Остальные — обман и подделка.
Это самоуверенное «Я» появилось в 1981 году. Позднее это «Я» воцарилось на вершине «Золотой горы», где главным распорядителем и оценщиком поэтического пира Юрий Поликарпович почитал исключительно себя любимого. Бог ему судья.
Вокруг него крутилось довольно много пишущих людей, в том числе и талантливых, но не заслуживших его расположения. По-человечески он предстаёт передо мной одиноким и обделённым. Многие из его окружения считали себя друзьями поэта. Но сам он, кажется, так и не нашёл в своей жизни друга. Видно, такова доля вознесшего себя на Олимп поэта — одиночество и щемящее страдание путника, которому открыто внутреннее состояние событий, происходящих в мире.
После окончания Литературного института наши творческие пути практически не пересекались. Я с 1981 года работал ответственным секретарём Правления СП РСФСР, занимаясь организационно-бытовой суетой писателей, творивших в организациях Центрального Черноземья. А с 1986 года мы вместе с коллегой — Александром Брагиным с головой окунулись в работу по созданию Фонда славянской письменности и культуры, который действует и поныне. На этом поприще жизнь свела меня с владыкой Питиримом (Нечаевым, ныне почившим). Впервые за многие десятилетия разнузданной богоборческой деятельности государства Православная Церковь была допущена к участию в светской жизни. В результате продолжительной совместной работы с митрополитом Питиримом совершенно неожиданно для себя самого я начал писать стихи православной тематики. Из поездки в Ростов Великий я привёз в Москву стихотворение «Вещий смысл», положившее начало книге «Аминь», которая писалась (заведомо в стол) на протяжении почти 18 лет, но которая всё-таки увидела свет в 2005 году. Эта книга (я продолжаю писать её и по сей день) положила начало моего нового, более пристрастного и углублённого проникновения в поэтику Ю. Кузнецова. Считаю уместным привести это моё стихотворение здесь.
В небесах Великого Ростова
Радостно звонят колокола.
Что осталось в памяти святого,
В звоне том расправило крыла.
Утопая в благостном обмане,
Быть собою сызнова учусь.
Знать, и вправду, память в глухомани
Воскрешает вечные из чувств.
И они возносятся, как тени
Облаков, что тают в вышине,
Чтобы крест утрат и обретений
Приоткрылся, наконец, и мне.
Вещий смысл прощёного распятья
В нём сокрыт у зрячих на виду.
Неужель случится, что опять я
Мимо смысла крестного пройду?
Неужели землю эту снова
Ослепит беспамятная мгла?
В небесах Великого Ростова
К истине звонят колокола.
Отче наш, не Твой ли голос близок?
Не к нему ли тянется душа?
Перед белым храмом, словно призрак,
Я стою, сомненья вороша.
Не сменить судьбы под небесами.
Вечный грешник на земном пути,
Я, как прежде, слеп. Но губы сами
Сердцем шепчут: «Господи, прости».
Будучи членом КПСС с 1975 года (угораздило же по каким-то соображениям!), Ю. Кузнецов, тем не менее, уже тогда предчувствовал, что без Творца мир не существовал бы, и подспудно выстраивал свой творческий путь в направлении Неба. И путь этот сложился, по крайней мере, в рамках отпущенного Богом поэту осознания себя во вселенной и Вселенной в себе. Подтверждением тому может послужить книга «Русский зигзаг», в которой есть две ключевые вещи, подтверждающие, что поэт не очистился до конца от своего «Я», но приблизился к божественному и благодатному восприятию течения жизни. Первая вещь — это стихотворение «Крестный путь», раскрывающее содержание креста на обложке, креста, на котором нижняя косая перекладина расположена правым концом вверх. Разгадка этой «ошибки» проста: крест повёрнут к читателю тыльной стороной, на которой лирический герой распят за спиною Христа. И в этом состоит перебор в творческой гордыне Ю. Кузнецова, которая, на мой взгляд, сродни гордыне падшего ангела Сатанаила, вообразившего себя равным Богу. Поэт может, а, возможно, и должен быть сораспят с Христом, но рядом, а не на одном с Ним кресте.
Вторая вещь — это великолепно выполненный перевод «Слова о Законе и Благодати» первого именного литературного произведения, написанного митрополитом Илларионом. Как бы ни был уверен Ю. Кузнецов в своём творческом потенциале, он, осознавая великую ответственность перед этим шедевром, обратился к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II, который и благословил работу по переводу.
Честно признаюсь, что до сих пор живёт во мне недоумение по поводу негативной реакции Ю. Кузнецова на мои стихи, вошедшие в книгу «Аминь». Подборку этих стихов я передал редактору «Нашего современника» С. Ю. Куняеву, который, спустя месяц-полтора, сообщил мне при встрече, что, по договорённости с Ю. Кузнецовым, в журнале могут печататься только стихи, одобренные Юрием Поликарповичем. А в адрес моей подборки тот высказался категорично: дескать, пока я, Кузнецов, работаю в журнале, этот автор печататься не будет, и пусть он свои «Ау» публикует в другом месте. Итак, «Ау!..»:
Жизнь прошла под красным флагом.
