Потом я отбросил эти дурацкие мысли.
Конечно, все, что он городил о далеком братстве, — полная чепуха. Достаточно посмотреть на людей и кюров, чтобы понять, что между ними не может быть ничего общего. Мы — люди, они — звери, вот и все. Между тем Безухий мне понравился. Мне показалось, что я знаю его всю жизнь. По-моему, у него возникло такое же ощущение. Странно. Мне то и дело приходилось напоминать себе, что он всего-навсего зверь. И никакого родства между нами нет и быть не может.
Придумал тоже! Прилететь на чужую планету и встретить там родного братца!
Белый кюр возился возле саней, пристегивая к ним упряжь.
Последнюю ночь я провел запертый в своей камере. Не скажу, что мне было там плохо. Безухий обо всем позаботился. Изысканная еда и вино не переводились всю ночь. Вечером в камеру привели двух благоухающих духами рабынь. На ошейнике у каждой красовалась надпись: «Я принадлежу Тэрлу Кэботу». В ту ночь я преподал обеим хороший урок. Утром, когда за мной пришел белый кюр, рабынь пришлось отрывать от меня плетьми. Их заперли в той же камере. Девушки бросались на решетку, протягивали сквозь нее руки и рыдали.
Белый кюр повернул тяжелый ворот, открывающий ведущий наружу тяжелый стальной люк.
— Привет тебе, Тэрл, который со мной охотился. — В комнату вошел улыбающийся Имнак.
— Привет, предатель, — ответил я.
— Не надо обижаться, Тэрл, который со мной охотился, — произнес охотник. — Каждый исходит из своих интересов.
Я промолчал.
— Я хочу, чтобы ты знал, что весь мой народ будет вечно тебе благодарен за то, что ты освободил табуков.
— Это утешает, — сказал я.
— В твоем положении хорошо чем-нибудь утешиться, — заметил Имнак.
— И то правда, — кивнул я.
Почему-то мне всегда было трудно на него злиться.
— Я не питаю к тебе злых чувств, — сказал краснокожий.
— Я рад.
— Я принес тебе поесть, — произнес он и поднял мешок.
— Нет, спасибо, — покачал головой я.
— Ты можешь проголодаться, прежде чем доберешься до места.
— Не думаю.
— Не забывай о своем компаньоне, — настаивал Имнак. — Вдруг ему захочется перекусить? Нельзя думать только о себе. Возьми еду.
— Не хочу, — поморщился я.
Имнак растерялся.
Неожиданно до меня начал Доходить смысл происходящего. Я пристально посмотрел на охотника.
— Возьми, — умоляющим голосом произнес он. — Слины очень любят такое мясо.
— Покажи, — сказал я и заглянул в мешок. — Ладно, давай.
Кюр бросил ворот, подошел к мешку и тщательно его осмотрел. Затем понюхал лежащие в нем огромные ломти мяса. Убедившись, что в мешке нет оружия, он уставился на меня.
— Это мне! — сказал я, показывая на мешок.
Губы кюра растянулись. Он швырнул мешок на сани и вернулся к вороту. Наконец дверь медленно отворилась. Тусклый лунный свет заливал безжизненную ледяную равнину. Температура мгновенно упала градусов на тридцать. Ветер ворвался в комнату, взъерошил белую шкуру кюра и длинные черные волосы охотника.
— Тал, — сказал Имнак, как будто мы не прощались, а только встретились.
— Тал! — откликнулся я.
Кюр встал позади саней. Я навалился на упряжь, сани сдвинулись с места, и мы вышли на лед.
Глава 34. О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО НА ЛЬДУ
Как я и предполагал, Безухий хотел, чтобы мой истерзанный труп нашли как можно дальше от базы.
Мы побрели на север. Порывами налетал сильный, резкий ветер. Было очень холодно.
Мы шли уже целый ан.
— Я хочу есть! — крикнул я кюру, показывая пальцем на рот.
Губы его растянулись, он поднял бич, и я зашагал дальше.
Перед тем как тронуться в путь, я оглянулся и посмотрел на базу. На какое-то время я остолбенел. Надо мной возвышалась огромная ледяная гора. Размеры комплекса впечатляли: я знал, что он уходил на глубину около семи тысяч футов, в ширину он достигал четырех пасангов, в длину — пасангов десять.
Я взглянул на звезды. Где-то там, в бескрайних просторах космоса, уже неслись, изрытая пламя из сопел, боевые корабли кюров со спящими маршами на борту.
— Я голоден, — повторил я.
Губы кюра растянулись, на этот раз он издал угрожающий рык и обнажил клыки. Я видел, что ему давно не терпится меня прикончить. Вместе с тем он намеревался, насколько позволит ситуация, следовать приказам. Это был корабельный кюр, воспитанный на жестокой дисциплине стальных миров. Если я его не спровоцирую, он меня не убьет до тех пор, пока не наступит указанное в инструкции время.
Тем не менее я его раздражал.
Я видел, что он поднял бич. Ему ничего не стоило стегануть меня по спине и рассечь одежду. Но в этом случае я бы очень быстро замерз, а разрубленная бичом парка опрокинула бы версию о нападении слина. Он вообще мог бы меня давно прикончить, однако тогда бы ему пришлось самому впрягаться в сани и тащить мой труп до назначенного места.
Кюр протянул лапу и подцепил лежащий на санях мешок с мясом.
Я попытался его вырвать, но он страшно зарычал и взмахнул бичом. Потом, возмущенный моей жадностью, кюр взгромоздился на сани.
