Как бы там ни было, на богословские темы они старались разговаривать наедине. Особенно не прятались, чтобы вдруг не вызвать подозрений в чем-то предосудительном, но и не афишировали суть своих бесед. Впрочем, в подобных беседах неожиданно оказался и своеобразный плюс: многие рядовые боевики смотрели на них в это время с глубочайшим почтением — тонкости ислама им были недоступны и, если говорить откровенно, не особенно интересны, а потому они понимали лишь одно: командир и вернувшийся из Мекки алим Мансур-хаджи ведут богословские беседы. Аллаху акбар!
— …Ар-Рахман Ар-Рахим (Милостивый и Милосердный) Аллах в своем величии четко обозначил категории неверных, кого нельзя убивать даже во время джихада, — продолжал Мансур разговор, начатый еще утром. — Как сказано, кто без серьезной причины нарушит эти запреты, тот станет преступником и ослушником возле Аллаха.
Они прошли мимо густо заросшей колючим кустарником расщелины в скале. Каждый из моджахедов привычно вглядывался в ее полумрак, но никто ничего не заметил. Между тем в глубине скального разлома затаился первый наблюдатель разведчиков, который тотчас сообщил о появлении отряда командиру. С этого момента группа Гайворонского была готова к встрече противника.
— Вот как? — искренне удивился Хамид, который даже не подозревал, что в войне с неверными могут быть хоть какие-то ограничения, да к тому же освященные заветом Аллаха. — А нам говорили, что во время джихада можно и должно убивать всех, кто не исповедует ислам…
Мансур досадливо поморщился — Хамид затронул тему, которая гложила и его самого. Мансур, годами изучавший подлинный ислам у настоящих знатоков Корана, тоже не раз слышал, как искажают эту веру. Искажают, подтасовывают, манипулируют цитатами!..
Аллах в свое время устами Своего Пророка предупреждал о таких:
Средь них невежи есть,
Которые Писания не знают,
А в нем свои желания лишь видят
И (строят только) мнения о нем.[13]
Между тем Магомет никогда не призывал к поголовному физическому истреблению инакомыслящих, напротив, он стремился сам и напутствовал единоверцев к тому, чтобы правоверный мусульманин делал все, чтобы обратить неверного в свою веру… А нынешние молодые, нахватавшись верхушек знаний великого учения ислама, толкуют его всяк на свой манер. Они почему-то убеждены, что настоящий ислам можно насаждать автоматами… Какая чушь! Автоматом человека можно заставить что-то делать, но принудить к искренней вере невозможно! Человек не воспринимает веру, к которой его принудили! И как же молодые этого не хотят понять? Это же так очевидно!..
Впрочем, почему же только молодые? Слишком часто не понимают, или не хотят этого понимать, и мусульмане старшего поколения. В том числе и люди, взявшие на себя миссию нести людям лучезарное слово Аллаха. Именно от них распространяется искаженное представление об исламе, как о вере жестокости, которая поощряет убийства.
А ведь это не так! Ислам — вера мира, вера общей взаимотерпимости, вера добра! В этом Мансур был убежден.
Однако такие же хакимы, что учили и его, только придерживающиеся иных, ортодоксальных взглядов, сейчас активно проповедуют убийства и разбой!.. Среди людей, исповедующих ислам, лишь два процента придерживаются фундаменталистских взглядов, но именно они олицетворяют весь мусульманский мир. 96 процентов последователей Магомета являются сторонниками так называемой ханифитской школы, согласно которой любая власть дана Аллахом, а потому ей следует безропотно покорятся — однако Саудовская Аравия выделяет ежегодно 2,4 млн. долларов для разрушения этой школы, и подобные деньги отнюдь не пропадают бесполезно. Нынешняя молодежь — наглядный тому пример.
Так и в христианстве, одни вычитали в Библии «подставь вторую щеку», а другие взяли на вооружение слова пророка Исы (Иисуса), которого Аллах посылал на землю до Магомета, «не мир принес я на землю, но меч». В результате одни разжигали костры инквизиции, а другие на них горели, хотя и те и другие поклонялись одному и тому же кресту — как, скажем, только в один день в 1577 году в Тулузе было сожжено 400 (!) женщин, обвиненных в колдовстве… Жанна д’Арк и отправивший ее на казнь инквизитор Кошен (по-русски эта фамилия переводится «свинья») — еще один наглядный тому пример.
— Ну а ты бы стал убивать младенца? — после некоторой паузы спросил Мансур у Хамида. — Пусть даже необрезанного младенца? Того, кто просто в силу своего возраста не мог постичь истинную веру?
— А, ну так это совсем другое дело… — смешался тот. — Мы же сейчас не о детях…
— Вот видишь! — с напором продолжал Мансур. — Как-то Пророк после боя увидел тела убитых детей. И женщин. Это его возмутило. И побудило провозгласить то, о чем я сейчас тебе говорю. Именно для того, чтобы каждый правоверный определенно знал, кого не следует убивать на войне, Аль-Хаким (Мудрый) и ниспослал правоверным четкий, если, конечно, можно так сказать, список живых существ, которых даже во время боя следует щадить. Это, как я уже говорил, женщины и несовершеннолетние дети, это престарелые люди, это инвалиды и тяжело больные, это крестьяне и наемные рабочие, это монахи, независимо от их вероисповедания, это Аз-Зиммий, это Аль-Муахид, это Аль-Мустаъман…
Войдя в раж, хаджи начал сыпать арабскими определениями.
