ступить в его личную команду!.. А как же?..
А Аргун уже продолжал, предвосхищая не слова — самое мысль!
— Ты, конечно слышал, Шани, что я грохнул под Москвой дурака Ваху Султанова… Ну так ведь он заслужил казни — слишком зарвался. Он был дураком, тот Ваха. Обнаглел, совсем нюх потерял. Чуть всех нас тогда не “спалил”… А мне нужны умные люди… И верные. Как ты.
Аргун вдруг остановился. Он вдруг понял, что в какой-то момент увлекся и сказал что-то лишнее. А потому поступил, как и должно было бы поступить в подобной ситуации. Он сделал театральный жест, прикрыв рукой глаза. Зульфагар должен был расценить его так: шеф просто играет с ним, а потому его слова не следует расценивать слишком уж всерьез.
Хамлаев его так и понял. И в то же время Шанияз понимал, что Аргун в значительной степени прав. Только на него, старого опытного волка, можно сейчас делать ставку. Случись с ним что-нибудь — и все! Конец и карьере капитана Хамлаева. Карьере не в смысле достижения званий и почестей. Нет, карьере в смысле вообще самого существования Шанияза. В чужой команде он стал бы чужаком и пришлось бы начинать все сначала…
— Я все понял, Аргун, — поспешил заверить Шанияз.
— Вот и отлично, — подхватил Аргун. — Ну а теперь иди, отдохни. Только помни, что ты в любой момент можешь мне понадобиться.
— Хорошо.
Хамлаев поднялся, кивнул Аргуну и вышел.
Хозяин задумчиво смотрел на закрывшуюся за капитаном дверь. То, как четко Хамлаев спланировал и организовал сегодняшнюю засаду, как ловко потом подставил Каландара, свидетельствовало о том, как быстро матереет этот молодой волчонок. Судя по всему, он может далеко пойти, если, конечно, шею раньше времени не сломает. Пока еще он не опасен, пока он будет служить ему верой и правдой. Но не приведи Аллах проморгать момент, когда Хамлаев осознает свою силу и попытается начать собственную игру…
Впрочем, сейчас пока об этом рано, пусть съездит на спецзадание, пусть покажет, на что он способен в самостоятельной работе! В конце концов, для выполнения сложных заданий и нужны такие вот молодые да ранние — не Мусу ведь или Каландара покойных посылать для выполнения подобных миссий!
…Выдержав паузу, достаточную, чтобы Хамлаев, который вполне мог бы «случайно» задержаться под дверью, отошел на достаточное расстояние, Аргун взял со стола рацию, включил ее.
— Это я, — произнес он в микрофон. — Я только что с ним говорил. Все идет по плану.
Собеседник отозвался тотчас:
— Хорошо. Значит, он согласен?
— Да куда он денется с подводной лодки? — усмехнулся Аргун. — Согласится!
— Значит, ты ему еще не сказал о сути задания? — голос собеседника просто уточнил, не выражал никаких эмоций.
— Не стал форсировать, — подтвердил Аргун. — Пусть немного отойдет от боя, пусть успокоится… А там мы его и подловим… Да и не будет он брыкаться — я в этом уверен на все сто.
— Ну смотри, тебе виднее… Когда ты думаешь его отправлять?
— Пока об этом говорить еще рановато, нужно все тщательно подготовить, — твердо сказал Аргун. — Но и затягивать все не след, понимаю. Наш друг зарвался и нуждается в визите…
— Да-да, конечно, — торопливо проговорил, перебивая его, собеседник. — Ну а если наш друг окажется проворнее? У него ведь там такая команда…
— На все воля Аллаха, — спокойно отозвался Аргун. — Лишь бы наш посланец не попался, потому что этого допустить никак нельзя. Его будут страховать.
Собеседники отлично понимали друг друга, хотя и говорили намеками.
— Отлично. Значит, так тому и быть! Давай, действуй! Держи меня в курсе. Особенно если хоть что-то пойдет не так, как планировалось.
— Конечно, — заверил Аргун. — Ты же знаешь, что я тебя никогда не обманываю.
— Знаю. И верю. Удачи!
Аргун отключил рацию, небрежно бросил ее на стол. Несмотря на то, что все шло по плану, его не покидало чувство внутреннего непокоя. Однако на чем оно основывалось, какое-то время не мог понять. Он вновь и вновь возвращался к рассказу Зульфагара, а также к мысли о том, насколько опасное дело ему предстоит поручить. А также о том, что в случае провала акции Зульфагаром неизбежно придется пожертвовать, свалив на него же все грехи.
Хм… Неужто ему жаль посылать на это опасное дело Шанияза Хамлаева?.. Это забавно. Он-то был уверен, что все его чувства четко контролируются разумом. Неужто он так привязался к этому молодому да раннему?..
Матерому преступнику вдруг подумалось, что Шанияз чем-то напоминает ему его самого, только молодого. Погоди-ка!.. Он ведь по возрасту вполне мог бы быть его сыном.
У Аргуна детей не было — во всяком случае, он не знал о таковых. Хотя ему немало пришлось поездить по белу свету, грешил много, может где-то и бегает какой-нибудь “Аргунчик”… И ему вдруг, едва ли не впервые в жизни, стало жаль, что у него и в самом деле нет сына. А как было бы здорово!..
