Нет, никакая не свеча —
Горела люстра!
Очки на морде палача
Сверкали шустро!..
– Берия школьниц хватал прямо на улицах и затаскивал в свой гарем! – ляпнул Артем первое, что пришло ему в голову.
– И это тоже – из разряда баек и анекдотов времен развенчания культа личности, – сказал Иван Иванович и неожиданно улыбнулся. – Хотя нет дыма без огня. У Лаврентия Павловича действительно имелась 16-летняя пассия, но там было другое, там – любовь… Когда я был школьником, по Москве ходила помешанная женщина, и все говорили про нее, что она – одна из тех самых девочек, похищенных Берией. Потом я вырос и узнал, что никакая она не жертва похотливого наркома – просто обычная сумасшедшая. В прежние времена монахини в монастырях грезили о том, что они физически сожительствуют с Иисусом Христом. А когда христианских святых заменили на вождей, вполне логично, что сексуальный бред женщин был перенаправлен в их сторону. Психушки до сих пор переполнены пациентками, к которым по ночам «приходят» Брежнев или даже Сталин. Очевидно, та сумасшедшая также была из их числа, только ее «избранником» был Берия. Ну посудите сами, Казарин, что такого мог показать Лаврентий Павлович школьнице, пусть даже не нынешней, а тогдашней, чтобы она вдруг повредилась рассудком?
Щегольской костюм-тройка, явно купленный не в соседнем универмаге, а где-нибудь за границей, удивительно не шел к простецкому псевдониму, выбранному чекистом, и это Артема почему-то сильно раздражало.
– Не знаю я, – с сомнением сказал он. – При Берии же лагеря были…
– Да, и лагеря были, и политзаключенные, и расстрелы, – кивнул Иван Иванович. – И сейчас все это есть. Вам ли об этом не знать, Казарин? Есть и, думаю, всегда будет, пока существует государство, а вместе с ним – необходимость защищать его не только от внешних, но и от внутренних врагов. Кстати, к Берии можно относиться как угодно, но есть один бесспорный факт: он является величайшим спасителем человечества. Именно он, а не мифический Иисус Христос. Справедливо было бы заменить икону Иисуса Иосифовича на фотографию Лаврентия Павловича и служить молебны именно ему, как истинному Спасителю.
– И кто из нас тут бредит? – откровенно захохотал Артем.
– Вы когда-нибудь слышали об «Атомном проекте»? – спросил Иван Иванович, пропустив колкость Артема мимо ушей. – Когда в августе 1945 года США сбросили атомные бомбы на японские города Хиросима и Нагасаки, в этом уже не было никакой военной необходимости. Война заканчивалась, Япония готовилась к капитуляции. Как вы думаете, те, кто уничтожили свыше ста тысяч человек только для того, чтобы испытать новое оружие и попугать Сталина, задумались бы хоть на секунду перед тем, как разнести половину мира? А у СССР в то время атомной бомбы не было. Не получалась она у Курчатова. Эти очкастые интеллигенты вообще только трындеть умеют, а как доходит до дела… И тогда внешняя разведка, которая также была в ведении Берии, совершила невозможное, и американские ученые передали советским разведчикам секретные чертежи и расчеты безвозмездно – по идейным соображениям! Сознательные ребята оказались эти америкашки, не то что наша гнилая интеллигенция, которая только и глядит, как бы втихаря напакостить советской власти! Добытые документы позволили СССР в кратчайшие сроки создать свою атомную бомбу и установить ядерный паритет с США. Это была филигранная операция нашей разведки! И руководил ею Берия. Так что вы можете называть его как угодно, но и вы, и я, и еще миллионы людей обязаны своим существованием именно ему. Такой вот парадокс.
Артем никогда бы не подумал, что он будет вот так запросто сидеть и обсуждать с комитетчиком самого Берию.
– Любите вы говорить за миллионы и миллиарды, – парировал он. – А в конкретном случае, когда нужно изловить всего лишь одного мерзавца, замучившего ребенка, вы вместо помощи начинаете вставлять палки в колеса! Конечно, это же не Солженицын какой-нибудь, чего по мелочам размениваться!
– Хорошо, допустим, что изложенная вами версия правдива, – сдался наконец Иван Иванович. – Я даже не сомневаюсь в том, что материалы, которые я запросил в прокуратуре области, полностью подтвердят все, вами сказанное. Но я также уверен, что есть многое, о чем вы умолчали. В любом случае я не представляю, какая помощь может быть вам оказана со стороны нашего ведомства. К бомбоубежищу, несмотря на то что это подземное сооружение строжайше засекречено, имеет доступ не так уж мало сотрудников предприятия. Это и руководитель, и зав. хозяйственной частью, и рабочие, обслуживающие оборудование подземного комплекса, и уборщицы, наконец! Каким образом вы предлагаете вычислить среди них вашего подозреваемого? В болонью сейчас одета вся эсэсэрия, за исключением районов Крайнего Севера и Средней Азии, и то только потому, что в первом случае в ней замерзнешь, а во втором – изжаришься заживо!
Внезапно Артем решился. Он знал, что его карьере после этих слов придет конец. Он прекрасно понимал, что того, что он сейчас скажет, быть не может – просто потому, что не может быть никогда. Но в то же время был уверен, что – есть…
– Иван Иванович, прошу вас, не расспрашивайте меня сейчас ни о чем – мне все равно нечего вам ответить, поскольку я знаю не больше вашего. Просто примите как данность: на лбу человека, которого я ищу, отпечатан крест!..
