– Я уже видел одно из этих сооружений, – лихорадочно затараторил Мариус, дотрагиваясь до камня, и обходя по кругу, – не знаю кто их построил, но они превосходили нас во всем. Даже Демиург просто заигравшийся ребенок.
А в следующий миг меня охватило отчаяние, тревога. Безумная, всепоглощающая тоска заполонила разум без остатка.
Я услышал её голос…
– Чего ты ждёшь? Мы же отправили монстра убить их!
Марилли!
Сколько же было в этом родном и любимом голосе нетерпения и раздражения. Я даже вообразил, как она топает ногой и сжимает кулаки.
Ответа расслышать не удалось.
Сквозь марево и злое колдовство, меня потянуло к ней, будто дернули за невидимый поводок. С меня, словно со змеи кожа, слезала маска цивилизованности, обнажая звериную суть. Я вскинул голову, точно пес, взявший след.
– Тихо, – зашипел Мариус, схватив меня за плечо.
Я огрызнулся на него, непроизвольно щелкнув зубами, и замер в полоборота. Зачарованное вокруг нас пространство, отмерло, и в мир ворвался шумный гомон цветов, красок, звуков и запахов. Растворился туман, река зашумела и зашептала на тысячу разных голосов, а из-под земли пробилась густая речная трава.
Из серого вихря исчезающей мглы выступила Кхалесса, придерживая под руку немощную старуху – Мааре.
Немая сцена повисла над древним комплексом, ничуть не уступая той колдовской тишине, что властвовала всего пару мгновений назад. Обескураженность и лёгкое недоумение читалось на вытянутом лице Беловолосого, который рассеянно смотрел на прибывшую воспитанницу и свою сестру (узнал ли он её?). Дерганый, и не похожий на себя прежнего Лиам, замер в тени одного из исполинских камней. И…
Мари!
Едва наши взгляды пересеклись, хмельная радость ударила в голову, пусть это чувство и было совершенно бессмысленным в подобной ситуации.
Я прочел в её глазах узнавание.
Проведенная между нами черта, те отвратительные чары, что сотворил Древний, вывернув наизнанку её душу и разорвав в клочья мою, осыпались, как высохший от палящего зноя замок из песка. Воздух задрожал, будто перед грозой. Пересохло во рту, и стало нечем дышать. Завтрашнего дня уже не существовало, как и не существовало сотканного из золотых нитей прошлого – остались лишь мы вдвоём посреди творящегося безумия.
– Мариус! Активируй пластину!
Яростный крик Кхалессы заставил опомниться. Я потянулся к карману за артефактом, но маг оказался расторопнее.
– Дай сюда!
Он провернул одну часть диска до глухого щелчка, затем вторую – в обратную сторону, и бросил его на каменные плиты. Встав на ребро артефакт сделал круг и завертелся волчком, символы засияли, отразились проекцией, заключив всех нас под полупрозрачный сияющий купол, который ударился о древние колонны и сверху посыпались искры.
– Что ты сделал? – Взревел Демиург. Он взмахнул рукой, заставив Мариуса инстинктивно уклониться, но ничего не произошло. Взглянул на свои ладони, сжал и разжал кулаки. – Что вы сделали?!
– Брат мой, – Мааре, опираясь на клюку, приблизилась на пару шагов, – ради Богини, одумайся.
Древний отшатнулся от неё, как от чумной. Гримаса брезгливости исказила надменное скуластое лицо.
– Велар, прошу… Во имя нашей матери, – она протянул сухую, покрытую морщинами и пигментными пятнами руку, в надежде прикоснуться к его щеке.
Я отвлекся от картины семейного воссоединения, чтобы вновь найти взглядом Мари. Она, кажется, все это время не теряла меня из виду, и сжимала в руке полу-клинок полу-меч. Вторая часть оружия – инквизиторский клинок – был у Кхалессы.
– Ты-ы-ы-ы…– зарычал Древний за моей спиной. – Из-за тебя я провел тысячу лет в ловушке! Ты растратила свой бесценный дар на жалких людишек!
Марилли бросилась ко мне и я раскрыл объятия, надеясь, что она не зарубит меня клинком, закончив то, что начала в нашу последнюю встречу. Она порывисто обняла меня, и я глубоко вздохнул, перебирая шелковые нити её волос. Наша близость раскаленной проволокой прошлась по всем нервным окончаниям. Обострилось каждое из чувств, и все они, отточенные за столетия, сосредоточились на ней одной.
– Я едва не убила тебя и… отправила монстра на остров, – зашептала, всхлипывая и вытирая рукавом покрасневший нос. – Прости! Прости меня!
Мари смотрела прямо и открыто, обнажая душу. В её голосе и взгляде читалась боль – глубокое чувство, которое делало весь её облик беззащитным и безмерно хрупким.
– Все хорошо, ведь меня не так просто убить, – и не удержался – потерся кончиком носа о её шею, и уже всем звериным нутром ощущая, что наша короткая идиллия вот-вот оборвется.
Прилетело сбоку и я чудом успел повернуться, чтобы оттолкнуть Мари и принять весь удар силовой волны на себя. Меня отбросило к одной из каменных глыб, а Марилли выронила клинок. Лиаму только это и требовалось. Артефакт заглушил силы Истинных, но никак не повлиял на магию заклинателей, напротив, позволил использоваться ею в этом проклятом всеми Богами месте. Мариус попытался остановить Рималли, но все ещё ослабленный, рухнул на колени, морщась от боли.
