азил себя неуязвимым. Я не смог бы тогда точно описать Зверя, потому что видел его лишь мельком, но за свою жизнь к тому времени я повидал немало волков. И либо на мои тогдашние впечатления наложились все слышанные мной рассказы о Звере, либо это и в самом деле было так, но это существо, как мне показалось, резко отличалось от волков. Прежде всего я увидел то, на что обращали внимание все очевидцы нападений Зверя на людей: широкую черную полосу, шедшую по спине от шеи до хвоста. В том, что я видел эту полосу своими собственными глазами, я мог бы поклясться. Отметил я про себя и чрезвычайно вытянутую морду. Наконец я хорошо рассмотрел очень длинный и пушистый хвост, невероятно подвижный. Когда зверь напал на Жанну, он держал его высоко поднятым вверх, а во время нашей короткой схватки хвост так и мелькал у меня перед глазами, ибо Зверь в ярости хлестал себя им по бокам. Когда же чудовищу пришлось отступить, оно держало хвост очень низко, буквально волочило по земле. Видел я и огромную разверстую пасть, способную повергнуть в ужас любого даже самого храброго человека. К тому же от пасти, да и от всего этого существа отвратительно воняло.
Какого цвета была его шерсть? Не могу сказать определенно, но мне показалось, что Зверь выглядел примерно так же, как наши коровы, то есть у меня создалось впечатление, что Зверь был скорее рыжеватым, чем коричневым. Но особенно четко я запомнил яркую черную полосу на спине и огромную нижнюю челюсть, которая, как мне показалось, вырастала прямо на груди животного и была столь мощна, что с таким орудием можно было вполне грызть камни. Вот и все, что я могу сообщить о Звере честь по чести, то есть ничего не выдумывая. А в это время травля Зверя продолжалась, но приобрела совершенно иной характер. Неудача господина Дюамеля породила недовольство не только среди крестьян. Священники не таясь говорили и наверняка совершенно недвусмысленно высказывались в письмах, адресованных иерархам церкви, что власти совершили большую ошибку, призвав на помощь военных. Сначала представитель диоцеза из Манда, видимо, высказал свое мнение в Монпелье, а уж потом, очевидно, и интендант Лангедока граф де Сен-При высказал общее мнение властей провинции в Версале о том, что охотиться на Зверя должны профессиональные охотники, а не военные. Как я узнал позже, изучая относящиеся к делу исторические документы, уже в начале февраля, то есть еще до того момента, как стало известно, что в ходе больших облав драгуны потерпели неудачу, государственный министр господин де Сен-Флорентен назвал имя того, кто должен был сменить в Жеводане капитана Дюамеля. Господина Дюамеля об этом не предупредили и еще долго не отзывали, ибо сочли, что его бравые молодцы могут быть полезны, если уж не в борьбе со Зверем, то хотя бы для усмирения крестьян, если те вдруг вздумают бунтовать. Никто ведь не знал» долго ли еще крестьяне будут оставаться смирными... Да к тому же в задачу драгун обычно и не входила охота на диких зверей, нет, они привыкли охотиться на дичь особого рода, то есть на людей!..
Как писал интенданту Лангедока господин Лафон, присутствие воинских частей было «крайне необходимо для поддержания порядка, ибо в Жеводане вооружены не только все местные жители, но сюда прибывают также и охотники из других провинций, причем вооруженные чуть ли не до зубов. А скопление вооруженных и озлобленных людей, сами понимаете, может привести к нежелательным последствиям...» (С этим посланием любознательный читатель может ознакомиться в архивах департамента Эро и в книге господина Пурше.) Итак, все сошлись на том, что в Жеводане за дело должны взяться специалисты, настоящие профессионалы, посвятившие свою жизнь уничтожению хищников, причем самые лучшие, самые опытные из них. Господин государственный министр обратился к некоему господину д'Энневалю, дворянину из Аржантана, что в Верхней Нормандии, который за 40 лет уничтожил 1200 волков. Слава о нем гремела по всей Франции. В свои 60 лет он был на диво крепок, моложав, подтянут и здоров. Сжимая в руке любимую рогатину, он был способен целыми днями следовать за своими борзыми по самым непроходимым чащам. Он всегда ходил пешком, а не разъезжал на коне, как делали его собратья-дворяне, к тому же он обычно убивал загнанного зверя собственноручно, а не поручал самую трудную часть работы егерям. Словом, все сошлись на том, что именно такой человек и нужен в Жеводане.
И в Нормандию был отправлен курьер с указом, в коем господину д'Энневалю предписывалось как можно скорее отправляться в Жеводан со своими конюшими, доезжачими, псарями, борзыми и слугами, причем ему предлагалось воспользоваться услугами королевской почты, то есть ехать на почтовых лошадях и менять их на королевских почтовых дворах, что было неслыханной честью. К тому же господину д^нневалю было разрешено не жалеть ни лошадей, ни возниц, ехать на перекладных и загнать столько коней, сколько потребуется, с тем условием, чтобы непременно прибыть в Жеводан к началу марта. Сейчас я прерву свой рассказ, ибо я должен буду перейти к повествованию о новой стадии борьбы со Зверем.