Стоп-стоп, Аргун, спокойно! Это сейчас тебе захотелось сыночка, когда тут закручиваются такие события? Когда война, когда убийства, когда смерть, когда не знаешь, что с тобой будет через час?.. Сейчас он переживает только об интересах дела. А как бы он себя повел, если бы в одном из отрядов служил его сын? Уж во всяком случае постарался бы по возможности уберечь это подразделение от наиболее опасных дел.
Во время русско-чеченской войны 1994-96 годов каждый четвертый русский офицер, погибший в Чечне, был сыном полковника или генерала — ложь о том, будто военные начальники укрывали своих сынков в тыловых округах, старательно раздували российские СМИ, которые, отрабатывая щедрые подачки, стояли, по сути, на антироссийских позициях. Правда состоит в другом: ни у одного из кремлевских политиков, которые, собственно, и развязали ту войну, сыновья на Кавказе и в самом деле не воевали…
Вспомнив об этом факте, Аргун вдруг подумал о том, каким мужеством должен обладать генерал, который посылает сына или зятя на войну. И усомнился, смог бы сам поступить также или все-таки постарался бы уберечь близкого человека от опасностей…
Так вот и сейчас, осознав, какой опасности будет подвергаться при выполнении предстоящего задания Шанияз, Аргун уже заранее расстроился…
— Стареешь, брат, — негромко, со смущенной снисходительностью к самому себе, проговорил он вслух. — Стареешь…
Он наклонился и достал из тумбочки фляжку с коньяком. Налив немного в чайную чашку, торопливо, чтобы никто случайно не застал его за этим занятием, опрокинул напиток в себя…
В соседней комнате Муртаз, тот самый парень, который столь неуклюже пытался прислуживать за столом, снял, отключил от магнитолы и бросил в ящик стола наушники. Потом достал из гнезда кассету и вставил вместо нее другую. Извлеченную кассету он бережно уложил в футляр и поставил на полку. Теперь она ничем не отличалась от остальных. Между тем, у нее была особенность. Внутри ее, в двойных стенках корпуса находилась тонкая проволока, на которую записывались разговоры, которые вел Аргун у себя в кабинете, в том числе по телефону или рации. Каким образом можно использовать добытые им сведения, что полезного из них можно извлечь, Муртаз обычно не мог представить. Но теперь даже ему стало ясно, какой мощный козырь появился у его руководителей против Аргуна. Если дать послушать Шаниязу запись разговора, в ходе которого Аргун легко и просто соглашается с тем, что в случае провала можно пойти на ликвидацию Зульфагара…
Муртаз даже оглянулся испуганно — как бы кто-нибудь не подслушал его мысли! Однако вокруг никого не было. Нет уж, черт с ними, со всеми, сегодня же вложить кассету в тайник и пусть те, кому это надо, думают сами, как использовать подобную бомбу!
…Сам же Зульфагар, даже не подозревая, сколько людей в настоящий момент интересуется его судьбой, вышел из дома, где размещался Аргун, во двор. Он и в самом деле не прочь был бы задержаться у двери, понимая, что скорее всего Аргун кому-нибудь позвонит, чтобы доложить о беседе с ним. Однако тут всюду была охрана, а потому он, приостановившись лишь на несколько секунд, направился к калитке. Над головой шелестели крупные листья виноградника, густо оплетшего металлический каркас, установленный над двором.
Зульфагар знал, что прямо под бетонной дорожкой, по которой он шел, находится зиндан. Его заранее спланировали и построили, еще когда начинали закладывать этот дом. Здесь под многими домами имеются зинданы — хозяева заблаговременно заботились о том, что будут промышлять похищением людей, которых до выкупа придется где-то держать.
Калитка дома, в котором разместился Аргун, выходила на центральную площадь села. Шанияз шагнул сквозь проем в высоком, метра 4, заборе и замер. На площади собралась толпа. В ней преобладали местные жители, среди которых, впрочем, виднелось и немало людей вооруженных. Отдельной группкой выделялись арабы — так здесь называли добровольцев и наемников, которые приезжали в Чечню из арабских стран. Впрочем, не только из арабских — арабами тут именовали едва ли не всех добровольцев и наемников, собравшихся в Чечне из мусульманских государств. Хоть и воевали все вместе, а в быту держались врозь.
Посреди площади стояла деревянная конструкция, напоминающая укрепленные на козлах доски. Возле нее виднелись несколько человек — один держал у руке палку, с другого снимали рубаху.
«Будет экзекуция», — понял Хамлаев.
— За что его? — поинтересовался он у оказавшегося рядом старика в высокой папахе.
— За нарушение законов шариата, — бесцветным голосом отозвался тот, покосившись на вооруженного Зульфагара.
Н-да, по нынешним временам это серьезное нарушение. Хотя, с другой стороны, шариат настолько плотно и тщательно регламентирует жизнь и был мусульманина, что не нарушить хоть какие-нибудь его положения попросту невозможно. Так что речь может идти лишь о степени виновности, о тяжести совершенного греха. Ну и, естественно, о том, донесет ли на оступившегося мусульманина кто-нибудь или нет…
— А в чем оно выразилось? — чуть понизил голос капитан.