Она по-прежнему смотрела ему в глаза, вот только теперь взгляд изменился, словно переключился фокус.
– У тебя самые красивые синие глаза, какие я видела в своей жизни, – сказала она. – В них столько цветов намешано.
Он снова кивнул.
Она улыбнулась.
Он не совсем понимал про цвета. У него же синие глаза.
– Ты слышал колокол? – оглядев хлев, спросила Да-ника совершенно другим тоном. По нему не скажешь, что она только что кого-то целовала. Только бы она ничего не забыла.
Наконец Мирко удалось пошевелиться. Он покосился на странный бугор в дальнем конце хлева.
– Слышал? – Он уже давно заметил, что колокол звучал во время дождя, но не был уверен, что она спрашивала об этом.
– Ну да, он поет, когда на него капает. Слышно, если подойти близко.
– Да, это я слышал. – Ему удалось улыбнуться. Он не мог забыть, что только что ее целовал. В следующий раз лучше выйдет. В следующий раз у него не будет навозных вил в руке.
Даника снова посмотрела на него.
Надо найти, о чем говорить. Сейчас они едва ли будут еще целоваться.
– Почему у вас вообще колокол в стене? И надгробие, и что там еще? Все это как-то… необычно. Немного странно.
Мирко никогда не рассказывал родителям об этом хлеве, им бы не было интересно. Но ему всегда хотелось спросить Данику.
Она рассмеялась.
– Понятия не имею. Дедушка так захотел. Он был чудаком, но…
В этот момент раздался громкий визг, завладевший их вниманием. Они успели увидеть, как кошка в диком прыжке взлетела с соломы. Леон пытался ее схватить, промахнулся и упал животом об пол. Кошка метнулась к воротам и исчезла на солнце. Она двигалась неестественно. Задняя лапа волочилась, казалась вывихнутой.
Сломанной.
Даника посмотрела на Мирко. Взгляд у нее переменился. Он видел, что она испугалась. Подойдя к Леону, она помогла ему встать. Глаза у мальчика были темнее обычного, когда он посмотрел на Мирко. Зрачки расширились на весь глаз.
Даника вышла из хлева, не оборачиваясь, а Леон причудливо ковылял рядом с ней. Как пародия на человека.
Он забыл свою птичку.
Мирко замер, глядя им вслед.
Он положил вилы и подошел к соломе, где раньше сидел Леон. Поднял серебряный медальон – Даника обронила, когда наклонялась к сыну. Цепочка соскользнула с шеи, а она ничего не заметила. Медальон был маленький, простой, без гравировки. Мирко осторожно поддел крышку грязным ногтем и увидел две овальных фотографии: на одной Леон в крестильном наряде, на другой сама Даника.
Оба улыбались, смотря на фотографа.
На Мирко.
С щелчком закрыв медальон, он завернул его в платок и убрал в карман.
«Ты не должен красть».
А если он не крадет? Если он просто сохранит его?
И почистит.
Мирко пообещал себе, что вернет вещицу.
Мгновение
В животе урчит. С утра крошки во рту не было. Мирко заботится о том, чтобы нам было что поесть, так что мне придется ждать, пока он придет.
Как думаешь, он про меня не забыл?
Черепаший суп! Один из работников на ферме сказал, у нас сегодня на ужин черепаший суп. С ума сойти, до чего же мне сейчас хочется черепашьего супа, но я не могу просто взять и вернуться.
Несколько недель назад нас подвозил мужчина, похожий на черепаху, – так он высовывал голову из грузовика. Когда Мирко объяснил, что нам надо на ферму с водонапорной башней, он просто кивнул, засунул голову обратно в кабину, подождал, пока мы заберемся с рюкзаками в кузов, и тронулся. Сейчас на дорогах все больше таких грузовиков. Я предпочитаю конные повозки.
– Не трогай, – предупредил Мирко, как только мы забрались. И я увидел пожилую дворняжку в углу, которая смотрела на нас белыми глазами. Сука – понял я по соскам, усеявшим ее живот, подобно маленьким мертвым мышатам.
Мы сели спиной к дворняжке и к кабине водителя, чтобы смотреть назад из кузова. Мирко хотел сидеть именно так. Каждый раз, когда я оборачивался к собаке, Мирко издавал какой-нибудь звук, чтобы остановить меня. И я торопливо переводил взгляд на дорогу.
Мне кажется, если бы собака принялась делать что-то запретное, он бы издал тот же звук.
Дорога была долгой и однообразной, и вдалеке она становилась все ýже и ýже, сходясь в точку между желтых полей. Напоминало молнию на куртке Мирко. У меня на куртке пуговицы слишком маленькие для моих пальцев, так что Мирко помогает, когда холодно. Я представил себе, как эта молния стала бы открываться, если бы водитель остановил машину и поехал обратно. Я не был уверен, интересно ли это Мирко. Мы же ехали на ферму работать. Он где-то вычитал, что там работников не хватает.
– Этот мужик похож на черепаху, – сказал я.
– У тебя повсюду животные, Додо. Но ты прав. Он действительно напоминает черепаху. – Мирко так и смотрел на дорогу, но я заметил, что он улыбнулся.
– Мне бы хотелось погладить ту собаку, – сказал я тогда.
Мирко не ответил. Просто покачал головой.
