— Ты о чем? — прикинулся непонимающим старик.
Очевидно он просто пока не сообразил, как следует отвечать собеседнику. О том, кто такой Зульфагар, он, несомненно, знал, слишком популярен тот был, а потому предпочел бы с ним вовсе не разговаривать.
— Ну, что конкретно, какую статью он нарушил?
— Выпил, — наконец неохотно отозвался старик.
— И все? — удивился Хамлаев.
Он сам иной раз мог позволить себе выпить. И включение в шариатский уголовный кодекс статьи 39, где даже за единичное употребление спиртного полагается до 40 ударов палкой, ему не понравилось. Вместе с тем он знал, что само по себе пьянство редко карается, обычно с замеченными в этом грехе мусульманами ограничиваются профилактической беседой. Тем более, что и сам Аллах в бесконечной милости своей, напутствовал, что в вине есть не только грех, но и польза, хотя греха, несомненно, больше… Когда в 1997 году в Наурском районе проводился слет участников войны 1994-96 годов, для его участников вполне официально за счет бюджета было выделено одного только крепленого вермута почти две тысячи бутылок![12]
— Да нет, не только, он там еще что-то сотворил… Да я не знаю толком!..
Старик оборвал сам себя и отошел в сторонку.
“Любопытно, — подумал Шанияз, — он меня просто боится или осуждает за сегодняшние потери? Или, может, тоже из тех местных жителей, которые осуждают наших руководителей за то, сколько они понаприглашали сюда арабов?”
Впрочем, развивать эту мысль он не стал. Какая разница, в самом деле?
Между тем экзекуция уже началась — было видно, как над головами взлетает и падает палка; чуть позже доносился звук удара и жалобные стоны жертвы. Это действительно весьма болезненное мероприятие — если удар получился слабее установленного статьей 16-й, его могут и не засчитать. Кстати, палкой могут наказывать и женщин, и даже, как исключение, и детей. Только бьют их иначе, немного мягче, чем мужчин.
Попробовал бы кто ко мне прикоснуться, — вдруг с вызовом подумал Шанияз, — уж я бы… Ну и попробовал бы, ну и что? — остановил он собственное бахвальство. Суд он и в Африке суд, против него не попрешь. А попрешь — можно ссылку заполучить или вообще в тюрягу-зиндан запрут!.. Нет уж, лучше в руки судебного исполнителя вообще не попадать!
— Хватит, на сегодня хватит! — вдруг, прервав стенания, взвыл наказываемый. — Я больше не могу!
— По закону наказание может быть разделено на несколько дней! — подал кто-то голос из толпы.
— Еще пять ударов и объявляется перерыв! — провозгласил судебный исполнитель. — Порка продолжится завтра в полдень!
— Послезавтра! — взмолилась жертва. — У меня тело не пройдет!..
— Послезавтра! — смилостивился судебный исполнитель. — Пожмите друг другу руки.
Тоже ритуал — после порки избитый должен поручкаться с тем, кто его избивал.
Мол, он не держит на него зла, признавая необходимость наказания и считает, что рукой палача-экзекутора двигал самолично Аль-Адль Аль-Хакам (Справедливый Судья) Аллах… Ну а вот это уже Хамлаев никому не простил бы. Он чеченец, воин, он Зульфагар, священный меч-истребитель святого халифа Али, он не подал бы руки тому, кто его ударит, пусть даже по приговору шариатского суда!.. Пусть Аллах его наказывает как угодно — но только не рукой человека!
Да будет так!
Москва. Квартира Соломатова
Калюжный — вдова Михаила
Дверь Калюжному открывать не торопились. Он довольно долго стоял, раз за разом настойчиво нажимая кнопку звонка.
В другом случае он бы уже давно потерял терпение, повернулся и с облегчением ушел, сочтя, что дома попросту никого нет. Однако что-то, очевидно, тот самый внутренний голос, про который сочинено столько анекдотов, подсказывало Константину, что это не так — еще до того, как он коротко вдавил кнопку в первый раз, ему сквозь дверь послышались из квартиры какие-то звуки, напоминающие голоса, и щелчок, похожий на тот, который издает пружина электровыключателя. Можно было бы предположить, что эти звуки доносятся от работающей радиоточки, однако после его звонка голосов больше слышно не было. И теперь Константин, раз за разом вдавливая в панель кнопку, испытывал нарастающее чувство раздражения.
Наконец, после очередной длинной трели, сквозь дверь послышался недовольный женский голос:
— Ну кто там?
Значит, не ошибся, кто-то и в самом деле в квартире разговаривал… И от осознания этого факта в душе всколыхнулась тяжелая мутная волна… В самом деле, едешь сюда специально, чтобы в память о своем друге принять на себя самый первый, самый страшный удар горя, постараться помочь женщине пережить опять же самый первый и страшный всплеск эмоций… А тебя — не пускают!
— Кто-кто… Хрен в пальто, — не сдержавшись, грубовато ответил негромко непрошеный гость. А в “глазок” произнес в голос: — Это Костя Калюжный. Мы с вашим мужем знакомы… — споткнувшись на этом слове, он добавил: — Были. Я… — Ощущая, насколько противоестественно выглядит этот разговор через дверь, он начал разъяснять, опять чуть помявшись: — Я из командировки прилетел. — И зачем-то добавил: — Проездом…
Все заранее заготовленные офицером слова и фразы, которые он шлифовал-обкатывал в уме, разом вылетели из головы, он говорил сумбурно и суетливо. Он вообще не считал себя мастаком говорить — а тут еще такая ситуация… И оттого злился — на ситуацию, на себя и на женщину, которая явно не спешила открывать дверь.