Лиам наклонился за оружием, но тот, повинуясь какой-то незримой всемогущей воле, взмыл ввысь, засияв знакомым индиговым светом. Вторая его половина, вырвалась из рук растерянной Кхалессы.
Ударил гром.
И эта волна высвободившейся энергии оказалась лишь предвестником. Лишь только началом. Вслед за ней сотряслась земля. Свет, разлившийся над комплексом, выжег защитный купол, порожденный пластиной, и тот осыпался горящими лоскутами. Сталь зазвенела и снова громыхнуло. Собранный до последнего фрагмента клинок, молнией вонзился в каменный пол у самого алтаря.
Ослепленные, ошеломленные. Никто не шевелился, наблюдая за светопредставлением. Что произошло, я понятия не имел. Вероятно магия, скопившаяся здесь, жила по каким-то своим законам.
Первым в себя пришел Древний. Рассвирепевший пуще прежнего, он кинулся к старухе, и не моргнув глазом, свернул ей шею – так легко, словно переломил сухую ветвь.
От отчаянного вопля Кхалессы зазвенело в голове.
Следующий удар он нанес по Мариусу. Огненная удака обвилась вокруг горла заклинателя и протащила его по земле прямо к ногам Древнего.
– Если не хочешь увидеть и его смерть тоже, возьми клинок и опусти в камень, – пугающе спокойно и отрешенно, обратился он к своей нареченной дочери.
– Мариус! – Марилли бросилась вперед, но я перехватил её за руку.
– Это убьет нас всех! – В сердцах выкрикнула Древняя, смахивая слёзы.
– Если справишься, сила Перехода выпьет твою суть, твою магию, а твой прах развеется в космической пустоте. Не справишься – какая разница, что случится с этим миром, ведь я уже уйду.
Моргот не поскупился на непечатные выражения в адрес Беловолосого и пылающая плеть затянулась сильнее.
– Ну же, Кхалесса, – он скучающе наклонил голову и обернулся, – Марилли? Ты же не хочешь увидеть, как умирают все твои близкие? Закончу с ним, – Древний потянул за другой конец огненной плети, – и примусь за твоего любимого ручного зверя. Ваша связь крепка, вот уж отрадное будет зрелище.
Я опустил голову, почти коснувшись подбородком груди, и глубоко вдохнул. Ярость разъедала нутро. Я сжимал предплечье Мари железной хваткой, и был почти уверен, что на нежной коже останутся синяки. Она рвалась вперед, желая сделать хоть что-то, но я не мог позволить ей рисковать.
– Я люблю тебя, – прошептал совсем тихо, коснулся губами её виска.
В два широких шага я оказался у постамента, а в следующий миг положил ладони на гарду меча.
– Что ты делаешь?
– А на что похоже? – Я перехватил рукоять поудобнее. Магия легко покалывала пальцы. – Раз уж нам всем суждено умереть, то ты тоже сдохнешь. Домой тебе не вернуться, вряд ли тебе там будут рады вновь.
– Гаррет!
– Нет!
Мари, Кхалесса, кажется, даже запуганный Лиам – все пытались меня остановить. Но когда я поднял меч, ослепительный свет из индигового превратился в ядовито-зеленый.
Происходящее вокруг стало чем-то незначительным. Размылись образы, уши заложило ватой, мертвенная зелень съела живые краски. Но меня занимало лишь одно – меч.
Клинок был живым. Я удивленно разглядывал холодное лезвие, наблюдая, как собранная в нём магия в беспамятстве и агонии ищет заветный выход. Но крепкая фигурная ковка, сотворенная руками неизвестного мастера, на веки заточила в себе непокорную силу, обрекая на скитание по лабиринтам стали.
– Я это уже видела, – тихий, мягкий голос, от звучания которого внутри всё сжалось, а по телу прошел разряд статического электричества. – Моё самое первое видение. Когда Вальтер изуродовал меня, тогда в агонии, когда думала, что умираю, я увидела тебя. Здесь и сейчас. В этот самый миг.
Я обернулся к ней, с трудом веря в происходящее, опасаясь, что все это лишь очередной бред, морок, чья-то злая шутка.
Слишком красивая. Слишком умиротворенная. Слишком нереальная.
– Ты, правда, здесь?
– Я всегда рядом. Забыл?..
Наверное, в общепринятом смысле, мы никогда не были друзьями. Наши отношения зародись в настороженности и недоверии, перешагнули через животную страсть, граничащую с пошлостью, и сгорели в пламени из лжи и недомолвок. Но с Многоликой я все равно мог позволить себе небывалую роскошь – быть откровенным без осуждения.
Пустота внутри вырождалась в глубокую грусть при виде её улыбки.
– Что случится, когда я опущу меч в камень?
– Сделай это и узнаешь.
– Смерть тебя ничуть не изменила, – сказал я тоном, каким выражают покорность жестокому року.
– Но ведь именно такой я тебе всегда и нравилась, – Многоликая подошла ближе, протянула руки, и я сжал её тонкие пальцы, привлек к себе.
Эта женщина оставила во мне неизгладимый след, который я не сумел вытравить за прошедшие сотни лет.
– Значит, это конец? Точка невозврата?
– Что-то кончается, что-то начинается. Все, что было, обязательно будет ещё, неизбежно повторяясь, не в этом мире, так в каком-то другом.