На узкой проселочной дорожке грузовик съехал на обочину, и мы спрыгнули. На указателе было что-то написано, но я не мог прочитать. Черепаха снова высунула голову, за ней руку и показала на дорожку. Потом голова на длинной морщинистой шее втянулась обратно, машина газанула и исчезла.
– Почему он ничего не сказал? – спросил я.
– Наверное, ему нечего было добавить, мы ведь и так все поняли. Нам сюда.
– У него на лице вообще все было? Не помню, был ли у него нос. И уши. Но нос-то у него должен был быть, правда?
– Да, нос точно был.
– А брови? Не помню, брови у него были? А ты помнишь?
– Нет.
– Вот бы хоть один из нас помнил.
– Это не важно, Додо.
– По-моему, важно.
Мирко покачал головой. Он часто так делает.
Мы пошли, и через некоторое время он все же ответил:
– Послушай, Додо. Ты так стремишься все помнить. Малейшие детали. Но ты никогда не сможешь запомнить все, что с тобой происходит. А то, что запомнишь, едва ли сможешь воспроизвести в правильной последовательности. Какие-то моменты всю жизнь будут представать перед тобой явственно. А другие, иногда долгие отрезки, потеряются в темноте забвения. Не надо из-за этого расстраиваться. Не все мгновения одинаково важны.
Тогда я задумался, а так ли будет важен этот момент, когда я потом буду вспоминать, что происходило. От таких мыслей можно и с ума сойти. Сколько длится мгновение, и как узнать, что оно закончилось и началось следующее?
И сколько я тут уже сижу? Час? Два?
Едва ли я когда-либо забуду того человека, похожего на черепаху, но сейчас я жалею, что не запомнил его получше. Помню его собаку. У нее были мягкие лапы и кустистые брови. А тебе не кажется, что очень странно, почему у женщин не может быть кустистых бровей, а у сук могут? И у мужчин. У многих такие брови, особенно у стариков. Мне очень нравится проводить по ним пальцем. Вот так.
А чуть позже Мирко сказал кое-что еще. Мы тогда увидели ферму на горизонте. Она становилась тем больше, чем ближе мы подходили. Из плотной темной тени вдалеке она превратилась во множество отдельных строений. Я видел основной дом в два этажа, а перед ним водонапорную башню, хлев и три больших амбара. И еще там было низенькое здание, наверняка в нем мы будем спать. Это была большая добротная ферма. И люди там были.
Я заметил группу мужчин рядом с амбаром, которые грузили что-то на телегу. Кажется, мешки с зерном. Другая телега катилась вдалеке по колее, а совсем вдали в полях крошечные головы плясали над колосьями. Жатва. Скоро и наши головы будут плясать в полях, пока все зерно не будет убрано.
Внезапно Мирко остановился. Я тоже. Он посмотрел на меня тем особенным взглядом, от которого становилось не по себе, потому что я знаю, что сейчас он скажет что-то важное, что я во что бы то ни стало должен крепко запомнить. Это точно не то мгновение, которое может исчезнуть в темноте забвения.
– Слушай внимательно, Додо. Если на ферме что-то пойдет не так, уходи. Убегай в ту сторону.
Он показал пальцем, куда мне бежать.
– Вниз через луг и к деревьям. Держись подальше от дороги. Доберешься до реки, иди вдоль нее на запад, пока не увидишь камни на берегу и большую плакучую иву у излучины. Мы там бывали пару раз, когда шли вдоль реки с гор. Тебе там понравится. Там есть небольшая прогалина – можно сидеть и смотреть на воду. Тропинок от дороги нет, так что кроме нас люди едва ли туда зайдут.
– Это там жила ворона? – спросил я.
– Да, там. Жди меня на той прогалине. Тебе нельзя рисковать. Спрячься в кустах как можно лучше. Я уж тебя найду. А ты жди и не вылезай, пока я не приду.
Я сделал, как он сказал. Вот, тебя нашел! Теперь мы просто ждем, когда Мирко меня найдет. И знаешь что? Я не рисковал. Сделал в точности как он сказал. Ему придется меня простить за то, что я натворил это с той девушкой.
– Постарайся ни во что не вляпаться!
Ну ладно, это он тоже говорил. Он часто так говорит. Я же не специально. Я правда стараюсь, но это трудно, у меня руки словно совсем голову не слушаются. Может, он сможет сердиться на мои руки и простить голову?
Потом Мирко снова посмотрел на ферму.
– Ну что, пойдем. Зерно само себя не соберет.
Он улыбнулся мне и похлопал по спине.
– Сейчас они увидят силача. Лучшего работника, чем ты, не найдешь, Додо.
И мы побрели, Мирко и я. Бок о бок, как обычно. Мы выяснили, что на три моих шага приходится четыре его. Кажется запутанно, пока не сосредоточишься на звуках. Тогда слышно, как это сочетается. Мы с Мирко кривовато, по-особенному дополняем друг друга.
Гости из Америки
Даника смотрела из окна на облако пыли, поднимавшееся за картофельным полем. Карл прервал работу, чтобы вытереть пот со лба и взглянуть на дорогу. Приближалась машина. Высокий черный автомобиль нервно катился к ферме. Даника понятия не имела, кто бы это мог быть, и в животе у нее все сжалось. Это связано с деньгами? За ними долг? Карл что-то натворил? Или это по поводу Леона?