Длинная, почти лошадиная морда, маленькие совершенно прозрачные глазки. Такое воплощение холодного англо-сакского псевдо-аристократизма времен расцвета эпохи постмодерна. Бесчувственный и беспринципный извращенец. И пухлые губы под безупречно-ровным, тонким и длинным прямым носом это лишь подтверждали.
— Любуешься? Все еще скучаешь по мне, девочка? — его высокий голос раздался вдруг неожиданно-громко. Я вздрогнула, неожиданно вдруг ощутив колкие щупальца магии, проникающие под кожу, сжимающие поверхность сознания, в явной попытке проникнуть в него, сломать и подавить.
— Люсенька, — тихий шепот мне в шею, — ты многократно сильнее его, просто помни об этом.
Вспомнила. Все унижение вспомнила, всю ту боль, что пришлось нахлебаться мне полной пригоршней. Как ползла по пустому больничному коридору, оставляя за собой широкий кровавый след, как раздавленная произошедшим вернулась домой и услышала от мужчины, пусть и не напрямую, но ставшего виновником всех моих страданий: “Зачем мне пустышка — жена? Пожалуй, пора завершить эту нашу историю…”
Вспомнила все. И отразила.
Секунда-другая, на бледном лице промелькнул ярко испуг, потом медленно наползло удивление. И я не успела и до пяти досчитать, как он пошатнулся, будто бы от удара, схватился за голову, и пронзительно взвыл.
— Т-ы-ы-ы-ы-ы!
— Я запрещаю тебе даже смотреть на нее. У тебя есть ровно минута на откровения. Что. Ты. Хотел мне сказать?
Голос Марка звучал, как рык разъяренного тигра. Даже мне стало страшно, немножечко только.
Славик хрипло закашлялся, и давясь вязкой слюной, вытирая глаза, заливаемые обильно выступившими слезами прохрипел натужно в ответ:
— Твою мать! Эту старую шлюху…
— Вырву язык, — снова рык за спиной. Я в это тут же поверила.
— Она сбежала ко мне, так-то ты был ей нужен! Хочешь ее снова увидеть живой? Тогда твоя очередь искать меня! — полным ненависти взглядом Слава взглянул на меня и добавил: — Если думаешь, что нашла себе сильного мужика, то ты просто набитая дура. Снова ставишь не на того. Он просто зверушка. Таких сильные девочки любят… — Тут он снова слюной захлебнулся, отчего длинное это лицо будто бы свело судорогой. Но не заткнулся. продолжив: — Ей, оборотень, кстати, ты зря даже трахал ее. Илоночка наша — пустышка. Бесплодна, как та пустыня на родине твоего зверского вида, красавчик.
Снова виртуальный удар страшной невидимой лапой и этот паршивец упал, очевидно выронив из рук телефон. Экран тут же погас, а мы остались сидеть в полном и напряженном молчании.
Мне бы себя пожалеть, если честно. Было плохо и горько. Морально, физически, как угодно. Меня словно вывернули наизнанку, потом будто мокрой тряпкой вытерли липкую грязь и завернули обратно. Но что такое моя тоска по когда-то случившемуся уже прошлому в сравнении с тем, что творилось теперь в душе Марка?
— Какой же я идиот… мозги свои потерял еще там, в фае станции “Автово”.
Эти слова ударили вдруг неожиданно-больно.
Нет, ничего неожиданного я не услышала. Это мужчины вольны выбирать свою путь-дорогу. И сколько бы они не толковали о свободе отношений, мы всегда точно знаем: бесплодная я молодому самцу не нужна, совершенно. Никаких больше иллюзий. Хорошо, что сказал это вслух.
— Как только ты развернулась и убежала, мой разум погас, я ослеп и оглох. Пустоголовый придурок, олигофрен, да как меня только держат в разведке! Какая там Инквизиция, мне же в цирке самое место! В шапито или зверинце! Какой же я идиот!
Если говорить откровенно, эта сцена не очень походила на переживания по поводу продолжения рода Кота. И я вдруг успокоилась. Право же, хуже не будет.
— О чем ты? — попыталась сползти с его горячих колен, но мне почему-то не дали. Мысли кружились, как сонные мухи. Зачем я ему теперь? В качестве так себе очень любовницы? Очень смешно. Да, такие они, маленькие серые мышкины мысли. Я все-таки женщина, и уже даже как бы немножечко замужем.
— Август, Люсенка, август. Известный в преступных кругах азеркинов мошенник, альфонс, карьерист и пройдоха, ведун с обнуленной внеурочно лицензией. Ты помнишь фамилию нашего гостя?
“Нашего” прозвучало вдруг так… что я снова расплакалась. А давала ведь слово себе не рыдать, и почти получалось. Я сильная, я силь…а-а-а-а…
— Он из обрусевших немцев… Гётлим.
— Ты знаешь, как переводится эта фамилия?
Я понятия не имела и вообще никогда не задумывалась. А вот Марк, судя по мрачному виду — все знал. А если судить по уровню его общей осведомленности, то не только фамилию моего бывшего.
— Марк, ты ведь знал? — мне это стало вдруг важно.
— Что я идиот? Всегда подозревал, но как-то, знаешь ли, верилось в лучшее.
— Я о… том, что он сказал! — я вдруг разозлилась. Как он может так? У него там мать между прочим творит всякие глупости, жена с неприятным диагнозом, а он все тут сокрушается.
— Я о том же! Август, душа моя, если верить тщеславной латыни, значит “божественный”. А в переводе на строгий немецкий…
— Гётлим? — но он никак не может быть бабником, Марк! У него… как бы это так деликатнее выразиться… не получится!
