона. Его, кстати, действительно до разборки со мной звали Охотником? – Шатов затаил дыхание, обреченно понимая, что да, что Охотником звали Дракона первоначально.
– Охотником, – коротко ответил Звонарев.
– Еще что я могу у вас спросить? Когда меня отсюда выпустят? – Шатов встал. – Я знаю точный ответ. Тогда, когда я сам решу отсюда уйти. Не верите? Подумайте сами. В любой момент, когда захочу. И именно потому, что я Охотник. Вы, ублюдки, Замок, вы даже друг от друга прячетесь, хотя страстно желаете повелевать целой страной, если уж не получится всем миром. Вы готовите этих пацанов и девчонок ко всему, учите их убивать, насиловать, учите трахаться без любви, и трахать без желания. Вы хотите, чтобы они проросли и подарили вам власть… А император этого хочет? Вы не боитесь, что у вашего таинственного Императора есть другие планы? И ты, лучше всех спрятавшийся, уверен, что Император не высветит на мониторе у кого-нибудь из твоих злейших друзей твое имя? Уверен?
Сидящие за столом молчали, на взгляд Шатова не ответил никто.
– А вы решили меня учить. Решили сделать из меня сумасшедшего! Какие вы наивные, блин. Я не знаю, что вы хотите из меня сделать к выпускному вечеру, но запомните одно. Ваши живые роботы уже знают, что был и пока еще есть такой Евгений Шатов, который, сука, не стал играть в ваши добрые игры. Что Охотник не стал охотится для вас, что при выборе между властью и совестью… Извините, что использую незнакомые для вас слова. При выборе между властью и совестью, человек может выбрать совесть, зная, что к власти прилагается еще и премия – жизнь. Так что, господа Замок, захотите поговорить со мной о чем-нибудь серьезном – пожалуйста, я, так и быть, приду на ваше собрание. А слушать ваш треп о моем якобы обмане… Пока, господа хорошие…
Шатов открыл дверь, замешкался на пороге. Если они хотят выстрелить, то могут это сделать сейчас. Пожалуйста. Шатов расправил плечи, хотя все внутри требовали, чтобы он попытался спрятаться или броситься бежать.
Стоять, прикрикнул на себя Шатов. Стоять.
– Шатов, – сзади раздался вместо выстрела голос Звонарева.
– Что? – не оборачиваясь, спросил Шатов.
– На столе у вас в кабинете лежит папка. Посмотрите ее, пожалуйста. Только…