При первом взгляде на этот интерьер Аржанова сразу решила положить под подушку, набитую гусиным пухом, какой-нибудь из своих дорожных пистолетов, лучше всего — «Мурзик», ибо он тяжелее «Тузика». Она не думала, что придется стрелять. Но хорошенько треснуть «Немца» по лбу, дабы он побыстрее пришел в себя, коли захочет чего-нибудь особенного ночью, «Мурзиком» вполне получится.
Надворный советник, однако, повел себя совершенно безукоризненно. Он ожидал за дверью, пока Анастасия переоденется в ночную сорочку и ляжет, потом стучал, потом заходил в комнату при потушенных свечах, устраивался на краю просторного ложа, поворачиваясь к курской дворянке спиной, учтиво говорил ей: «Спокойной ночи, моя дорогая Лора!» — и засыпал, или, по крайней мере, делал вид, что засыпает. Сперва Анастасия чутко прислушивалась к его дыханию. На третьи сутки курская дворянка немного успокоилась, но пистолет под подушкой все-таки держала. В конце концов, такая у нее была привычка при исполнении наиболее сложных поручений секретной канцелярии Ее Величества.
Утром фон Рейнеке вставал первым и уходил в ванную комнату. Снова они встречались лишь за завтраком. Подавала завтрак Глафира, и всегда одинаковый: кофе, молоко, варенье, сливочное масло и свежие круглые венские хлебцы, покупаемые в соседней булочной. После завтрака Якоб-Георг, на виду у прислуги поцеловав Флоре руку и пожелав ей погожего и приятного дня, поднимался на второй этаж к Гану в кабинет, который теперь становился его рабочим местом. Аржанова получала свободу до обеда, что подавали здесь довольно поздно — в три часа пополудни.
В спальне она с помощью горничной переодевалась в городское платье, пальто и шляпку, купленные на второй день после приезда в магазине мадам Аннет Бопре, из-за недавних революционных событий перебравшуюся из Парижа в Вену. Она с 1770 года торговала так называемой «конфекционной», то есть готовой дамской одеждой упрощенного покроя. В столице монархии Габсбургов парижанка незамедлительно нашла множество покупательниц.
Кризис заставил людей прибегнуть к жесткой экономии, и изделия мадам Бопре оказались весьма кстати. В ее недорогих и практичных темно-синих, темно-лиловых, темно-бордовых пальто и суконных шляпках с искусственными цветами теперь ходила чуть ли не половина женского населения прекрасной Вены. Таким образом, Анастасия ничем не выделялась в толпе гуляющих по одной из центральных площадей у собора Святого Стефана или по Бельведеру.
Аржанова легко узнавала дома и улицы главного города огромной империи, простиравшейся от пролива Ламанш до Адриатического моря. Они были ей знакомы с 1781 года. Тогда Флора здесь провела четыре месяца под именем польской дворянки Амалии Цецерской, вдовы майора австрийского гусарского полка. Вдова брала уроки живописи, посещала венскую оперу и крутила роман с молодым доктором математических наук Отто Дорфштаттером, старшим шифровальщиком императорского «черного кабинета».
Дорфштаттер, точно заколдованный, последовал за прелестной Амалией сначала в Варшаву, затем — в Санкт-Петербург, где узнал, что она — не польская дворянка, и свадьбы у них не будет. Немного побуянив, математик согласился работать на русских. Они его не обманули ни в деньгах, ни в чине, ни в должности. Только Амалию, свою неземную любовь, он больше никогда не видел.
Ноги сами понесли Аржанову к оперному театру, месту ее первой встречи с беспечным гением кодов и шифров. Величественное это было строение. Особенно — его главный вход, оформленный как двухъярусная галерея с пятью арками внизу и пятью арками наверху, с двумя башенками по краям, где на куполах бронзовые Пегасы простирали в голубое небо бронзовые крылья. Обходя храм музыки справа, курская дворянка случайно заметила, как, отразившись в огромном зеркальном окне, мелькнула за ее спиной долговязая худощавая фигура в порыжевшей от времени мятой треуголке.
Почему Флора запомнила этого человека?
В Вене осени 1789 года она обнаружила немало нового, украшавшего старинную южноевропейскую столицу. Например, на фешенебельной торговой улице Кольмаркт, рядом с улицей Грабен, где жила в основном аристократия, открылся ресторан-кондитерская «Демель». Официантками там работали исключительно молодые и симпатичные женщины. Они подавали посетителям знаменитый кофе с медом «Wiener Melange» («Венская смесь» — А. Б.), слоеные булочки в виде полумесяца (память о победе над турками в Венской битве в сентябре 1683 года) и десерт из горячего шоколада. Особым образом отполированные стекла очень больших квадратных окон позволяли посетителям любоваться улицей Кольмаркт, но вот рассматривать с улицы зал ресторана-кондитерской было затруднительно.
Цены в «Демель» держали соответственные. Впрочем, Лора фон Рейнеке могла себе позволить и кофе с медом, и антиосманскую булочку, и большую порцию горячего шоколада. Сидя у окна, она разглядывала платаны, высаженные вдоль тротуара, богатые экипажи на мостовой, прохожих, спешащих по своим делам. Но юноша в куртке рассыльного никуда не торопился. Он стоял под старым, сильно разросшимся платаном, недалеко от входа в «Демель». Солнце показалось из-за тучи, и в его лучах порыжевшая мятая треуголка стала какой-то слишком непрезентабельной.
