Я.
– Утопиться решил?
Инстинкты подвели, и если бы говоривший задумал его убить, хватило бы взмаха меча. Проклятый неуклюже завалился набок и попытался отползти. Затуманенным взором скользнул по фигуре напротив. Женщина в тёмно-синих шелках, казавшихся почти черными в предрассветных сумерках, наклонилась, подхватила под руки и помогла встать.
– Мне не нужна твоя жалость, – пошатнувшись, прорычал Фенрир.
– Я не жалеть тебя пришла, – в звонком девчачьем голосе Лахесы прозвучала обида. Младшая из дочерей Мааре сморщила нос и отряхнула подол платья.
– Тогда что ты здесь делаешь?
– Хочу предоставить тебе выбор, – она вынула из изящных ножен на поясе знакомый атаме. – Как ты желаешь умереть, Зверь?
* * *
Ароматы свежезаваренных трав, горячей похлебки и лечебной мази, щекотали ноздри. Фенрир сидел на подстилке из чистой соломы и наблюдал, как мойра промывает его рану.
– Мне её не залечить, – и повторила, будто до него с первого раза не дошло: – Никому из живущих заклинателей тебя не исцелить.
Проклятый выхватил у неё тряпицу и прижал к изувеченному боку. Кровь не останавливалась, а жар разливался внутри кипящим маслом. Его начало лихорадить.
– Зачем ты нянчишься со мной?
– Мааре хотела бы этого.
– Твои сестры не думают о ней.
– Сестра. Атропу ты убил, откусил ей голову. Помнишь?
– И сделал бы это вновь!
Не ответив, она силой влила ему в глотку отвар и зажала ладонью рот и нос, когда он закашлялся в попытке выплюнуть остатки горькой дряни.
– Зелье на время остановит кровотечение и ослабит жар.
Хрупкая, как изящный цветок Лахесис обладала недюжей силой и даром, который обошел её сестер десятой дорогой – состраданием. Красавицей она не слыла, слишком крупные черты лица, нос с выраженной горбинкой, тонкие губы и родинка на правой щеке. Небрежно остриженные пряди разной длины, топорщились во все стороны. Мать продала её в рабство совсем девчонкой, потому что не хватало на чарку вина.
Зелье усыпляло. Фенрир забылся, уронив голову на колени мойры.
– Выбери легкий путь, – она уговаривала его как маленького настырного мальчика, отказавшегося отдавать чужую игрушку. – Уйди сейчас. Там ждёт покой.
Он перехватил её руку с занесенным клинком, даже не открыв глаза.
– Лжешь, – вырвалось из груди свистящим шепотом.
Не будет им покоя. Древний донес до заклинателей знание, как заточить в ловушку между мирами и их. Чтобы наказать, отплатить той же монетой. Мааре отправила брата в Энгар и телом и духом, но у магов же сил хватило только на заклятие вырывающее душу.
Оно коснулось Кхалессы, когда вероломный Лазарус Хастис уничтожил артефакт, преклонив колени и поклявшись в вечной верности. Заслонив себя и своих людей щитом, он истребил и магов из Совета. Фенрир спасся чудом, стоя рядом с делегацией предателя. Один шаг в сторону во время суматохи и за миг до взорвавшегося заклинания, спас от неминуемой гибели. Всё, что произошло после, в памяти сохранилось урывками, как из самого страшного кошмара. Кровь, вопли, снова кровь… море крови. И все же заклинатели задавили его числом. Бежать пришлось без оглядки, далеко на запад.
Лазарус выжил в той бойне, занял город и призвал к себе кланы, объявив, что правление Истинных закончилось. Тело Кхалессы послужило тому доказательством.
Узы – распустившаяся нить, едва держались. Лишь отголосок былой нерушимой связи. Уже не в этом мире, но где-то так далеко, что не дотянуться, не почувствовать… Участь хуже смерти. Его тянуло к ней, туда – в забвение.
Словно живой труп он скитался в поисках оставшихся сторонников многие месяцы. Верные магии, мечу и клятвам, члены Братства Тьмы отправились с ним назад в Константинополь, чтобы вернуть свою госпожу.
План выгорел, и им даже удалось сбежать. Но вот Фенрира Лазарус ранил и сбросил с балкона, а после приказал своим людям загнать Зверя и вернуть, пока он сам, снарядив погоню, не вернется с телом Истинной назад.
Лахесис нашла его у источника раньше, чем люди Хастиса.
Дочь Мааре смиренно выдохнула, убрала клинок.
– Велар не отступится? – подал голос Фенрир, когда боль немного поутихла и кровотечение замедлилось.
– Никогда. И чем рьянее ему будут сопротивляться, тем плачевнее будет исход. Лишь мужественность и жертвенность поможет его победить.
Им все равно придется открыть этот треклятый Переход, а Кхалессе заплатить жизнью – умереть уже по-настоящему… или кому-то другому, кому-то, в чьих жилах будет течь та же кровь.
– Мы ведь выберемся оттуда… из Энгара?
– Возможно, – Лахесис гладила его по голове, или это от поганого отвара мерещилось всякое. – Много будет путей, жребий непредсказуем. Но прежде немало веков пройдет.
– Если мы победим его, что тогда?
– Все будет по-прежнему, – пожала плечами провидица, – маги будут грызться за власть, люди умирать… Так было со времен сотворения, в каждом из миров.
