— В финал этого конкурса вышел единственный претендент. Прекрасный принц, при виде которого у принцессы от восторга сразу случился восторженный обморок. Она тут же влюбилась, конечно. И он, по традиции, — с первого взгляда.
— А где злые драконы, черные ведьмы и страшное зло, разлучившее этих влюбленных? Что за сказка такая, без жути? — я уже даже проснулась.
— Этого было полно, на подходе. Но они не успели. Ведь наша принцесса вдруг вспомнила про все королевство в приданое к ней и сказала прекрасному принцу…
Кажется, я уже знала, что ляпнула эта принцесса. Можно даже не продолжать.
— Что он меркантильный урод и отбор прошел только ради ее королевства и трона? — хрипло в ответ прошептала.
— Вот именно, — мой личный врач очень внимательно посмотрел на меня. — Закон жизни, знаешь ли, Лель. Брак дело практичное. Большая любовь только ключ к этой крепкой двери.
— Ты философ, Абрамыч. Разве Муля — невеста с приданым?
Он загадочно улыбнулся в ответ, встал, еще раз проверил, как там задернуты шторы на окнах и уже выходя на порог обернулся и тихо сказал:
— Ты Лелька, набитая дура. И как терпит тебя твой Кот? А ведь я до последнего надеялся, что не угадал с выводами. Теперь спи, что с тобой сделаешь. И даже не думай забыть про тест.
Он ушел, а я осталась в пустой комнате под крышей. Сон куда-то пропал, умных мыслей не появилось. Наползали терзания совести и прочие всякие неприятности…
Что я вообще натворила? Почему сорвалась, как… как испуганная курица в прорубь? Что нашло на меня, а вас спрашиваю, Илона?
В этот самый момент вдруг раздался сигнал входящего сообщения. Абрамыч, оказывается, незаметно принес сюда мой телефон. Он лежал рядом со мной на одеяле и понемногу светился.
Если я просто взгляну, ничего не случится ведь, правда? В конце концов, это мой телефон.
Потянулась рукой, почему-то вдруг дрогнувшей, перевернула экраном к себе…
“ Ни о чем больше не думай, Котенок. У тебя будет все хорошо.”
У меня… А у него?
Это было последним, что пришло в мою сонную голову. Кот всеже волшебник: одним коротким сообщением успокоил меня и усыпил…
Странное ощущение непривычного одиночества разбудило меня. Что сейчас уже, утро? И когда я успела привыкнуть к спящему рядом Коту и горячему мужскому телу под боком? Его теперь остро не хватало. Болезненно. Как мягкой подушки или теплого одеяла холодной зимней ночью.
Пиликнул мессенджер, опять. Дежавю.
“Доброе утро, родная. Серьезных новостей пока никаких, Августа молчит, следов ее брата найти не можем. Осталось тринадцать дней. Люблю тебя.”
Сообщение не требующее ответа. Мой практичный принц, заслуживший свое королевство. Ни слова о матери. О себе — ни единого упоминания. Хотя, нет. Вот же: любит. Черным по-белому, можно сказать, не отмажешься. Он — молодец.
И тупоголовая я, устроившая безобразную истерику в самый неподходящий момент.
Какая уж есть… Слабохарактерная эгоистка. А незачем было на мышку натягивать шкуру кошачью, ничего не получится.
До моего чуткого носа докатился вдруг запах жарившихся блинов, его трудно с чем-либо перепутать. А голодный желудок тут же напомнил о себе громким суровым урчанием.
Вылезание из-под теплого одеяла стало испытанием выдержки: промозглая, летняя, чисто балтийская ночь остудила дом и холодные тапочки на голых ногах меня очень взбодрили. Как и мысль о туалете на улице, холодной воде в кране и одежде, оставшейся где-то на первом этаже. Сейчас на мне красовалась Мулина розовая пижамка, любезно пожертвованная вчера хозяйкой этого дома, благо роста мы были примерно одинакового.
Волосы в хвост, минута скорби о потерянной где-то расческе, взгляд в зеркало, не глядя прихватила с собой телефон, опустив его в большой клапан на животе пижамки. Вздох и я вышла на темную узкую лестницу. Навстречу холодной воде в умывальнике, освежающей росе в тапочках, по дороге к заветному домику и блинам. Это самое главное. Еще хочу кофе со сливками, ходить целый день в этой пижамке и мысли не думать.
Вот этого не получилось.
Сигнал прилетевшего сообщения предательски выдал мое присутствие рядом с кухней, по дороге на улицу. Надо было его отключить, как я не сообразила?
Муля была просто чудо, как хороша: свежая, очень уютная, в трикотажном сарафане и фартучке она сосредоточенно переворачивала на сковородке очередной тонкий блин и только помахала мне длинной лопаткой приветственно.
Обуви Антона в прихожей уже не было, как и машины на стоянке у дома. Уехал мой суровый друг, можно расслабиться, от Муленки я уж как-нибудь отобьюсь.
Утренний сад был прекрасен. Маленький, он буквально ютился у подножий огромных сосен, словно собачки у ног могущественного хозяина. Приземистые яблоньки блестели росой на темной листве, уже цветущий обильно ранний шиповник, благоухающий терпко. Пение утренних птиц, клочья ночного тумана, словно запутанные в траве.