От оперного театра Аржанова скорым шагом двинулась по улице, ведущей к российскому посольству. Путь предстоял неблизкий. Однако она уже изучила его и знала, что посредине огромного пятиэтажного дома, принадлежавшего коммерции советнику Францу Винтерхальтеру, есть проход с аркой, где ворота не закрываются. Внезапно свернув туда и миновав этот проход, похожий на тоннель, курская дворянка очутилась на пустынном дворе, напоминающем колодец. Прижавшись к стене, она слушала, как громко стучат в тоннеле башмаки посыльного в старой треуголке.
Во дворе юноша начал растерянно озираться. Видимо, он испугался, что потерял объект наблюдения. Тогда Флора вышла из тени, окликнула его и протянула три серебряных талера с отчеканенным профилем императрицы Марии-Терезии, двуглавым орлом на обороте и датой «1780». Он поспешно спрятал руки за спину и отрицательно покачал головой:
— Нет, я не возьму. Это строжайше нам запрещено.
— Никто не узнает.
— И у стен бывают глаза и уши, любезная госпожа.
— Зайдем в тоннель. Там темно.
— Вы настаиваете?
— Конечно. Думаю, мы еще не раз увидимся. Ведь ты служишь здесь в полиции? — спросила Анастасия.
Подумав, он ответил:
— Да. Но совсем недавно.
— Ну и замечательно. А я — жена нового первого секретаря российского посольства. Тоже здесь недавно. Очень люблю пешие прогулки. В Вене есть на что посмотреть. Удивительно красивый город…
Их разговор не продолжался и десяти минут. Деньги молодой шпик, польщенный вниманием красивой иностранки, отлично говорившей по-немецки, все же взял. Талер Марии-Терезии с высоким содержанием серебра больше применялся как монета для торговых операций и имел хождение не только в Австрии, но и в Османской империи, и в странах Северной Африки. В Вене в харчевне средней руки за три талера давали обед из трех блюд и полбутылки белого сухого вина. Стало быть, день для малого в мятой треуголке сегодня прошел не зря, да и Аржанова осталась довольна этим знакомством…
Как добропорядочный и образцовый семьянин, Якоб-Георг предпочитал обедать дома. Погрузив черпак в фаянсовую супницу, Анастасия на правах хозяйки сама подавала ему глубокую тарелку, наполненную то ухой из речной рыбы, то куриным бульоном с лапшой, то русским борщом, красным от тушеной свеклы и пассерованной моркови. Если вечером в постели они по общей договоренности старались не разговаривать, то обеденное время отводилось для общения. Флора вместе с «Немцем» обсуждали все увиденное и услышанное в Вене, поскольку в первые дни оно имело большое значение для них обоих и могло повлиять на исход операции «Золотая цепь».
Сегодня нового первого секретаря русского посольства принял у себя государственный канцлер Австрии — князь Венцель Антон Доминик Кауниц граф фон Ритберг в присутствии посла Императорского двора Ее Величества Екатерины Второй и прежнего первого секретаря — коллежского ассесора Вильгельма Гана. Таким образом, процесс вступления в должность для фон Рейнеке завершился. По этому случаю он принес на обед бутылку французского вина «божоле» 1778 года и весьма торжественно ее открыл.
Они подняли бокалы с прозрачным кисло-сладким напитком и посмотрели друг на друга.
— Вам понравился господин Кауниц, величайший дипломат нашей эпохи, автор Версальского мира и прочих достижений подковерной европейской борьбы за новые приобретения и новые войны? — спросила Аржанова, усмехаясь.
— Нисколько, дорогая Лора! — ответил фон Рейнеке, сделав изрядный глоток из хрустального бокала. — Препротивный такой старикашка, малого роста, худой, как посох нищего, и с дьявольской сардонической ухмылкой на устах. Хотелось бы мне никогда более не встречаться с ним.
— Ничего не получится, милый друг. Мы приглашены на Высочайший прием во дворец Хофбург по случаю католического Рождества в ночь с 24 на 25 декабря сего года. Мы обязаны быть там.
— Вот вы и будете улыбаться старому плуту и обманщику. А я только поклонюсь. По дипломатическому протоколу этого вполне достаточно.
— Следовательно, у России не хватит денег, чтоб подкупить неподкупного слугу династии Габсбургов?
— Деньги он получал, — серьезно ответил надворный советник. — Но давайте сосредоточимся на его подчиненных в Министерстве иностранных дел. Доклады, резолюции, депеши. Разве мало людей, не столь хитроумных, богатых и успешных, как князь Кауниц, имеют к ним прикосновение?
— Вы абсолютно правы, дорогой Якоб-Георг…
На следующей неделе Вильгельм Ган с многочисленным семейством — жена, теща и четверо детей — собрал весь свой домашний скарб, погрузился в два экипажа и три повозки и отбыл из Вены к новому месту службы — в город Дрезден, где получил аналогичную прежней должность в российской дипломатической миссии при дворе курфюста Саксонского. Восьмилетние его труды в Австрии государыня отметила производством в чин надворного советника.