Было невозможно не разреветься самой.
И, было сложно не шептать банальности вроде «все будет хорошо», «все наладится», потому что она хотела сделать что-нибудь, что угодно, чтобы облегчить ее страдания. Но правда в том, что детство Битти прошло в травмирующих условиях, и как правило, во взрослой жизни люди очень долго не могут оправиться от этого, если вообще никогда.
— Я рядом, — она могла сказать только это. Снова и снова.
Казалось, прошли годы, прежде чем Битти содрогаясь, глубоко вздохнула и отодвинулась от нее. А потом, когда она затеребила упаковку с салфетками, Мэри забрала у нее пачку, открыла ее и достал платочек. И еще один.
Когда Битти высморкалась и откинулась на сиденье, Мэри отстегнула ремень безопасности, чтоб малышка почувствовала себя свободней.
— Я не так хорошо знала твою маму, — начала Мэри. — Но я уверена, что если бы у нее была возможность разделить с тобой эти мгновения нормальных отношений и любви, она бы сделала это, не задумываясь. От жестокости не скрыться, если не покинуть дом, а порой, когда уйти невозможно, жестокость окрашивает все. Может, ты не скучаешь по тем страданиям, что вы вдвоем пережили? Что ты не скучаешь по страху и боли?
Битти хлюпнула носом.
— Я плохая дочь? Я… плохая?
— Нет. Боже, нет. Вовсе нет.
— Я любила ее. Сильно.
— Ну конечно. Уверена, если ты задумаешься, то поймешь, что до сих пор ее любишь.
— Во время ее болезни мне было так страшно. — Битти затеребила платки. — Я не знала, что с ней будет, и постоянно боялась за себя. Это плохо?
— Нет. Это нормально. Это называется «выживание». — Мэри заправила прядь волос за ухо Битти. — Когда ты молода, и не можешь позаботиться о себе, то постоянно беспокоишься об этом. Черт, даже когда ты взрослеешь и можешь постоять за себя, ты по-прежнему беспокоишься об этом.
Битти приняла еще один платок, положила на колени и расправила его.
— Когда умерла моя мама, я очень злилась на нее, — сказала Мэри.
Девочка удивленно посмотрела на нее.
— Правда?
— Да. Я была очень зла. В смысле, я страдала, и я была рядом с ней долгие годы, пока она медленно умирала. Она не желала всего этого. Не просила болезни. Но я возмущалась, что моим друзьям не приходилось ухаживать за своими родителями. Что мои друзья могли гулять, пить и веселиться, хорошо проводить время… быть молодыми и независимыми, не тяготились ни чем. А я тем временем думала только об уборке дома, покупке продуктов, готовке… а потом, когда болезнь начала прогрессировать, я мыла ее, купала, подменяла медсестру, когда та не могла приехать из-за плохой погоды. А потом мама умерла. — Сделав глубокий вдох, Мэри покачала головой. — Когда они забрали ее тело, я могла думать лишь об одном — отлично, сейчас я должна организовать похороны, разбираться с банковскими счетами и завещанием, выстирать ее одежду. И тогда я сдалась. Я сломалась и разрыдалась, потому что чувствовала себя худшей дочерью в мире за всю его историю.
— Но ты же не была такой?
— Нет. Я была человеком. Я — человек. Горе — очень сложное чувство. Выделяют несколько стадий горя. Слышала когда-нибудь об этом? — Когда Битти покачала головой, Мэри продолжила. — Отрицание, торг, гнев, депрессия, принятие. Все проходят через это. Но к этим чувствам примешиваются и другие. Нерешенные проблемы. Истощение. Порой это облегчение, но с ним приходит и чувство вины. Лучший совет, который помог не только мне пройти весь путь, но и другим пережить это… не противься приходящим к тебе чувствам и мыслям… не осуждай их. Гарантирую, что ты не единственная, у кого возникают мысли, которые им не нравятся, или нежелательные эмоции. И проговаривая все происходящее с тобой, ты вполне сможешь пережить боль, страх и смятение, открывшись новому.
— Чему?
— Относительному покою. — Мэри пожала плечами. — Хотела бы я сказать, что боль уйдет… она не уйдет. Но станет легче. Я все еще думаю о своей маме, и да, порой бывает очень больно. Думаю, так будет всегда… и, честно говоря? Я не хочу, чтобы горе полностью оставило меня. Горе… священный способ почтить любимых. Мое горе означает, что я способна чувствовать, это моя любовь к ней, и это прекрасно.
Битти похлопала платок, лежавший на ее коленях.
— Я не любила своего отца.
— И я не виню тебя.
— И порой я злилась, что мама не уходила от него.
— Разве могло быть иначе?
Битти сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
— Это нормально? Все это… нормально?
Подавшись вперед, Мэри взяла ладошки девочки в свои руки.
— На сто процентов, абсолютно, безусловно, все это нормально. Клянусь.
— Скажешь, если станет ненормально?
Мэри не отвела глаз.
— Клянусь жизнью своего мужа. И, ко всему прочему? Я полностью понимаю твои чувства. Понимаю, Битти. Целиком и полностью.
Глава 57
Эссейл понятия не имел, где они были. Когда Брат Вишес гнал по улицам Колдвелла так, будто за ним гнались черти, а потом по пригороду, Эссейл не видел, где они ехали. Его волновало только дыхание раба.