– Ты видела их… в видениях? Другие миры?
Молчание. Он снова провалился в сон, и очень удивился, услышав голос мойры, отзывающийся эхом.
– Я видела людей с белыми волосами, осужденных на вечное изгнание, видела духов, прекрасных и коварных. Видела небо, расчерченное удивительными созвездиями и три луны на одном небосклоне, а узреть их можно только шагнув в мир между мирами. Там обитают создания страшные, кровожадные и могучие, там чародеи сопрягают магию с символами.
Наверняка он бредил, потому что каждое слово Лахесы вспыхивало в сознании яркой картинкой-видением. Когда она замолчала, тишина и темнота спеленали его в тугой кокон и трудно сказать сколько длилось забвение, покуда лихорадка не отпустила.
Дочь Мааре так и сидела подле него. Фенрир поднялся. Рана почернела и от неё по животу паутиной расползлись тончайшие нити, тянущиеся к сердцу.
– Недолго тебе осталось, – равнодушно произнесла Лахеса, разглядывая страшный узор под его кожей.
– Я ещё успею убить Лазаруса!
– Это станет твоим последним деянием.
– Значит, так тому и быть.
Он слишком долго провалялся здесь. Хастис мог давно нагнать магов из Братства.
Фенрир протянул руку, и Лахесис вложила ему в ладонь хрупкую склянку с мглой.
– Она завязана на его силе. Окажешься рядом, даже не сомневайся.
– Ты знала, что я предпочту этот путь.
– Жребий, так или иначе, предоставляет выбор. Я просто хорошо подготовилась.
– Его сторонники убьют тебя, если узнают.
– Таким будет их выбор, и я с честью приму его.
Проклятый только кивнул. Прощаться он не умел. Да и что сказать той, кто до этого дня даже не смотрела в его сторону? Они уже и так сказали друг другу больше, чем за все минувшие столетия.
* * *
По равнине стелился туман. Холодный, призрачный, ненастоящий. Магия, породившая его, кусалась разыгравшимся щенком: цепляла, но не причиняла вреда. Сила кого-то из Братства почувствовала в нем своего.
Фенрир запнулся и припав на одно колено, завис над телом человека из отряда Лазаруса. Дородное лицо заклинателя посинело, на губах пузырилась пена, а белки глаз налились кровью. Туманная поволока не признала в нем союзника и жестоко расправилась. Он перешагнул через павшего, и заметил еще троих с теми же симптомами.
Проклятый потоптался на месте, не в силах понять, куда двигаться в этом молоке. Нюх подводил, как и слух, сердце едва билось, на лбу выступила испарина. Пройдя немного вперед, он снова наткнулся на трупы. Среди них оказался и один из его союзников. Совсем молодой маг, наследник Рималли. Мальчишку закололи, если не сказать выпотрошили. Проглотив горькую от отвара слюну, Фенрир наклонился и провел ладонью по восковому лицу, опуская веки.
И в этот миг его сбили с ног. Кто-то со всей силы врезался в него, нанеся удар прямо в бок. Как будто знал куда бить. Повалившись на землю тяжелым кулем, Фенрир едва не взвыл. Рана вновь открылась.
Он попытался перекатиться, но атаковавший навалился всем весом и Проклятый успел схватиться голыми руками за лезвие атаме, сверкнувшее у самого горла.
– Всё никак не сдохнешь, – дыхание Лазаруса смердело кровью и отравой. Он надышался туманом, но кажется, совсем не пострадал. – Прикончу тебя и найду её. Обещаю тебе!
– Не давай обещаний… которых не сможешь… исполнить.
Приложив последние силы, он вывернул Хастису запястья и его вопль прозвучал настоящей музыкой. Клинок упал где-то над головой. Последним мощным ударом Фенрир проломил заклинателю грудную клетку и вырвал кусок трепыхающейся плоти вместе с осколками костей.
Он лежал придавленный неподъёмным телом заклинателя в крови своей и чужой, медленно испуская последний дух. Не таким Фенрир представлял свой конец. И всё же он отомстил. Это согревало леденеющие конечности… а может он просто бредил? Наверняка, потому что слышал голос Кхалессы. Она его звала. А следом на ум пришли слова Лахесис. Однажды они воссоединятся вновь в этом мире.
Однажды…
И время остановилось.
А там где заканчивается время, заканчивается жизнь и наступает тишина.
Глава XI Семья
США. Нью-Йорк.
За накрытым столом царило молчание. Аппетитно пахло жареной курицей и тушеными овощами. Расторопный официант разлил по бокалам вино и, перекинув через руку полотенце, подобострастно откланялся.
Демиург пригубил питье. Легкая кислинка, тонкий едва различимый аромат фиалки и что-то ягодное. Королевский напиток благородного красного оттенка. Оно напоминало ему кровь. Древний любил этот цвет. Красный словно спелые зерна граната, словно поле брани, впитавшее в себя кровь павших воинов, или живое человеческое сердце, мерно бьющееся в грудной клетке. Он воплощал в себе начало и конец: жизнь брала от него свои истоки, смерть – смиренно складывала у ног тела почивших. Красный ознаменовал рассвет, но и закат утопал в его объятьях. Он нес в себе страсть веков, неукротимую тягу к власти, был цветом последней скорби и первой невинно