Где ты, жизнь моя, ау!..
Эхо мечется зигзагом:
Не поймёт, кого зову.
Я картавому портрету
Поклонялся — не юлил.
И летела жизнь по ветру…
Ветер, кто тобой рулил?
Ослеплял азарт полёта,
Флаг трубил над головой.
Где ты, жизнь? Кругом — болото.
Видно, ветер был кривой.
Не безбожья ли отрава
Так запутала твой след?
Эхо — слева, эхо — справа.
Эхо есть… Ответа нет.
Ни досады, ни обиды на реакцию Ю. Кузнецова во мне не было и нет до сих пор. Возможно, это была ревность за то, что какой-то Гусаров покусился на тему, которую принялся осваивать сам мэтр Кузнецов. Как бы то ни было, мы, Гусаров и Кузнецов, оказались Божьим промыслом повязаны творческими узами. Узы эти были подкреплены в дальнейшем опять-таки именем Святейшего Патриарха. Первое издание книги «Аминь» состоялось в 2005 году, а в 2007 году вышло второе (дополненное) издание, причём повторное издание вышло по благословению Патриарха, который также благословил чуть позже издание и двух моих детских книжек — «Колоколики» и «Праздничные загадалки».
После похорон Ю. Кузнецова я написал в память о нём стихотворение «Панихидное», которое предложил в журнал «Наш современник». В журнале его печатать не стали — без всяких объяснений. Возможно, редактор зачислил Юрия Поликарповича в штат журнала навечно, и, свято храня память о нём, «этого автора» допускать на страницы журнала не захотел. Простите, Станислав Юрьевич, если я ошибся. Тем не менее, позволю себе сейчас донести свои прощальные строки до своего сокурсника-семинариста Юрия Поликарповича Кузнецова, поэта, блистательно завершившего поэтический 20-й век и сумевшего заглянуть в век 21-й, но так и не сумевшего услышать раскрывающегося Неба.
Панихидное
Памяти Юрия Кузнецова
1
Божьей милостью поэту
Слово — жизнь,
А жизнь как брод.
Послужил ты белу свету
И отправился на тот.
Гроб великий
В Малом зале
Ширью — в небо,
Болью — в Русь…
Никого сюда не звали,
Сам пришёл,
Стою — молюсь.
Слово — Бог,
И, слава Богу,
Что прощальных слов в обрез,
Что в последнюю дорогу
Ты уходишь без помпез.
Ни соплей, ни слёз фальшивых,
Ни развесистых речей.
Только горечь скорби в жилах.
Ты теперь уже ничей.
Слева — дочь,
Вдовица справа —
Суть земных твоих следов.
И твоя отныне слава —
Память их
И крест Христов.
2
Как пел, так и жил ты — упрямо.
А умер ли? — это вопрос.
Под своды воскресшего храма
Ты Господу душу принёс.
Два Ангела светлых крылато
Её к алтарю вознесли,
Где раб Александр когда-то
Венчался рабе Натали.
Но ты в этот храм не венчаться —
Рыдать покаянно пришёл.
И вместе с тобой домочадцы
С мольбами глядят на Престол.
И, скорбным смирением слиты,
Невнятно, порой невпопад,
Под глас панихидной молитвы
Кресты неумело творят.
Молитве внимая, послушай
Прозревшие помыслы их.
Не в них ли
Твой главный, твой лучший,
Тобой не начертанный стих?
Ты знаешь, о чём я тоскую,
Ты знаешь — что мне по плечу.
Но в гору твою Золотую
Карабкаться я не хочу.
Сомкнётся могильная яма,
С горы Золотой ты сойдёшь.
И мир, что за стенами храма,
Покроет безбожная ложь.
Но ведаешь ты, что над ложью
Я с верой святой прорасту
И словом заветным продолжу
Твой путь,
Что ведёт ко Христу.
Прости, Юрий Поликарпович, если ненароком сказал в твой адрес что-либо обидное. А в заключение хочу поблагодарить Господа за то, что даровал земле нашей такого пронзительного поэта, за то, что в последний путь уходил он из дома Твоего, из храма. Благодарю Тебя, Господи, за то, что оставил для всех нас великое Твое творение — Единую Апостольскую Святую Церковь, которая несёт людям благодатный свет и радость неизреченных праздников — Рождества, Крещения и Пасхи, когда все человеки замирают в напряжённом ожидании Благодатного огня — сойдёт или не сойдёт? Слава Богу за всё!
Михаил Иванович Гусаров родился в 1941 году в Рязанской области. Настоящая его фамилия Формальнов. Во второй половине 60-х годов он учился в Литературном институте: начинал в семинаре Сергея Наровчатова, а закончил уже семинар Егора Исаева. Впоследствии Гусаров работал в аппарате Союза писателей. В последние годы жизни он писал православные стихи. Умер Гусаров в 2013 году.