— Прошлой осенью вы справились и без печатки, — слегка оскорблённым тоном заметила Нери.
— Ну так иного-то способа не было, — виновато развёл руками Адитта.
— И назначенные цены были хороши? — продолжила хозяйка Блаженного Дола, упирая на слово «хороши».
— Коли покупатель товары брал, значит, хороши для него были цены.
— А что продавец скажет? — не сдавалась девушка, и по тому напору, с которым она продолжала задавать вопросы, чувствовалось: для неё эта беседа важнее важного.
— Да что продавцу сказать… — Адитта оглянулся на зал, словно ища поддержки, и видимо, нашёл, потому что уверенно заключил: — Продавцу главное, чтоб всё законно было и чинно.
Пальцы Нери, парчовой складкой заслонённые от зрителей, стоящих впереди, но не позади, отчаянно сжались в кулак, мигом побелев на костяшках.
— Ну что ж. И законы и чины — всё у вас теперь имеется. Только потом с обидами ко мне не приходите.
Хозяйка Блаженного Дола подобрала длинные юбки, покинула кресло и прошествовала к выходу из зала. Неужели так сильно обиделась, что даже не соблазнилась приближающимся зрелищем моего блистательного позора? Жаль. Могла бы получить истинное удовольствие. Но раз уж отступать не перед кем, остаётся только одно. Держать оборону, пока противник не соберёт силы для новой атаки.
— Надеюсь, вы понимаете, что я здесь человек новый и многого не знаю?
По рядам рыжеволосых прошла волна кивков, решительных и не слишком.
— И я не могу назначить цены сейчас, в одну минуту.
Адитта мотнул головой:
— Да в одну минуту и не нужно, йерте! Есть ещё время, не менее седмицы.
Очень хорошо. Время — это ценная штука. Вот только я пока не знаю, сколько его потребуется.
— Мне нужно будет подумать.
Зал ответил почтительным молчанием. Мол, на «подумать» мы всегда согласны, если человек думает, значит, есть чем и о чём.
Я ещё раз пробежал взглядом перечень товаров, которые должен был оценить. Славная задачка, ничего не скажешь! Что, к примеру, я знаю о козьем пухе? Или о колотом известняке? Положим, по поводу вина или балыка ещё можно что-то утверждать, но… Любая снедь имеет свой вкус в каждой деревеньке. А у покупателя вкус и вовсе другой, третий, четвёртый, десятый. Как можно назначить цену тому, что видишь первый раз в жизни?
Попробовать посмотреть на него не единожды.
— Я постараюсь справиться за седмицу, любезные эрте, но и вы должны будете мне помочь.
По залу прошёл лёгкий гул, но больше одобрительный, нежели наоборот.
— И потребуется от вас всего ничего: представить мне на рассмотрение товар нынешний, который торговать собираетесь, и товар, скажем, нескольких прошлых лет, буде таковой остался в ваших закромах. Что касается вина, тут, думаю, трудностей точно не предвидится… Да, и помногу не приносите! Довольно совсем небольших кусочков.
Пятерни, как по команде, потянулись к рыжим шевелюрам и проплешинам, покрытым золотистым пушком, а я, воспользовавшись возникшим замешательством, быстро пересёк залу, закрыл за собой дверь и жадно вдохнул воздух, почему-то показавшийся в эти минуты сладким, как мёд.
— Ловко вы справились, — сказала Ньяна, подпиравшая стену дома с левой стороны от двери. — Хотя мужчины завсегда против женщины общий язык найдут.
Ну раз уж ты сама предложила такую тему, давай поговорим.
— Почему против?
Моя защитница хмыкнула, но промолчала.
— Вот что, давай-ка двинем обратно к дому. Сам я дорогу с первого раза точно не найду, а заодно и побеседуем немного. Без лишних ушей.
— А чего её искать? — Женщина явно не была настроена на откровенность. — Там, где на развилке будет синим или зелёным отмечено, туда и сворачивайте. Не заблудитесь.
— А если я попрошу тебя пойти со мной?
Серые глаза напряжённо сощурились:
— А почему не прикажете?
Потому, что не умею, Боженка меня задери! Знаю, как должен звучать приказ, знаю правила его составления и применения, но только с одного бока. Со стороны исполнителя. А с другой стороны…
— И как давно ты сама с рыжей гордячкой сговорилась? Сразу после смерти прежнего Смотрителя или ещё до неё?
Ньяна задержала дыхание, становясь похожей на изваяние, угрюмо глядящее вдаль. Эдакое слегка недоделанное резчиком, который не успел ещё отсечь от куска камня всё лишнее, а только начал свою работу.
— Я понимаю, тебе нужен дом. Да тем более жених нашёлся. И наверняка достойный. Так почему бы не осесть в милом уютном местечке? Особенно если потрудиться надо совсем чуть-чуть: где словом поддержать, где делом, а где промолчать вовремя…
Она резко повернула голову в мою сторону, и я поразился странному контрасту между по-прежнему ласково-улыбчивыми чертами лица и смертной тоской в серых глазах.
— Клятвопреступницей меня объявите?
Э-э-э… С чего бы вдруг? Или она имеет в виду что-то вроде присяги, которую не могла не давать при вступлении в должность?
— Нет. Ты присягала не мне.