За дверью вновь на некоторое время зависла пауза.
— Костя? — женщина была откровенно растеряна. — Ах, Костя… Да-да, конечно… А Миши нету…
— Знаю, что нету… — сказав эти слова, Калюжный вдруг подумал, насколько женщина, сама того не подозревая, недалека от истины. — Так вы мне откроете? — прямо спросил он.
Хозяйка продолжала мямлить из квартиры сквозь стальную, обитую дерматином дверь:
— Но знаете ли, у меня тут такой беспорядок…
Константин вдруг со всей очевидностью осознал, что его попросту не желают впускать в квартиру. И сразу предположил, по какой именно причине. Да и что иное тут можно предположить…
— Переживу, — грубо отрезал Калюжный. И повторил вопрос: — Так вы меня впустите?
— Может быть, вы зайдете в другой раз?.. Попозже?..
Теперь у Константина исчезли последние сомнения в том, насколько его догадка верна.
Там, в этой квартире, находился посторонний мужчина. И вертолетчиком вдруг овладел какой-то злой азарт.
Так у него уже бывало. Когда хочется добиться своего любыми путями. Даже рискуя нарваться на неприятности, даже серьезные. Как, например, тогда, в июне 1995-го… На своей «вертушке» он раз за разом заходил на безымянную высоту северо-западнее Шатоя. Там боевики блокировали горстку десантников, к которым рвалась и никак не могла пробиться сквозь заросшие лесом горы подмога — десантникам вообще никто помочь не мог. Снизу лился в сторону вертолета шквал огня и свинца, на склоне полыхал сбитый вертолет… А Калюжный не испытывал ни страха, ни ответственности за выполнение задания, ни чувства сопереживания тем ребятам, что бились внизу, ни даже вполне понятного желания отомстить за товарищей, погибших в сбитом вертолете — лишь одну всеохватывающую злость. Злость и азарт. Он просто не мог уклониться от боя, пока не влепит весь боезапас в этих уродов внизу, что пытаются свалить с неба его, Константина Калюжного!..
Азарт… И сейчас, перед дверью, которая никак не желала открываться, он испытывал чувство, схожее с пережитым над той высотой под Шатоем. Еще несколько минут назад он просто мечтал о том, чтобы дома и в самом деле вообще никого не оказалось и тогда он на вполне законных основаниях избежал бы тягостных объяснений с женщиной, которая была женой, и в одночасье стала вдовой его друга. А теперь ему во что бы то ни стало необходимо было преодолеть бронированную дверь и посмотреть в глаза этой женщины в тот момент, когда она узнает, что мужа у нее больше нет.
Что отныне она свободна, вольна распоряжаться своим телом и отдельными его местами как самой заблагорассудится, не опасаясь попасть впросак вот из-за такого незапланированного визита. Неважно чьего визита — знакомого или нежданно вернувшегося супруга.
Что это, мазохизм? Обостренное войной чувство справедливости? Взыграла обида, некогда нанесенная его собственной бывшей женой?.. Или все вместе взятое? Кто ж его знает, на чем основываются наши эмоции… Константин и в самом деле не мог бы даже себе объяснить, зачем ему вдруг захотелось обязательно попасть в квартиру Соломатовых… Быть может, ему, напротив, хотелось убедиться в неправильности своей догадки?
— А вы что, не хотите открывать?.. — зло и громко, чтобы хозяйка услышала его злость, крикнул он, напряженно уставившись все в тот же “глазок”. — Вы не хотите поговорить с человеком, который привез вам информацию о муже, который уехал в командировку в «горячую точку»?.. Так прямо и скажите — и я уйду!
Наверное, она не так испугалась угрозы, что он уйдет, как того, что эти слова гневливого гостя услышат соседи.
— Да нет-нет, что вы…
Было слышно, как коротко клацнул открывающийся засов. Дверь приоткрылась и Калюжный шагнул через порог.
…И зачем он на этом настаивал? Может, легче было бы ничего не знать?..
Собственно, он все понял еще на лестничной площадке. И сейчас лишь убедился в правильности своей догадки. Порядок в квартире, во всяком случае в прихожей, был вполне приемлемый — ничуть не хуже, чем в любой другой, в которую доводилось входить Константину с неожиданными визитами. Нередко порядка было куда меньше, и при этом хозяйки этого не стеснялись.
Встретившую его женщину он узнал сразу. По фотографии, которая оказалась в Мишкиных вещах и которую тот ему при жизни никогда не показывал. Константин тот снимок увидел позже, когда в качестве понятого — о Господи, слово-то какое, да еще при описи вещей погибшего друга! — присутствовал при сей малоприятной процедуре. Там она была запечатлена в строгом деловом костюме, который несколько не вязался с ее игривококетливой улыбкой и склоненной на Мишкино плечо хорошенькой головкой. Теперь женщина оказалась облаченной в красивый домашний халат с откровенным вырезом на груди; она явно