— Подожди, Мансур, — взмолился Хамид. — Это для тебя, ученого хакима и хаджи, понятно, кто это такие. А я человек темный, ты же знаешь, что я простой работяга, откуда ж мне знать…
Мансур слегка смутился. В самом деле, со стороны могло показаться, что, жонглируя иностранными словами, он подчеркивает свое превосходство.
— Прости, Хамид, я увлекся… — проговорил Мансур. — Аз-Зиммий — это человек из неверных, который живет под исламским правлением и платит соответствующие налоги. Если сказать попросту, это немусульманин, подданный мусульманского государства. Аль-Муахид — это неверный, который заключил с мусульманином договор о ненападении. А Аль-Мустаъман — неверный, которому мусульманин обещал безопасность, то есть дал гарантию безопасности…
Хамид нахмурился, соображая.
— Погоди, — остановил он друга, который хотел уже продолжить разъяснения. — Но ведь на практике наши моджахеды, особенно арабы, этих запретов особенно не придерживаются…
— Это ты погоди… — не дал Мансур закончить Хамиду свою мысль. — Сначала я доскажу, а потом ты спросишь. Потому что, может быть, я отвечу на твои вопросы до того, как ты их задашь.
Они немного приотстали от основной колонны, которая все глубже втягивалась в горы. Где-то далеко впереди шел дозор, за ним, на некотором удалении, следовал весь отряд. Им нужно было подняться в горы в район Шатоя, чтобы сменить охрану лагеря пленных. Пленные — это своего рода капитал боевиков. Пусть не за каждого удавалось получить выкуп, однако то, что получить удавалось, с лихвой перекрывало затраты на содержание остальных. Тем более, что пленные постоянно вкалывали, выполняя самую тяжелую и неблагодарную работу, за выполнение которой истинный моджахед браться не стал бы, а мирному мусульманину пришлось бы платить… Мужчины занимались оборудованием оборонительных сооружений, а женщины обстирывали-обштопывали боевиков; ну и занимались другим положенным на войне женщинам делом, вплоть до сексуального ублажения своих тюремщиков.
Нет, незавидна судьба пленных! Особенно неверных, попавших в руки правоверным мусульманам.
— Так вот, — продолжил Мансур. — Этих людей убивать нельзя. Однако бывают исключения, когда их убийство правоверному прощается. Таких исключений всего три: если люди, которые подпадают под эти категории, сами взяли в руки оружие и приняли участие в боевых действиях на стороне наших врагов; если противник использует их в качестве «живого щита»; а также во время повального массового нападения, особенно ночью, когда нет возможности разбираться, кто перед тобой. В этих случаях можно и должно убивать всех подряд — Аллах заранее отпускает мусульманину этот грех.
— Ну хорошо, допустим, — опять не выдержал Хамид. — Но в лагере, куда мы идем, содержатся, в частности, простые рабочие, которые восстанавливали Грозный, там есть русский священник…
— Но ведь их не убили, — осторожно возразил хаджи. — А про лагеря в Коране ничего не говорится. Что же касается выкупа, брать его можно, Пророк это благословил, если выкуп идет на богоугодное дело…
Уже не в первый раз в их разговоре всплывали опасные темы. И всякий раз Мансуром овладевали сомнения. С одной стороны, ему и самому далеко не все нравилось в том, что творят на его родной земле понаехавшие со всего света прикрывающиеся догмами ислама преступники, но с другой — не мог же он откровенничать с кем-то, пусть даже с другом детства. Тем более, что он и для себя еще не смог определиться с тем, что конкретно в происходящем ему не нравится.
Мансур еще несколько лет назад был абсолютно убежден в том, что Чечня должна полностью отделиться от России и жить отдельно и самостоятельно. Тогда, в 91-м и позже, когда эта огромная империя, с благословения собственного президента, трещала по швам и, казалось, вот-вот развалится на нахватавшиеся суверенитета небольшие территории, когда Джохар возглавил движение за самостоятельность, тогда очень многие поддались обаянию лозунга независимости. В их числе оказался и Мансур. Он был в первых рядах борцов за отделение от России, за искоренение всего русского. Он был абсолютно убежден в правильности того, что делается в республике!
Однако теперь эта уверенность здорово поколебалась.
Казалось бы, абсурд: когда Россия совершенно идиотски и варварски попыталась вернуть уходящую Чечню, таковая уверенность должна была бы только укрепиться. А у Мансура произошло обратное. В конце концов, после той войны (1994-96) Чечня фактически получила самостоятельность. И к чему это привело? К власти в республике пришли настоящие бандиты, которые превратили благословенную Ичкерию в международный бандитский притон. Вместо того, чтобы начинать восстанавливать экономику, они принялись красть нефть из нефтепровода, который проходит по территории Чечни и который приносил ей стабильный доход, поощрять угон скота из соседних республик, проворачивать аферы с деньгами, которые худо-бедно перечисляла Россия в Грозный, поощрять производство и распространение наркотиков.