Ага, догадался правильно: в серой пустыне выпал, правда, и быстро высох короткий дождь.
— Мне некуда идти.
А вот тут ты ошибаешься.
— Могу подсказать по крайней мере одну дорогу. И ведёт она к дому, где мне назначено жить.
На сей раз намёк был понят и принят без возражений: Ньяна кивнула и ступила на тропинку рядом со мной, благо ширина известняковой полосы позволяла это сделать.
— Теперь, если ты не против, поговорим о том, чем я не угодил женщинам Блаженного Дола. Вроде пока ни одну не успел обидеть. Или успел?
Защитница бросила на меня быстрый взгляд, словно проверяя, шучу я или нет. Что она разглядела в моих глазах, не знаю, надеюсь, не затравленную растерянность, но беседа всё же началась:
— Обидели. Даже если сами того не заметили.
— Хорошо. Начнём с тебя? Перед тобой чем провинился?
На меня посмотрели с ярко выраженным сомнением, мол, ты, дядя, наверное, совсем глуп, если задаёшь такие вопросы.
— Рано или поздно я или догадаюсь, или узнаю точно. Помнишь, меня назначили Смотрителем, а это значит, что моё пребывание здесь продлится… — Пришлось сделать неумышленную паузу, поскольку о сроке и прочих деталях службы мне никто так и не сообщил. — Достаточное время. К тому же ты сама сказала: очень скоро мы расстанемся, как начальник и подчинённый.
— Да, очень скоро… — c задумчивой надеждой пробормотала Ньяна.
— Так стоит ли хранить молчание?
Она обернулась, словно проверяя, не идёт ли кто следом за нами.
— Если я скажу, вы рассердитесь.
Чем дальше, тем запутаннее. Хотя, как правило, там, где развешивают кружева недомолвок, сама тайна не стоит и ломаной медной монетки.
— Попробуй и узнаешь. Ты же не робкого десятка, верно?
Губы женщины изогнулись в немного грустной улыбке:
— Откуда ж я знаю? Случая проверить не было. Ладно, скажу. Устала я от службы этой. Верите?
Если б ты знала, пышечка, как я тебя понимаю! Семь лет — не десять, но ты и не помышляла в юности заниматься тем, что тебе всучили.
— Верю.
— Не подумайте, я очень жалела йерте Ловига. Хороший он был человек. Только как стало понятно, что из столицы на замену нового Смотрителя присылать не торопятся, мне радостно стало.
— Нет начальника, значит, и службы нет?
— Вроде того. — Она улыбнулась снова, теперь почти виновато, но в то же время дерзко. — Мне месяц осталось служить. А тут вы…
Да, а тут я. Как снег на голову в разгар лета. И ведь никто не виноват, вот беда-то!
— Я не просил о своём назначении нарочно.
— А если и просили, что сейчас переменишь? — разумно заключила Ньяна.
Ничего. Всё решено и скреплено печатями.
— Что ж, с причиной твоих обид разобрались. А Нери?
— Неужто не поняли?
— Я должен был понять?
Защитница укоризненно мотнула головой:
— Она ведь неспроста такую встречу вам устроила.
Я задумался.
В столичных домах мне доводилось видеть и более церемонные приёмы: простота в Веенте была не в почёте, потому потуги на придворную вычурность не показались мне странными. А должны были, здесь ведь не столица. Но я пока ещё не знаю, куда именно попал.
— Да, наверное. Только я решил, будто так заведено.
— Заведено! — фыркнула женщина. — Лучшее платье она надела, самое дорогое в Доле. И дольинцев нарочно так расставила, чтобы вы сразу поняли…
— Сразу понял, кто здесь хозяин?
— А что же ещё?
Пожалуй, девушка старалась изо всех сил. Но все её усилия оказались напрасными, и похоже, по очень простой причине.
— Дольинцы не хотят видеть над собой женщину, так?
Ньяна согласно развела руками:
— А вы бы захотели?
Я бы не отказался. Мне привычнее следовать указанным путём, а не прокладывать новый. Но наверное, если с детства воспитываешься как хозяин, потом очень трудно заставить себя прислуживать. Даже достойнейшему из достойных. Хотя… А как же быть со Смотрителем? Он ведь тоже в каком-то смысле поставлен над Долом.
— А меня, получается, хотят?
— Вы хотя бы мужчина. Да и дело ваше… стороннее.
Любопытное замечание. И почему-то оно мне не нравится.
— Объясни.
— А чего объяснять-то? — недовольно нахмурилась Ньяна. — Вам только знак свой поставить на бумагах надо, и всё.
Я тоже так думал. Ещё вчерашним утром. А потом вдруг выяснилось, что действительность немного сложнее.
— А бумаги откуда возьмутся?
Серые глаза мило округлились:
— Принесут. Уже готовые, расписанные.
— А если мне не понравится то, что в них указано?
Защитница остановилась, перекрывая дорогу и мне:
— Как так не понравится?
Как не понравилось, к примеру, желание двух склочных женщин избавиться от хозяина дома. А впрочем, кажется, теперь я всё понял:
— Прежний Смотритель так и вёл дела, верно? Подписывал всё, что от него требовали, даже не читая?
На лицо Ньяны опустилась тень:
— Почему же… Читал он.
— Но не писал по-своему?
Молчание. Напряжённое. Вспоминающее.