Голем не отозвался. Я осторожно с газона сошла и оглянулась. Симпатичное желтое здание, явно старый семейный московский особняк, украшенный мезонином в стиле ампир. Натуральный такой девятнадцатый век. Синяя табличка на светлом фасаде. Остоженка дом 51.
Пыталась в недрах девичьей памяти найти хоть какую-то информацию о таком и ничего подходящего не сыскала.
И тут меня как-то накрыло. Я почувствовала его, кожей просто почувствовала. Дыхание перехватило, сердце затрепыхалось, как зажатый в руке воробей. Секунда-другая, и сбоку здания открылась малозаметная дверь.
Он шел походкой никак не кошачьей. Ноги приволакивая, он едва шел, так, как будто бы тяжко болен.
И мне стало больно. Мне так стало больно, как будто бы это меня сейчас довели до такого болезненного состояния. Но если чуть-чуть оглянуться назад и вспомнить, как он уходил, то ничего еще даже. Не умер. Идет вон, навстречу мне, не сворачивая никуда.
И я пошла. Сюр, параллельная это реальность. Как тогда, в вестибюле станции “Автово”: навстречу судьбе. Только там в этих глазах его была жизнь, настоящая, бьющая ключом через край. А теперь на меня смотрели глаза мертвой души. Камни во взгляде. Бетон.
Зачем я кричала? Пыталась разбить эту стену? Как глупо…
— Марк! — голос звучал, будто предсмертный крик подстреленной на взлете птицы. Эхо его отразило от городских стен многократно размножив, разбив на осколки.
Арк, арк, арк, арк… гулко каркали вертикали особняка.
Он взглянул на меня, так взглянул, что я сразу заледенела. Словно слепыми глазами взглянул. Не узнал, не увидел. Окаменел.
Мы так и стояли, а обступавшее нас безумие продолжало кричать сиплым голосом повторяя отчаянное: “Арк, арк, арк!”
Самый жуткий кошмар не сравнится теперь с тем, что увидела я здесь наяву.
— Кто вы? — мало мне было его мертвого взгляда. Добить было нужно словами Илону Король.
— Я жена твоя, Марк. — понимая всю отчаянную бесполезность того, что мы с Максом затеяли, все же произнесла.
Лучше бы я промолчала. Потому что улыбка на мертвом лице его выглядела ужасно. Вымораживающе она выглядела. Никаких больше лучиков в уголках глаз его неповторимых, ставших вдруг мутно-серыми. Никаких искрящихся заразительным смехом ямочек на щеках. Голем и тот улыбался значительно искренней и приятней.
— Я никогда еще не был женат. Вы напрасно стараетесь. Человечки меня не интересуют. Совсем.
И пошел на меня. Словно я привидение и развеюсь от его страшных слов. Толкнул широким плечом так, что я чуть на траву не упала и проследовал дальше. Как робот, как… нет, голем и тут был куда симпатичней и вежливей.
— Марк… — прошептала, сдерживая слезы из самых последних своих сил.
— Пошла ты… — хлестнуло наотмашь.
Я стояла на тротуаре. И глазами, полными слез, провожала фигуру сжавшегося вдруг словно в ожидании удара в спину Кота.
Я теряла его. Нет, полученная мной словесная эта пощечина вредную бабу Илону не впечатлила. И слова эти, брошенные им брезгливо. А вот пустой взгляд, словно потухший, и искреннее недоумение в нем отражающееся.
Что они сделали с ним?
И что мне теперь делать?
23. Привет, Маруся
Шла, не думая, что же я делаю. Просто шла, ноги передвигая за ним.
Вышла за территорию сквера, краем глаза заметив округлившиеся совершенно глаза человека на проходной. Тротуар, улица.
А я не могу оторваться от вида сгорбленной мужской спины, семеня за ним, как привязанная на шнурке за хвост банка, раздражающая, но не отрывающаяся.
Когда между нами возникла махина огромного темного джипа, я даже не успела притормозить, со всего маху уткнувшись в водительскую дверь, только лишь оттолкнулась руками. Едва не упала. И замерла.
Наглухо тонированное стекло опустилось, а на меня свысока строго воззрилась… Как бы так деликатнее выразиться? Что-то избыток красивых людей в моей жизни последнее время случился. То раз в год встретишь такое в кино, то на каждом шагу по три штуки.
Красавица. Необычное очень лицо совершенно не портили чуть раскосые глаза цвета балтийского янтаря, роскошная грива светлых вьющихся волос. Точеные белые руки лежали на черной коже руля. Вот так бы стояла и пялилась, строго из эстетических соображений. Но у меня дело есть, мне пора. Там… Кот пропадает, простите.
Попыталась я обойти это чудо автомобилестроения, — мне не дали. Ни вперед ни назад. Остановилась, вызывающе глядя на ту, что решила играть со мной в эти глупые игры, и не ленилась передвигать тут свой транспорт.
— Садись. — голос у нее был тоже из ряда тех, что я бы давно запретила. Низкий, бархатный, пробирающий сразу до дрожи.
— С чего бы это? — голоса такого у меня самой не было. Но орать я умею, ага. Тональность сразу повысила так, что красавица вздрогнула.
— Есть разговор. — головой она даже кивнула мне на сидение рядом, для наглядности, видимо.
— Мне не о чем с незнакомцами разговаривать. — снова сделала быстро шаг на проезжую часть улицы.