— А это не он. Да, Люсенька, ты совершенно права, доверить младшему брату такое сокровище, как ты, эта сволочь никак не могла, тобой он занялся лично. Знаешь, почему ты сбежала?
Хорошой вопрос. Как объяснить нормальному человеку, что это нормально: бояться провала. Что в его лице там, на ступеньках станции “Автово” а увидела всю возможную низость собственного падения.
— Испугалась.
Самое трезвое, что пришло в голову.
Скептическое выражение на лице мне стало ответом. Ну да, он уже спрашивал, неужели такой страшный. Ему не понять.
— Солнышко, это сработала магия. Банальный, тривиальный и пошлый приворот, запрещенный к использованию на людях лет уже сто и все популярный среди дикой публики.
— Я же антимаг, — голос почему-то вдруг сел, слова давались с трудом. Воспоминания мне давались очень трудно. — Вы мне все это говорили, и я уже неоднократно сама убеждалась.
Он задумался на секунды, затем спустил меня с рук, и развернул очень быстро, как будто в “жмурки” играть собирался.
— Он даже не понял, что сделал. Одно только радует: в этом мире полно народу еще даже более глупого, нежели я.
— Марк, я совершенно ничего больше не понимаю! — это была абсолютная правда. Голова уже просто кружилась от количества неизвестных в нашем с ним уравнении.
— Он сам того не желая мне указал на ошибки. Мы все как бараны уперлись в легенду об антимагах. А их, слава Создателю, действительно не существует. Ты, солнышко мое ненаглядное — зеркало. Есть антимагические щиты, заклинания, артефакты, а ты сама щит. Такой ежик магический: когда опасаешься, сразу же выставляешь иголки и становишься неуязвима для магии.
Ну вот, поздравляю Илона тебя с новой ступенькой карьеры: из мышки в котята и котят быстро в кошки и дальше в чин ёжиков. Славненько, креативненько.
— А что с твоей мамой? — со мной разобрались, теперь о печальном.
У зачем-то тронул гшубами мой лоб и так замер, как будто раздумывая.
— Я боюсь, что на этот вопрос…
— Он ответить не сможет! — раздался за спиной знакомый мне женский голос и оба вздрогнули, на него разворачиваясь.
42. План "Б"
— Маруся! — ну конечно, как можно ее не узнать?
Красотка стояла в арке дверного проема на кухню и озорно нам улыбалась, поблескивая своими кошачьими глазками.
— Что ли не ждали? Меня Макс к вам прислал. Маманя-то ваша сбежала, старушка!
Я рванулась к ней было, на радостях позабыв обо всем, но Марк меня удержал, молниеносно поймав за талию и задвигая за свою спину зачем-то. Я еще удивиться успела, пытаясь понять, что такое у нас происходит, как вдруг прямо перед моим носом что-то ослепительно вспыхнуло, и время остановилось.
Все дальше происходившее я наблюдала как зритель кадров замедленной съемки. Кот вскинул руку, и нас от Маруси отделяла полупрозрачная, но отлично видимая преграда, искрящаяся яркими синими всполохами, осязаемая, пугающая. Наша гостья вдруг улыбаться вообще перестала и в руке у нее появился простой и совсем немагический черный пистолет. Ничего совершенно волшебного в нем точно не было. Матовый аспидный ствол в женской руке выглядел страшно и некрасиво совсем. Ничего романтичного. Я видела, как тонкий девичий пальчик медленно нажимает курок, и в ту же секунду меня одним быстрым движением стремительно уронили на пол, пусть не плашмя, но задом я все же шарахнулась. В это мгновение наша Маруся окончательно перестала быть просто Марусей, вдруг выросла ощутимо, разом раздалась в плечах, и почему-то существенно почернела. Она было прицелилась снова, но увидев в лице Марка что-то понятное только ей, откинула в сторону пистолет, содрала с себя буквально разваливающуюся на мускулистом теле шелковую блузку, подпрыгнула и уже разворачиваясь в гибком высоком прыжке вдруг была поймана кем-то невидимым и сбита на пол. Как простая тряпичная кукла. Секунду спустя рядом с нами, на гладких черных гранитных панелях от боли корчился уже кто-то мне совсем незнакомый. И вся эта живописная миниатюра была сыграна на фоне громкого звона бьющегося стекла, страшного рева свирепого Марка и пронзительного женского визга.
Кажется, моего.
— Все, Люсенок, все, котенок! Ты цела? — не обращая уже никакого внимания на пришельца, Марк судорожно ощупывал меня, поднимая с гранитного пола и осторожно отряхивая, он тщетно пытался поймать шальной мой взгляд.
Внезапное осознание произошедшего, и того горького факта, что я только что чуть не стала причиной гибели нас обоих вызвало крупную нервную дрожь! Ведь меня предупреждали же неоднократно, и все говорили: глазам своим совершенно не верь. Просто не лезть никуда, памятуя о том, как опасно. Не сложно совсем, для нормальных людей. А я кто? Идиотка!
— Марк! Что я наделала! Я…
— Ты девушка, Люсь. Смелая, сильная, но обычный, просто человек. С детства тебя не готовили к роли боевого мага, как всех нас. Маленькие иные в руки первую ложку одновременно с оружием. Мы всю жизнь на войне, моя радость. И то, что вы ее даже не видите, делает нам только честь. — Он обнял меня, успокаивая, как ребенка, и приглаживая непослушные волосы тихо продолжил: — Считай, что я совсем немножечко реабилитировался в глазах жены молодой и смог показать себя с самого выгодного ракурса. Красавец же, да? Был чертовски хорош, даже можешь мной гордиться.