Можно я тут останусь? Попрошу политического убежища на всю жизнь, буду триммером стричь газоны и жарить Антошку яичницу с беконом по утрам.
Плохая фантазия. Не к чему лезть в личную жизнь молодой семьи. Особенно — мне.
Кстати, что там у нас за сообщение?
Я, конечно, дала себе слово вчера не читать их, но вдруг там что-то важное?
“Мама жива. Прости, но я ни о чем не жалею.”
Черт! А ведь я и забыла!
Почувствовав острый приступ отвращения к собственной персоне мрачно потопала обратно в дом. Теперь — умываться и брать себя в руки. Не понравилось мне его сообщение. Совсем, совершенно. Мерзкая злобная мышка все еще больно скребла, напоминая о том, что вчера мне надумалось. Но чем дальше — тем меньше я верила ей.
В целой куче всего невозможного, что навалилось меня с момента памятной встречи в Автово все равно была четкая логика. От меня ускользающая постоянно. И был человек. Ни волшебник, ни морф, не сотрудник какой-то там страшной разведки. Просто мужчина. По которому я невозможно скучала.
Две недели? А не сделал ли он это нарочно, чтобы убрать меня из эпицентра событий? Но почему? Мы же договаривались не врать?
Собственно, он и не лгал мне. Не мыслью ни словом. Просто просил подождать его и поговорить.
Очень-очень дурное предчувствие не отпускало и на кухню я просто влетела, едва не снеся подруг с ног у порога.
47. Любишь и веришь
— Ты рехнулась? — она прошипела, потирая ушибленное плечо.
— Хотя… зря я спрашиваю.
— Муля, глянь, на мне сейчас нет никакого воздействия? Ну этого вашего… как его. Волшебки там всякой.
— Сама ты волшебка. Чуть меня не прибила. Нет там ничего, я унюхала бы. Да и откуда?
Знала бы я все ответы на эти вопросы, может и не металась теперь по чужой даче как полоумная.
— Меня точно не околдовали? — я осторожно переставила Мулю на новое место, забрав у нее лопатку и рванула к плите. Там сиротливо подгорал последний блинчик. — Ну или что по реальнее там. Гипноз, телепатия.
Ну как мне ей рассказать? Даже себе самой признаваться в собственной истерии и глупости было непросто. Там, во дворе дома “Норы” мне все казалось понятным и правильным. Будто открылись глаза, вдруг увидев всю неприглядную картину произошедших событий. Простое решение трудной задачи. А теперь, подведя черту под столбиком строгих вычислений я нашла кучу ошибок и грубых погрешностей. Мне стало мучительно-стыдно.
Пока я выкидывала обугленный блинчик, мыла сковороду, убирала капельки пролитого на плиту блинного теста. Муля молчала, задумчиво разглядывая мою спину. Потом громко фыркнула, осторожно усаживаясь за стол.
— Ты за тестом так и не пришла. Антон тебе голову оторвет, он настроен решительно.
Я вздохнула. Разговаривать на эту тему совсем не хотелось.
— Муль, ну зачем? Все равно, что инвалиду в коляске искать следы от босых ног на песке. Безнадежно.
Подруга в ответ выразительно промолчала. Я ей не рассказывала всех подробностей этой истории. Не хотела расстраивать, да и не за чем. Только тот факт, что детей у меня не предвидится. Знает ведь, ну и к чему этот весь разговор?
Подняла стопку ровных, томившихся в стопке и истекающих сливочным маслом блинов, сложенную аккуратно на расписной фарфоровой тарелке под куполом прозрачной крышки. Махом перевернула, золотистой и ровной стороной кверху и выставила на стол. Две чайные чашки с блюдцами, практически раритеты. Чайные ложечки мельхиоровые, две тарелки для закусок, вилки и ножи. Баночка сметаны, варенница. Тарелка с нарезкой колбаски и ветчины, кубики мягкого сыра. Для полноты картины сюда бы еще икорки лососёвой, рассыпчатой, но это мы перетопчемся, чай не Масленица.
Ну вот, можно завтрак и начинать.
— У нас с Абрашкой тоже не может быть общих детей… — уже жуя первый свой блин со сметаной Муля пробормотала.
Хорошо еще, я не успела начать свой завтрак. Так и замерла с нанизанным на мельхиоровую вилку кусочком блина, аппетитно украшенным тонким ломтиком ветчины.
Выразительно посмотрела на Мулин животик, кругленький, выразительно выпирающий из-под стола. Мне на миг показалось, что он меня понял и наследница рода Абрамовых даже руками в ответ развела. Обалдели родители.
— Ну да. Вот Антошка тоже так на меня пялился. По женской части меня все в порядке. А он… — подруга снова вздохнула, дожевывая свой блинчик и с сожалением посмотрела на дно пустой чашки.
Точно! Я забыла налить туда чай! Быстренько подхватилась, заглянула в заварочный чайник, поняв, что та подозрительная субстанция, что там поселилась, меня не устраивает. Подскочила, поставила ярко блестящего медным блеском носатого монстра на газ, чайничек ополоснула, бросила в него горсть душистого чая. И все это под сопение Мули. Похоже, подруга требовала внимания.
Я снова села напротив, подперев щеку ладонью. Как это не странно звучит, но чужие секреты я не люблю. А на меня за последние дни их свалилась гора, целый горный хребет, Гималаи. Секретом больше, секретом меньше. Чего уж там.