Известие, которое принес Тинг, очень огорчило Миколая Павловича. Он с сокрушенным видом почесал в затылке и сказал:
— Шоб им всем было пусто! Ну работают люди, и пусть работают. Мы ж не бандиты какие-нибудь. Не воруем, не пьянствуем, порядок не нарушаем. Эх! Хорошо раньше нам, шабашникам, жилось, когда был Союз…
Он обернулся и позвал:
— Семен!
— Чего?
— Ходь сюды.
Пришел дядька Семен. Ему уже стукнуло шестьдесят лет, но он был как наливное яблоко — крепко сбитый, краснощекий, упругий и немного полноватый.
— Шо? — спросил он, вытирая руки о фартук; дядька Семен как раз готовил обед.
— Завтра у нас «сабантуй».
— Менты?.. — догадался дядька Семен.
— Ну.
— Вот кровососы! Цэ ж опять нужно калым готовить…
— Кто бы в этом сомневался. Возьми из общей кассы деньги, купи хорошей водки, пива и приличную закусь. Иначе они от нас не отстанут. Хозяин ведь в отъезде, так шо мы остались без защиты.
— Понял. Сполню.
Дядька Семен ушел. Бригадир тяжело вздохнул и посмотрел на Тинга.
— А шо мне с тобой делать, хлопче?
— Не знаю…
— Проблема… Терять такого молодца нэма никакого резона. Работаешь ты — дай Бог каждому. У нас с пропиской тоже есть небольшие проблемы, но они решаемы, а вот ты… Была бы у тебя хоть какая-нибудь бумажка. М-да…
Миколай Павлович задумался. Тинг стоял перед ним, переминаясь с ноги на ноги. На душе у него кошки скребли…
Проверка документов прошла без сучка-задоринки. Будто случайно накрытый стол к приходу проверяющих привлек гораздо большее внимание ментов, нежели просроченный вид на жительство у двух шабашников. В конечном итоге все остались довольны: и сытые представители закона, в карманах которых приятно зашуршали дензнаки, и сами строители — благодаря предупреждению о проверке на этот раз все обошлось относительно недорого.
Тинга спрятали среди стройматериалов, соорудив ему будку из досок. Он наблюдал за происходящим через щели. Когда проверяющие в количестве пяти человек вошли во двор, он вздрогнул — лицо одного из них показалось ему знакомым. Он единственный был в гражданской одежде.
В руках человек держал какой-то приборчик с дисплеем, с которого не сводил глаз. В какой-то момент он резко обернулся и посмотрел прямо в глаза Тингу.
Тинг помертвел. Ему показалось, что этот человек при помощи прибора может просвечивать стену из стройматериалов как рентгеном. От прибора исходила какая-то темная сила, а сам он в воображении Тинга был похож на призрачного спрута. Спрут раскидал свои невидимые тонкие щупальца по всему двору, и они заползали в каждую щель.
Тинг от ужаса на некоторое время вообще отключился. Именно отключился, потому что это состояние не было похожим на обморок. Внутри у него словно сработало реле защиты. И внутренние органы и конечности Тинга практически прекратили функционировать, работали лишь глаза и сердце, но и оно едва билось.
Тинг пришел в себя только тогда, когда проверяющие оказались за воротами. Из состояния транса его вывел Миколай Павлович, который самолично раскидал доски.
— Ты шо, уснул? — спросил он удивленно. — Зовем, зовем его, а он ни пара с уст… Ты чего такой бледный? Неужто так сильно испужался? Не боись, хлопец. Менты, они тоже люди. Ты с ними по-хорошему — и они к тебе с душой отнесутся…
Бригадир был в отличном расположении духа. Буря прошла стороной, и теперь можно было безбоязненно трудиться до «нового пришествия». Из своего опыта Миколай Павлович знал, что это будет не раньше, чем через три месяца, а за это время они закончат все обусловленные договором работы.
Тинг кивал, соглашаясь с ним, но в глубине души он уже точно знал, что работать в бригаде Миколая Павловича ему больше не придется. Это знание наполняло его мысли печалью, и весь остаток дня Тинг провел в мрачной задумчивости, работая как автомат.
Он ушел, когда все уснули. Собрал вещи в свой новый рюкзак, бросил робу в бак для мусора и перелез через высокий каменный забор по загодя припасенной лестнице на улицу. Она освещалась только возле заселенных коттеджей, поэтому Тинга никто не мог заметить — ночь была темной, тучи спрятали луну и она лишь изредка показывала свой светлый лик, словно пришедшая на свидание к красивому юноше восточная кокетка на минутку поднимала вверх чачван[4] своей паранджи.
Тинг не сразу ушел от того места, которое два месяца служило ему пристанищем. Он спрятался на противоположной стороне улицы, в кустах, которые росли на чьем — то огороде, и стал терпеливо ждать. Чего именно он ждал, Тингу не было известно. Но он точно знал, что ЭТО случится, и скоро.
Предчувствие не обмануло Тинга. Ближе к полуночи возле ворот остановился микроавтобус и из него горохом посыпались одетые в камуфляж вооруженные бойцы. Часть из них окружила территорию, на которой строился коттедж. Остальные с наработанной на многочисленных тренировках сноровкой быстро преодолели забор, и вскоре Тинг услышал испуганные возгласы строителей.