Прекрасная незнакомка громко скрипнула мне зубами в ответ и глаза закатила. Ага. В последнее время бесить всех упавших на мою бедную голову раскрасавиц выходит великолепно. И становится нехорошей традицией.
Я тоже умею зубами скрипеть. И зло зыркнув на эту… страдалицу снова пошла ее черный фургон обходить.
И ушла бы ведь. Точно ушла бы. Да только она мне возьми и скажи, очень тихо:
— Люсь. Это важно, именно для него.
Люся. Так звал меня только Марк. Взглянула внимательно снова в лицо собеседнице. Что я теряю? Этот вопрос постоянно себе задаю все последние дни. Ни-че-го. Тем более, что Кота на этой улице видно мне уже не было. Словно мысли мои прочитав, она пояснила:
— На машине уехал. Нам нужно успеть побыстрей, ну же, садись.
И я села. Такая вот дурочка нынче Илона не-знаю-уже-даже-кто.
Времени расположиться на кресле мне эта барышня не дала, в пол педаль газа, скорость, и мы полетели. Натурально, как мне показалось, даже довольно высоко над землей.
Минут пять напряженного очень молчания позволили даже немного расслабиться. Хорошо же летим. Главное — очень уверенно. Девушка рядом явно мучительно с мыслями собиралась.
Я только открыла сама было рот, как раздался резкий визг тормозов на светофоре, рывок рычага переключения скоростей, газ и меня опять жестко вжало в сидение.
— Значит так. Слушай внимательно, повторять я не буду. — Еще раз впечатлилась: голос у этой красотки по степени сексуальности ничуть не проигрывал демоническому. Я молча кивнула в ответ и она продолжала: — Я ввязываюсь в эту историю исключительно потому, что Кота знаю с детства, мы близкие очень друзья, понимаешь? — Чего тут не понять. Близкие, это понятно. Видимо я ухмыльнулась. Видимо, — многозначительно, и девушка вдруг смутившись, добавила: — Не любовники. Правда, друзья, мы всегда ими оставались. Да, я все видела там, в скверике. Жуть ведь, правда? С ним точно творится какая-то хрень.
Вот я тоже заметила. Хотела сказать что-нибудь остроумное, да машину опять крутануло, пришлось сократить свою речь.
— Давно? — тихо пискнула, судорожно цепляясь в кожаное сидение на очередном крутом повороте. — В смысле, давно хрень творится?
— С тех пор, как он к Гире вернулся. Два дня. Вчера Кот меня не узнал. Понимаешь? Меня! — снова визг тормозов. Я почувствовала себя участницей городских гонок. Голова закружилась, к горлу подступила вязкая тошнота.
— Вот так. И давай теперь сразу о сексе.
Я поперхнулась, в боковом зеркале увидев свою вытянувшуюся бледную рожицу.
— Угу! — а что я могла ей ответить? “Приличные девочки на такие интимные темы с незнакомыми бабами не разговаривают”? Да хоть о внутренних паразитах, лишь бы с пользой для дела.
— Морфы все, и особенно кошки, на это дело очень даже слабы. Особенно, — в юности. — с явным знанием дела она рассуждала об этом. Похоже, моя негаданная попутчица сама была из кошачьего племени.
— Люди куда более похотливые твари… — это биолог во мне говорил.
Девушка покосилась на меня с удивлением, и снова отчаянно руль крутанула.
— Наверное. Видимо, микс получается просто взрывным. Короче: во времена бурной юности всевозможные демоны кажутся нам лучшим решением, безукоризненными партнерами. Неутомимые, страстные. Только вот… — резкий въезд в провал большого тоннеля, вокруг разом все потемнело, и я снова вздрогнула.
Символично так: демоны и преисподняя.
— Мало кто из нас в этом возрасте понимает, что темные твари относятся к морфам, как… — тут она скрипнула громко зубами, и тихонечко выругалась на неизвестном мне языке, — Пусть, как к домашним животным. Коллекционируют нас, при себе всегда держат, осознанно подсаживают на секс, как на тяжелый наркотик.
— Марк и Гира? — Я наконец поняла, о ком речь.
— Да. Только он не просто зверушка ручная. Марк — особенно ценный породистый экземпляр. Редкость. Таких престижно водить на коротком шнурке и сажать у ноги щелчком пальцев. Только… мы не собачки. И даже не кошечки. По мере взросления хищник встает на разумные лапы и хочет свободы.
— А… секс тут причем?
Она даже ко мне развернулась, хлопнув изумленно глазищами. Потом носик сморщила.
— Ты ведь натуральная человека. Я как-то забыла. Как тебе объяснить… Секс очень даже при нем. Гира чем-то его заблокировала. Скорее всего — именно этим. Ну чего ты так дергаешься? — А и правда, чего это я. Отчего так мучительно хочется эту машину остановить и сразу выйти? Розовые единороги, постойте, куда вы, я с вами. Девушка вдруг прищурилась, усмехнувшись: — А!. Ты об этом. Нет, вообще все не так. Как же с вами, людишками, сложно! Хорошо! — Она хлопнула по баранке руками и выдохнула, что-то явно решив для себя: — Пусть простит меня Марк, но тебе нужно знать: ты у него первая женщина. — Вот тут я поперхнулась. Вообще не понимаю теперь ничего. То зверушка домашняя на поводке чудо-демона, то… все это. Мне все-таки надо выйти.
Вид у меня был такой, очевидно, что девушка снова ударила по тормозам.