— Оставайся со мной, — прошептал он.
Прежде чем он понял, Эссейл потянулся к мужчине и взял его холодную руку. Растерев ее между ладоней, он попытался передать немного тепла собственного тела, свою жизненную силу в неподвижное тело рядом.
Господи, ему было ненавистно смотреть на эти цепи.
Когда он, наконец, посмотрел в окно… потому что он начал сходить с ума от беспокойства и мыслей о том, как долго они ехали… он нахмурился. Их окружал туман… точнее, видимость ухудшилась так, будто в воздухе стоял туман, хотя сам ландшафт был свободен от бледно дымки.
— Здесь ты будешь в безопасности, — сказал Эссейл. Когда они подъехали к первым воротам, ведущим в учебный центр. — Они позаботятся о тебе.
После нескольких остановок они вышли на финальный отрезок — спуск, уводивший их под землю. А потом они оказались на подземной парковке, укрепленной и огромной, казалось, самой большой в Колдвелле.
Вишес подъехал прямо к стальной двери.
— Я позвонил заранее.
Эссейл нахмурился, гадая, когда Брат успел достать телефон. Он не заметил.
— Как мы заведем его…
Он не закончил предложение. Дверь открылась, и показалась каталка вместе с женщиной, которую звали Док Джейн и другим Братом. Эссейл узнал бойца… это был коренастый Брат со странным человеческим именем. Также известный как Дэстроер.
У целительницы уже была кровь на синей рубашке.
Когда Вишес выскочил из-за руля, то заговорил, открывая заднюю дверь.
— Мужчина, возраст неизвестен. Нет данных о показателях. Истощен. Нет информации о психологических и физических травмах.
Эссейл встал и попытался помочь вытащить мужчину, который опять трясся от страха.
— Дайте я! — рявкнул он. — Он вас не знает!
Хотя, на самом деле, Эссейла раб тоже не знал. Но он заслужил доверие, вызволив мужчину из темницы.
— Давай же, — сказал он мужчине. — Я не оставлю тебя.
Эссейл потянулся и взял раба на руки, развернулся и уложил на каталку. И сразу же целительница прикрыла его наготу, помогая сохранить достоинство пациенту, и от этого жеста Эссейл сморгнул слезы с глаз.
— Привет, меня зовут Джейн, — сказала целительница, глядя прямо в охваченные ужасом глаза. — Я позабочусь о тебе. Никто здесь не причинит тебе вреда. Ты в безопасности, и мы не позволим никому причинить тебе боль. Ты понимаешь, что я говорю?
Раб в панике посмотрел на Эссейла.
— Все хорошо, — ответил он. — Они — хорошие люди.
— Как тебя зовут? — спросила целитель, вставив стетоскоп в уши. — Прости, как?
— М-м-маркус.
— Маркус. Хорошее имя. — Она улыбнулась. — Я бы хотела послушать твое сердце, не возражаешь? И я вставлю катетер в твою вену на руке, чтобы ввести некоторые лекарства. Ты не против?
Маркус снова посмотрел на Эссейла.
— Все хорошо, — сказал Эссейл. — Они помогут тебе. Обещаю.
После это все пошло быстро. Вставили капельницу, проверили показатели, и потом они сдвинулись с места, входя в навороченное помещение с медицинскими палатами и кладовками… и кучей народу.
Воистину, здесь собралось все Братство.
— Что за хрень? — спросил кто-то.
— О, Боже… — раздался другой голос.
Воины разошлись в стороны, предоставляя им проход. Кроме одного члена Братства.
Это был Брат Зэйдист. И когда он увидел мужчину на каталке, то побелел так сильно, словно внезапно умер, хотя стоял при этом в центре широкого коридора.
Брат Фьюри подошел к нему и заговорил тихо. Потом неуверенно прикоснулся к руке брата.
— Пропусти их, — сказал Фьюри. — Позволь им позаботиться о нем.
Когда Зи, наконец, отошел в сторону, Эссейл прошел вперед, и в итоге они оказались в смотровой, с огромной лампой по центру потолка и шкафами со стеклянными витринами — по периметру.
Вишес отвел его в сторону.
— Пусть работают. И расскажи мне, что, черт подери. Произошло?
Эссейл понимал, что его губы шевелились, и он что-то рассказывал, но понятия не имел, что именно.
Должно быть, что-то логичное… и верное, потому что в итоге Вишес сказал:
— Клянусь, она заслуживает смерти, если повинна в этом.
Док Джейн повернулась к Вишесу.
— Поможешь мне с цепями?
— Сейчас.
Вишес вышел вперед, снимая кожаную перчатку с руки. Протянув руку, он схватил цепь… и его ладонь испустила мягкий свет, который прожег звенья, и сама цепь со звоном свалилась на пол.
Эссейл потер лицо, наблюдая, как Брат проходился по каждой из четырех точек, освобождая мужчину от ноши. Оковы вокруг запястий и лодыжек остались на месте, но, по крайней мере, они сняли тяжелые звенья.
Когда Вишес вернулся к нему, Эссейл спросил тихо:
— Он выживет?
Брат покачал головой.
— Без понятия.
Глава 58
Куин стоял в углу операционной, не сводя глаз с Лейлы, пока Мэнни делал очередной внутренний осмотр, мужчина сидел между ее широко раздвинутых ног, а простыня укрывала все от посторонних глаз.