— Где он? — раздался из-за забора чей-то грубый незнакомый голос.
— Хлопцы, вы шо, совсем с ума съехали?! — возмутился Миколай Павлович. — Разве мы террористы какие? Среди ночи, с автоматами… Нас сегодня уже проверяли.
— Где он, я тебя спрашиваю?!
— О ком идет речь? — с деланным удивлением спросил Миколай Павлович.
Он уже понял, кто интересует собеседника, но сдавать Тинга ему не хотелось, и бригадир решил сыграть в непонятки. Однако, этот номер не прошел: Тинг услышал глухой звук удара, Николай Павлович охнул и, судя по звуку, упал. Но его тут же подняли и поставили на ноги.
— Будешь брехать как пес, наизнанку выверну, — пообещал обладатель грубого голоса. — Речь идет о том человеке, которого вы недавно приняли в бригаду.
— А, этот… — Испуганный бригадир собирался с мыслями. — Где-то здесь. Спать ложился вместе со всеми.
— Так где же он?!
— Откуда я знаю? Может, в отхожем месте.
— Искать! — приказал обладатель грубого голоса. — Где тут у вас включается наружное освещение?
Ему показали, и спустя считанные секунды два мощных прожектора залили двор ярким светом. Тинг не стал дожидаться финала спецоперации; пригибаясь пониже, он пересек огород, вышел на параллельную улицу, и побежал вдоль заборов к окраине поселка, чтобы уйти подальше от опасности. Конечно, лучше было двигаться в противоположную сторону, где он мог скрыться в густом лесу, но улицы в той стороне хорошо освещались, а значит, его могли заметить.
Спустя полчаса последние дома оказались позади. Тинг сошел с дороги и углубился в то, что некогда было хвойным лесом. Кто-то спилил под корень вековые сосны, и теперь на этом месте произрастала молодая поросль деревьев всех пород. Кое-где встречались и молодые сосенки. Большей частью они были без верхушек; их регулярно срезали под новогодние праздники местные бомжи, чтобы продать новым господам.
«В лесу родилась елочка, в лесу она росла…» — назойливо вертелся в голове Тинга мотив, всплывший из темных глубин постепенно оживающей памяти, заглушая чувство отчаяния, доверху заполнившее его душу. Опять нужно скрываться, опять его преследуют… Но почему, почему?!
«Нет ответа, нет ответа, нет ответа…» — ровно и сильно стучало сердце. «В лесу родилась елочка… Порою волк, сердитый волк, рысцою пробегал…»
Глава 8КСАНА
«Нет, мужики, точно, — абсолютный примитив! — думала Ксана, внимательно изучая фотографию супруги банкира. — Как можно было взять в жены эту курицу?!» Жена Колодина и впрямь не впечатляла. Сам Борис Львович был мужик видный и в приличной спортивной форме — высокий, статный, рано поседевший, с породистым холеном лицом и уверенными движениями человека, имеющего большие деньги, а значит, и власть.
А покойная жена банкира казалась дореволюционной гимназисткой. Строгая прическа, минимум макияжа, на шее скромная золотая цепочка, на правой руке обручальное кольцо и дешевенький перстенек, одета в платьице, вышедшее из моды еще в восьмидесятых годах прошлого столетия…
Скривившись, будто съела лимонную дольку, Ксана начала рассматривать другие фотографии, более ранние. Фил постарался: жена Колодина была представлена на них, начиная с десятилетнего возраста. Уж не замочил ли Фил старушку-мать покойницы, чтобы добыть эти снимки? — мельком подумала Ксана.
Но тут же выбросила эту мысль из головы. Ее совсем не интересовала проблемы посредника. Что касается самой женщины… что ж, у каждого своя судьба. Если ей предназначено было принять смерть от рук Фила, то ничего изменить нельзя. Ксана считала себя фаталисткой.
Что Колодин нашел в этой девчушке такого, чего не было в других женщинах? Ксана держала в руках снимок жены банкира, где ей было, судя по дате, отпечатанной на картоне, двадцать четыре года. Спустя год она вышла замуж за Бориса Львовича. Ксана изучала фотографию как естествоиспытатель букашку неизвестного науке вида — с большой лупой в руках. Она искала хоть какую-нибудь зацепку, на чем можно было ей сыграть, — и не находила.
«А может, грохнуть этого богатенького Буратино пусть и с большим шумом, но за полцены?» — с отчаянием подумала Ксана.
Ведь даже если ей удастся как-то подобраться к нему и сделать все по-тихому, кто поверит, что такой здоровяк отдал Богу душу по причине банальной сердечной недостаточности? Никто. Ну разве что какой-нибудь идеалист.
В наше время внезапная смерть состоятельного человека, имеющего возможность каждый год (да что год! хоть каждый день) обследоваться на новейшей медицинской аппаратуре, — чрезвычайное происшествие. Поэтому личный врач Колодина (и не только он) будет из шкуры лезть, чтобы выяснить причину его смерти. Иначе этому спецу башку оторвут. За непрофессионализм: почему не смог вовремя поставить правильный диагноз?
И не исключено, что выяснит — когда человек борется за сохранение своей жизни, он может совершить невероятное. Тогда спрашивается, зачем нужно городить весь этот огород?