— Я не потяну такой вес, — сказал я. — Пожалуйста!
Кюр залез в мешок, вытащил здоровенный кусок мяса и протянул его мне. Я вытянул руку, но он помахал куском перед моими глазами и закинул его в пасть. Затем поднял бич.
— Пожалуйста! — взмолился я.
Кюр отправил в рот еще один кусок.
Я отвернулся и всем весом навалился на ремни. Зверь действительно оказался невероятно тяжелым. Тащить сани с такой тушей по неровному ледяному полю было сущей мукой.
Спустя ан ноги мои гудели, а спина была мокрой от пота. Я повернулся к зверю: Пустой мешок валялся на дне саней. Зверь благодушествовал. Глаза его были полузакрыты, казалось, его разморил сон.
Я снова налег на ремни. Теперь это был вопрос времени.
Больше всего я боялся, чтобы зверь не заглотил мясо в запасной желудок, в котором оно будет лежать непереваренным до тех пор, пока он не отрыгнет его в основной пищеварительный желудок. Последнее, к слову сказать, было маловероятно. На базе еды хватало, а кюры предпочитали зря себя не перегружать. К тому же скотину здорово разморило. Похоже, кюр нажрался в свое удовольствие.
Неожиданно сани резко полегчали. Кюр спрыгнул на лед, и я замер от недоброго предчувствия.
Зверь мрачно оглядывал местность. Мы находились посередине огромной выемки, диаметром в несколько сотен ярдов. Это было относительно ровное и открытое место. Я отметил, что его было легко распознать с воздуха. Даже с большой высоты.
Кюр, похоже, остался доволен, Я начал потеть. Потеть на севере нельзя ни в коем случае. Я инстинктивно распахнул ворот парки. Увидев мое движение, кюр растянул губы в улыбке. Наверное, я показался ему дураком. Как бы то ни было, на севере такие вещи проделывают не задумываясь.
Я оглядел залитую лунным светом пустынную долину. Объективно, лучшего места для исполнения своей грязной задачи кюру было не найти.
Зверь жестом показал, что мне следует сбросить с себя упряжь. Я принялся, не снимая перчаток, развязывать кожаные ремни.
Мы стояли напротив друг друга. Ветер стих. Тубы кюра растянулись. Я заметил, что у него началось повышенное слюноотделение. Слюна мгновенно замерзала, и кюр соскребал ледяные бусинки с белой шерсти вокруг пасти, Вокруг его огромного уродливого теплого тела клубился пар. Он жестом приказал мне подойти ближе.
Я не пошевелился.
Мощным ударом лапы он перевернул стоящие между нами сани набок и снова показал, чтобы я подошел.
Я попятился. Никаких иллюзий насчет того, что я смогу убежать от кюра, я не питал.
Зверь опустился на четыре лапы. Его уже пробирала дрожь нетерпения. Закинув назад огромную косматую голову и обнажив белые клыки, кюр посмотрел на висящие высоко в небе луны Гора. Затем, обращаясь к лунам, льдам, небу и звездам, он издал протяжный, душераздирающий вой. В нем звучал вызов кровожадного хищника всему окружающему миру. Казалось, кюр заявлял: «Это я. Это мое место. И этот потный кусок мяса тоже мой. Пусть тот, кто с этим не согласен, выйдет вперед». Люди уже забыли такие звуки, Кюры — нет.
Зверь прижался ко ладу, выпустил когти и с наслаждением заскрежетал ими по льду. Дыхание его участилось.
Я продолжал отступать.
Затем уши кюра прижались к черепу. Я споткнулся и полетел на снег. Зверь стремительно бросился вперед.
Я забился в могучих лапах. Надо мной горели кровожадные глаза кюра. Он поднял меня со снега и поднес к пасти. Какое-то время он изучающе смотрел на меня, потом склонил голову набок. Я почти ничего не видел, все тонуло в теплом, зловонном пару, который валил из открытой пасти чудовища. Страшные клыки нацелились мне в горло…
И в этот миг зверь вдруг резко и жалобно завизжал. Лапы разжались, я шлепнулся на лед, откатился в сторону, вскочил и отбежал на несколько ярдов.
Зверь согнулся пополам и недоумевающе смотрел в мою сторону. Затем попытался сделать несколько шагов, но тут же содрогнулся от невидимого внутреннего удара. На этот раз кюр не устоял. Он рухнул на лед и протяжно завыл от невыносимой боли. Потом дернулся еще несколько раз и затих. Неподвижный, но живой, он лежал на снегу и смотрел на яркие северные луны.
Внутри его желудка протекали естественные химические процессы. Желудочный сок молекулу за молекулой растворял жилы, стягивающие заточенные под иглу пластины китового уса. Потом под действием силы упругости жилы лопались, и тело кюра содрогалось от очередного удара.
Всего зверь сожрал не меньше пятнадцати кусков мяса.
Мне показалось, что бояться уже нечего.
Я повернулся к зверю спиной и направился к саням.
Кюр издал леденящий душу вопль и поднялся на лапы. До чего же злобное животное! Его сотрясали приступы кашля, из пасти на лед летели сгустки крови.
С трудом переставляя лапы, кюр двинулся в мою сторону.
Взревев от боли, он переломился пополам. Очевидно, распрямилось еще одно кольцо из китового уса. Кюр изо всех сил пытался не упасть. На мгновение я почувствовал к нему симпатию.