Глава 17Стреноженный покойник
Казарин ликует, что пасьянс сложился, ненадолго принимает на себя обязанности Харона и получает страшное предупреждение.
«Ну, вот, Артем, ты и поставил жирный крест на своей карьере, – промелькнуло в голове Казарина. – И в буквальном, и в переносном смысле. Умалишенных ни в одном серьезном ведомстве держать не будут. Еще полминуты назад был ты следователь-важняк, а теперь пойдешь бутылки собирать после сифилисных алкашей…»
Дзержинский с портрета на стене теперь смотрел на Артема без всякого подозрения – скорее даже с жалостью.
Иван Иванович, вопреки ожиданиям Казарина, не раскричался, не вызвал ему «дурку» и даже не стал задавать дополнительных вопросов. Он вообще вел себя во время допроса на редкость интеллигентно: не светил лампой в лицо, не пугал физической расправой – не применял все эти дешевые приемчики, хорошо знакомые старшему следователю по особо важным делам Казарину. Или бывшему старшему следователю – скоро будет ясно. Иван Иванович снял свои модерновые очки, и лицо его сразу сделалось слегка простоватым, больше соответствующим избранному псевдониму. Он потер переносицу с глубокой багровой вмятиной от перемычки между стеклами и потянулся к телефонной трубке.
– Алё! Товарищ Терещенко? Из Комитета беспокоят… У вас есть перед глазами список лиц, имеющих доступ к подземному объекту?.. Конечно полный, какой же еще!.. Так, очень хорошо. У меня к вам будет довольно необычный вопрос, но постарайтесь ответить на него со всей возможной серьезностью. Не была ли у кого-то из этих лиц в последние несколько часов замечена рана в области лба?.. Да, крестообразная рана чуть ниже волосяного покрова… Не было ничего такого? Жаль… – Чекист выразительно глянул на мучительно наливавшегося краской Артема, но все же продолжил спрашивать. – А вообще, не наблюдалось ли каких-либо странностей в поведении сотрудников, имеющих доступ к объекту?.. Оч-чень интересно, а с каким диагнозом?.. Да что вы говорите! А можно мне данные этого гражданина?
В правой руке Ивана Ивановича, будто по волшебству, материализовалась ручка с золотым пером, и он стал что-то записывать в раскрытом на столе ежедневнике. Потом закончил, положил трубку на рычаг телефона, очень похожего на тот, по которому Артем звонил Стрижаку из «бомбухи» – вплоть до тусклого кочанообразного герба СССР на диске. Затем прочитал только что записанное:
– Занюхин Петр Сергеевич, тысяча девятьсот пятьдесят первого года выпуска. Сторож-охранник завода имени Цюрупы. Госпитализирован с рабочего места около трех часов назад с диагнозом «острая фаза шизофрении». Жаловался на боли и голоса в голове. Голову в момент приезда врачей обмотал полотенцем, снять которое отказался, несмотря ни на какие уговоры. В настоящий момент находится на излечении в областной психиатрической больнице.
Вот и все. Вот и сложился пасьянс. Дядя Петя из парка, про которого рассказывали Артему детишки («Стояли звери…»), и болоньевый тип – одно и то же лицо.
Иван Иванович тем временем с треском выдрал из ежедневника исписанный листок, щелкнул красивой импортной зажигалкой с изображением верблюда и упихал горящую бумажку в хрустальную пепельницу, которая стояла на столе – по неистребимой чекистской привычке, как понял Артем.
– Иван Иванович, дорогой, я даже не знаю, как вас и благодарить! – от прежней неприязни Артема к чекисту не осталось и следа.
– Не стоит благодарностей, – сухо улыбнулся комитетчик. – В сущности, товарищ Казарин, мы с вами делаем одно и то же дело… Лучше оставьте-ка свой автограф здесь и вот здесь. Это подписка о неразглашении всего, что касается подземного объекта, и того, что в нем сегодня произошло. С вашей спутницы уже взята точно такая же. Она ожидает вас внизу, в вестибюле… Ни в коем случае не пытайтесь меня разыскивать. Если потребуется, я сам вас найду.
Посреди кабины лифта красовалась огромная лужа – судя по запаху, явно бывшая делом рук человека. То есть не рук, конечно… Домой Артема вместе с Настей привезла машина, любезно оставленная Стрижаком, которого комитетчики отпустили почти сразу же. Но на этом везение явно заканчивалось.
Настя аккуратно перешагнула лужу и вжалась лопатками в стенку лифта, исписанную разной похабщиной. Артем ухмыльнулся: интересно, что подумали кумушки на скамейке у подъезда, когда из ментовской машины высадилась такая парочка – грязный, вонючий, с окровавленными руками мужик, в котором никак невозможно было узнать всегда вежливого соседа-следователя, а с ним – девица в кроссовках и балахоне с головой черта, накинутом на голое тело. Обхохочешься. Артем отсчитал кнопку одиннадцатого этажа – только так ее можно было найти среди других, тоже сожженных неведомыми вандалами. Двери съехались в пазах, лифт дернулся, как паралитик, и лениво пополз вверх. Казарина, как всегда, накрыл острый приступ клаустрофобии. А когда он представил бездну под хлипким полом кабины, его и вовсе замутило.