«Я сомневаюсь, что мы могли бы сделать что-нибудь», — ответил он. — «Если бы Робби так думал, он бы, конечно, телеграфировал нам».
— То, что дядя Лофорд сделал, это предательство семьи!
— Он такой человек. Он из тех, кто совершают преступления. Меня часто посещала мысль, что он может убить Робби, но не позволить ему взять приз, за который они оба боролись всю свою жизнь.
— Как он выйдет из настоящего положения?
— Получит удовлетворение, не дав Робби победить, и, конечно, банда с Уолл-стрита заплатила ему. Так или иначе, у Робби есть контракт, так что они не могут его уволить.
«Я купила все эти акции зря!» — воскликнула молодая жена.
— Не только зря, но и по высокой цене, я боюсь. Лучшее телеграфируй дяде Джозефу, чтобы он разобрался в этом вопросе полностью и посоветовал тебе, продать ли эти акции или оставить. Робби, без сомнения, опишет нам детали.
Другое сообщение резко отличалось от первого. Письмо на имя Ланни, написанное его собственным почерком, заставило его сердце часто забиться, едва увидев его. Ланни дал этот конверт Хьюго Бэру. На нем стоял почтовый штемпель из Мюнхена. Ланни быстро разорвал конверт, и увидел, что Хьюго вырезал шесть букв из газеты и наклеил их на листе бумаги. Этот метод избежать идентификации хорошо известен похитителям и другим заговорщикам. «Jawohl[167]» можно было прочитать, как одно слово или два. Хьюго оставил пространство после первых двух букв. Ланни понял из письма, что Фредди Робин был в Дахау, и что с ним было всё в порядке.
Американский плейбой забыл о потерянных надеждах отца и своем собственном утраченном наследстве. Тяжелый груз упал с его плеч, и он послал два телеграммы, одну миссис Дингл в Жуан, по договоренности Робины должны вскрывать такие сообщения, а другую Робби в Ньюкасл: «Кларнет звучит отлично», что было кодом. В последнюю телеграмму послушный сын добавил: «Искренняя симпатия не принимай это слишком к сердцу, мы по-прежнему любим тебя». Робби должен воспринять это с улыбкой.
Ирма и Ланни разорвали сообщение Хьюго на мелкие кусочки и бросили их в емкую канализацию Берлина. У них по-прежнему были надежды на руководителя прусского правительства. В любой момент может возникнуть лейтенант Фуртвэнглер и объявить: «Мы обнаружили вашего еврейского друга». Но до этих пор Ланни оставалось только ждать. Если иметь знакомых в die grosse Welt, то им нельзя говорить: «Я убедился, что вы мне лжёте, и теперь будем говорить на этой основе». Нет, Ланни не мог даже сказать: «У меня есть сомнения». На это обер-лейтенант сразу удивится и спросит: «У вас есть основания?» Ланни не мог даже сказать: «Я призываю вас постараться». Предполагается, что важные персоны и так делают всё возможное.
Сумма более четырехсот тысяч марок, которой были оплачены картины Дэтаза, была депонирована в берлинские банки. Ланни и Золтан потратят эти марки на приобретение произведений искусства для своих американских клиентов, которые их оплатят в Нью-Йорке. Таким образом, паре не придется просить никакой поддержки у нацистов. У Ланни был список своих клиентов в Америке, а Золтан накапливал в течение многих лет свою клиентуру. Так что они не будут испытывать никаких трудностей в ведении своего бизнеса. Они договорились делить пополам все доходы.
Ланни предложил устроить недельную выставку в Мюнхене, и это предложение его друг одобрил. Там было много любителей искусства, и продажи были обеспечены. Кроме того, Бьюти получала удовольствие от выставки, а Ланни знал картины, которые мог там купить. Джерри Пендлтон, собиравшийся везти непроданные картины Дэтаза из Берлина обратно во Францию, следил за их упаковкой и транспортировкой в Мюнхен. Герр приват-доцент заверил их, что пользуется еще большим влиянием в этом баварском городе, колыбели национал-социализма. Ему будет выплачено еще пятнадцать тысяч марок за его услуги, плюс на расходы в течение двух недель. Он планировал жить широко.
Хьюго Бэр вернулся в Берлин, сообщив, что установил контакт со старым знакомым по партии, который был теперь одним из охранников СА в лагере Дахау. Этому человеку Хьюго объяснил, что его друг, молодой еврей, был должен ему деньги, и спросил, был ли должник еще жив, и есть ли какая-либо перспектива его выхода.
Ему ответили, что Фредди Робин был в лагере в течение четырех или пяти месяцев. До перевода в Дахау с ним грубо обращались. Сейчас его содержат в одиночке, по какой причине человек С.А. не знал. То, что он имел в виду, сообщая, что Фредди, «здоров», означала, что он был жив и не подвергался жестокому обращению, по мнению информатора. Никто не был счастлив в Дахау, и меньше всего любой еврей.
Хьюго добавил: «Мы могли бы доверять этому парню, потому что я имел продолжительную беседу с ним. Он оценивает события так же, как и я. Ему надоела его работа, которая оказалась не той, какую он ожидал. Он рассказал, что есть много других, которые чувствуют то же самое, хотя они не всегда говорят. Вы знаете, Лан-ни, немцы, естественно, не жестокий народ, и им не нравится, что самых жестоких и дебоширящих парней ставят руководить ими».