До сих пор на театре военных действий были только горцы и драгуны, то есть уроженцы нашего дикого края. И вот теперь в бой с неведомым врагом должны были вступить чужаки, приехавшие из далекого далека. Представьте себе состояние умов людей, прибывших с плодородных долин Нормандии или из королевских охотничьих угодий под Версалем и попавших в страну скал, глубоких ущелий, каменистых склонов и заболоченных долин. В первые минуты им, вероятно, показалось, что они попали в какую-то жуткую пустыню и оказались среди дикарей. Они, хотя и были отважными охотниками, но все же были людьми своего времени, а потому горы внушали им священный, мифический ужас. Для них они были всего лишь беспорядочным нагромождением огромных каменных глыб, царством смерти, владениями дьявола. И вот они попали сюда, в то место, где все осталось таким, каким была, по их мнению, Вселенная, когда в ней царил первозданный хаос. Они вынуждены блуждать среди скал, рискуя каждую минуту провалиться в пропасть или быть погребенными под оползнем; они бродят по голым плато, исхлестанные ветрами, дождями, мокрым снегом и градом, где их может поразить молния. День за днем они преследуют неуловимого врага, который словно издевается над ними и лишь понапрасну гоняет по горам, выматывая все силы. К тому же эти чужаки, привыкшие к вкусной и обильной пище, на привалах вынуждены довольствоваться лишь вонючей похлебкой и спать на жалких охапках соломы, мечтая о том, чтобы оказаться в Сен-Шели или в Мальзие, где в тавернах есть хотя бы теплые постели... Как было бы хорошо задержаться там подольше! Возможно, они там и задерживались несколько дольше, чем следовало... Кстати, господин де Лафон кое о чем догадывался, ибо в письме от 19 марта 1765 года он писал интенданту Лангедока следующее: «Полагаю, господа охотники представляли себе наш край несколько иначе, когда дали согласие на участие в этом предприятии. Они не ожидали увидеть такие высокие горы, такие густые леса, такие топкие болота и столь глубокие снега. Не были они готовы и к тому, что Зверь способен за короткий срок преодолевать столь большие расстояния». Так вот, повторяю еще раз, что охотники из Нормандии были детьми своего века и людьми своего века. Они с презрением относились ко всяческим суевериям, а оказались среди крайне суеверного населения.
В Жеводане и по сию пору религия и суеверия очень сильно переплетены. А уж в те времена жители Жеводана считали духов всемогущими. Состояние умов в нашем краю было таково, что люди постоянно жили в ожидании либо чуда, либо трагических известий. Разумеется, с самого начала многие были склонны видеть в Звере воплощение дьявола. Все только и говорили о том, что наш край почтил своим присутствием Лукавый. Были и такие, которые утверждали, что видели его лично. Однажды женщины из деревни Эскюр, что в приходе Фурнель, отправились к мессе. По дороге их догнал какой-то мужчина, молчаливый, странный, загадочный, с заросшей густыми волосами грудью и с очень волосатыми руками. Женщины ужасно испугались и со страху все принялись дрожать. А мужчина вдруг чудесным образом исчез, когда они оказались на церковной паперти. В тот же день около этой деревни видели Зверя. Неподалеку от Сога несколько женщин направились на мулах к перевалу, причем некоторые взгромоздились на мулов. У самого перевала внезапно появился какой-то мужчина с заржавленным мушкетом. Он сказал, что собирается убить Зверя. В это время одна из женщин начала сползать с крупа мула и закричала. Мужчина поддержал её, и она ощутила, что по ее телу шарит наглая волосатая рука, столь горячая, что обжигает ей кожу. Женщина завопила... Все остальные едва не умерли со страху... Мужчина же продолжал сопровождать женщин и покинул их, когда они оказались около леса близ деревни Фавар. Примерно через час они узнали, что Зверь объявился в лесу у деревни Фавар...
Жители горных районов Жеводана считали, что Зверь, если он существует в единственном числе, совершенно неуязвим для обычного оружия, а если таких Зверей много, то имя им – Легион. Да и как было в это не поверить: ведь в него стреляли и не раз в него попадали, но он уходил от преследователей, счастливо избегая любых ловушек! По его следу шли специально натасканные собаки, равных которым не было, вероятно, во всей Франции, но они теряли след...
Предрассудки, предрассудки... Поневоле и охотники из Нормандии начали терять свою былую самонадеянность и благоразумие... Теперь они уже не были так уверены, что в этом деле не замешан сам дьявол... Уж если Лукавый где и может разгуляться на славу, так, разумеется именно в этом чертовом краю! Но, в конце концов, тому, кто уничтожит Зверя, обещано целое состояние. И чтобы получить эту награду, нужно, чтобы Зверь существовал в единственном числе и чтобы после его гибели убийства прекратились, ибо тогда все станет ясно само собой. Но кто его убьет? Один из этих грубых, полудиких загонщиков? Кто-то из крупных землевладельцев? Один из мелкопоместных лангедокских дворянчиков? Драгун? Егерь? Или я, господин д'Энневаль?