«Он так и сказал?» — спросил Ланни.
— Он сказал даже больше. Он сказал, что хотел бы видеть, чтобы всех евреев выслали из Германии, но он не видит смысла держать их под замком их и пинать их ногами, только за то, что они родились евреями. Я рассказал ему о своей идее, что партия введена в заблуждение, и что это дело рядовых, чтобы вывести её на прямую дорогу. Он заинтересовался, и, возможно, мы будем иметь организованную группу в Дахау.
«Это прекрасно», — прокомментировал американец. — «Я и так много обязан вам. Я довольно скоро еду в Мюнхен и, возможно, вы сможете приехать туда снова, и у меня будет другое сообщение для вашего друга». В то же время он вынул из своего кармана небольшой рулон стомарковых банкнот и сунул их в карман своего знакомого. Дело нескольких сантиметров, так как они сидели в машине бок о бок.
А жене Ланни сказал: «Есть возможность вызволить Фредди без вечного ожидания милостей жирного генерала».
«Только будь осторожен!» — воскликнула Ирма. — «Это большой риск!»
— Это только на крайний случай. Но я действительно думаю, что у Геринга было достаточно времени, чтобы заглянуть во все концентрационные лагеря в Рейхе.
Он решил позвонить обер-лейтенанту Фуртвэнглеру и узнать об обещанном расследовании. Но он отложил своё решение его следующего утра. И, прежде чем он вернулся к нему, молодой офицер штаба объявился сам, сопровождаемый швейцаром. «Господин Бэдд», — спросил он, — «Вы свободны в течение следующих двух или трех дней?»
— Я могу освободиться.
— Его превосходительство заработал отпуск после переутомления в суде. Серьезный молодой офицер сказал это без малейшего следа улыбки, и Ланни согласился с низким поклоном. — Его превосходительство выезжает на охоту в имение принца фон Шварце-робера в Шорфхайде и был бы рад, если вы его сопроводите.
«Это действительно очень любезно», — ответил американец, с тщательно отмеренной сердечностью. — «Я ценю честь и удовольствие лучше узнать генерала».
«К сожалению», — добавил собеседник, — «это то, что вы американцы называете «мальчишник»[168].
«Оленье дело в двух смыслах этого слова», — улыбнулся Ланни, который знал об охоте в немецких лесах. — «Моя жена не будет возражать остаться здесь, у неё есть друзья, которые ее развлекут».
«Тогда очень хорошо», — ответил обер-лейтенант. — «Автомобиль будет ждать вас завтра в пятнадцать часов».
Позже, молодая пара поехала прокатиться и обсудить ситуацию. «Он хочет что-то», — заявил муж. — «Я предполагаю, что я об этом узнаю».
«Дай ему разговориться», — предупредила Ирма, — «Ты видел, что он этого хочет». Она была на девять лет моложе своего мужа и встречалась с генералом только один раз. Но она знала все о его Prunksucht[169], о его восторге в самовыражении, как физическом, так и интеллектуальном. — «Он должен доказать, что он самый великий человек в компании, а также в правительстве, возможно, самый великий в мире. Он сделает для тебя всё, если ты убедишь его, что ты в это веришь».
На протяжении всей его жизни мать Ланни давала ему такого рода инструкции. Он подумал: Ирма научилась этому у Бьюти или у Великой Праматери?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Все царства мира
Ланни в детстве наблюдал феодальную систему в Штубендорфе и нашёл её патриархальной и приятной. Поэтому он мог понять, как то же самое открытие сделали нацисты. Компания направлялась в охотничья угодья одного из тех крупных помещиков, которые были друзьями гауптмана Геринга в те дни, когда он был летчиком асом, преемником фон Рихтгофена в командовании этой знаменитой эскадрильей. Эти богатые Юнкера пошли на союз с партией Гитлера под гарантию Геринга, что о них будут должным образом заботиться, и Геринг наблюдал, чтобы его гарантии соблюдались. В Пруссии не будет никакой «второй революции», если глава правительства может предотвратить её, и он думал, что сможет.
Компания путешествовала в шестиколесном Мерседесе, который Ланни когда-то назвал «танком». Шофер и охранник, который ехал рядом с ним, были одеты в черные мундиры СС и хорошо вооружены. Очень широкий генерал развалился на заднем сиденье с Ланни на почетном месте рядом с ним. На двух выдвижных сидениях ехали оберст Симанс, офицер рейхсвера, приятель генерала с мировой войны, и гауптман Айнштосс, штурмовик который сопровождал Геринга в его полете в Швейцарию после пивного путча. Сзади следовала вторая машина с Фуртвэнглером и другим штабным офицером, секретарём, телефонным оператором и камердинером.
Компания в «танке» говорила о суде. Ланни может быть и хотелось бы услышать, что они говорили, если бы он не был бы в курсе дела, но он был. Они говорили, что пять заключенных были порождением сатаны, и что генерал полностью уничтожил Димитрова. Когда они спросили у Ланни, каково будет мнение внешнего мира, он ответил, что все люди были склонны верить в то, что было в их интересах верить, а внешний мир боится нацистов, потому что подозревал, что они собираются перевооружить Германию. Таким образом, если быть осторожным, можно избежать лжи и в то же время никого не обидеть.