– Знаете, Валя в свое время помогала моей маме, один раз даже от смерти спасла, когда та тонула в озере. Они тогда подростками были. Это я к чему… Я могла бы прямо сейчас вернуть вашей соседке Евгении Спиридоновне Валин долг, если он, конечно, есть. А если нет, то просто поговорить с ней о Валентине, помянуть ее.
– Вот есть же хорошие люди! Конечно! Евгения Спиридоновна будет очень рада.
– Вы тоже можете к нам присоединиться, – рискнула предложить Зоя, хотя понимала, что поступает так, вновь вступая в игру, в которой видит себя невиновной. И что на самом деле, в случае, если старушка узнает Зою, это мероприятие может закончиться настоящей драмой. Зачем она так сказала, зачем пригласила? Девяносто процентов, что соседка сейчас согласится. И что тогда? Неужели Зоя подсознательно хочет, чтобы ее схватили, осудили и посадили? Чтобы закончилась уже эта мука с неопределенностью?
– Ой, я бы с радостью. Но нам с Кнопкой надо прогуляться до магазина, а потом я поеду к дочери, внучку нянчить.
Ну вот и все! Судьба снова распорядилась так, как посчитала нужным.
– Спасибо вам за разговор о Валентине. И очень жаль, что меня не оповестили, иначе я приехала бы на похороны обязательно, да и помогла бы финансово.
Соседка улыбнулась и пошла в компании своей лохматой Кнопки в сторону магазина.
– Постойте! Вы не могли бы помочь мне войти в подъезд?!
– Ох, конечно, извините! – И соседка, вернувшись, ключом от домофона открыла ей дверь.
Зоя поднялась к квартире Сурковой, постояла несколько минут перед опечатанной дверью, прислушиваясь к своим ощущениям. Но нет, ничего не почувствовала. Ну, жила себе здесь женщина, пенсионерка, подрабатывающая няней, экономила на всем, однако временами даже чувствовала себя счастливой от сознания того, что живет не в съемной квартире, а практически в своей. Общалась лишь с соседкой, да с влюбленным в нее, судя по поступкам, охранником по имени Володя. Возможно, собиралась за него замуж. Так, стоп. Но если между Сурковой и охранником полыхали такие чувства, так, может, он был в курсе того, что она собиралась провернуть с Зоей? Может, она доверилась ему и рассказала о том, как решилась на шантаж? Может, они вместе распланировали весь процесс, обговаривали детали? Нет-нет… Не то. Если бы этот Володя был в курсе, то вряд ли позволил бы своей любимой женщине так рисковать, отправляясь на встречу с убийцей. Да он сам бы поехал на переговоры и уж точно не пустил бы Валентину на место преступления тогда, ночью, когда Зоя вытаскивала тело Ирины из подвала. Нет-нет. Валентина сама все это провернула и, рискуя, мечтала о том, как расплатится за квартиру и заживут они с Володечкой сыто и «бохато», будут счастливы. Планы строила, может, уже и пеньюар себе дорогой присмотрела, тапочки своему любовничку купила. Оставалось только стиснуть зубы и довести дело до конца – вытащить деньги из Зоиного кошелька, и все, готово дело!
Зоя позвонила в дверь напротив. Не сразу услышала медленные шаркающие шаги. Евгения Спиридоновна, подойдя к двери и заглянув в глазок, увидела Зою и спросила: кто там?
Может, прямо сейчас уже не испытывать судьбу и сбежать? Зачем она пришла? Уж точно не для того, чтобы помянуть женщину, которую Зоя сама же и отдала на растерзание Демину. Конечно, ей хотелось убедиться в том, что старушка в тот ясный морозный день не видела ее лица в момент убийства. Чтобы в очередной раз успокоиться. Или, наоборот, понять, что она узнана.
– Евгения Спиридоновна, я подруга вашей соседки, Валентины Сурковой. Хотела просто поговорить. Но если вы боитесь или…
Защелкали замки, дверь приоткрылась, и показалась маленькая голова с сильно напудренным сухим морщинистым личиком. Зоя разглядела даже слой розовых румян на скулах старушки. Стриженые серебряные волнистые волосы были тщательно уложены. Когда-то эта женщина была очень красива и следила за собой.
Преображенская всего несколько секунд разглядывала Зою, затем, что-то решив для себя, кивнула и впустила гостью.
– Проходите, пожалуйста.
– Вы уж извините меня за визит, мне рассказала о вас ваша соседка, имени ее я не спросила, у нее собачка Кнопка.
– А… Знаю, о ком вы говорите. Это наша Ниночка.
– Я просто хотела поговорить о Валентине. Она была подругой моей матери. Они дружили с детства…
– Как хорошо, что нашелся хоть кто-то из ее прошлого, а то у меня создавалось такое впечатление, будто бы она вообще вылупилась из яйца… – захихикала старушка. – Проходите, пожалуйста, в гостиную. Я сейчас вскипячу чайник. У меня и кексы есть.
Судя по тому, как Преображенская, закутанная в белую тонкую шерстяную шаль-«паутинку», перемещалась по своей квартире, заставленной старомодной мебелью и увешанной сомнительной ценности пейзажами и портретами кошек, как щурила глаза, можно было предположить, что видит она не очень хорошо. Что радовало, безусловно. Но это вблизи. А что, если у нее дальнозоркость и она узнала Зою?
Надо было продолжать играть роль дочери старинной приятельницы Сурковой. Рассказ про спасение на озере дался с трудом. Зоя не обладала достаточным воображением, чтобы расписать это в красках, тем более что, по легенде, сама-то она этой сцены не видела, а лишь пересказывала слова своей матери.
Не сказать, что Преображенская как-то уж очень внимательно ее разглядывала. Нет, она вела себя естественно, без особого напряжения, угощала кексом, слушала гостью, временами вставляя пару фраз о покойной Сурковой.
На вопрос, осталась ли Валентина должна ей денег, Евгения Спиридоновна отмахнулась:
– Да что вы такое говорите?! Помилуйте! Человека нет, а вы про деньги! Это наши с ней отношения. Я вам больше скажу – не все люди помешаны на деньгах. Вот взять Володю, к примеру, жениха Валечки. Это человечище! Похороны организовал, сам все оплатил. Я полагаю, он взял какой-то очень нехороший «быстрый» кредит, за который будет еще долго расплачиваться. Я пришла на поминки с деньгами, мне приятельница сказала, сколько примерно стоили похороны, хотела дать ему, помочь, деньги у меня есть, так он отказался, представляете?
– Надо же… Значит, он сильно любил Валентину.
– Не то слово! Они собирались пожениться. Валечка была так счастлива!
– Евгения Спиридоновна, так кто же ее убил? Вам что-нибудь известно?
– Известно, конечно. Мы с Володей после того, как полиция тут, в ее квартире, поработала, тоже все осмотрели, думали, может, найдем что интересное, короче, вели себя как киношные следователи. Но ничего не нашли. Потом Володя пришел ко мне, чтобы помянуть Валечку, это еще до похорон, и рассказал, что ее убил какой-то преподаватель. Может, сошел с ума и удушил ее. Может, он маньяк, не знаю… Может, он перепутал ее с кем-то. Ну нет у них ничего общего, нет! А потом вдруг бах – оказывается, не он ее убил, и его отпускают, представляете?! Уж Володя так убивался, так переживал!..
А ведь это он убил Демина, сразу поняла Зоя. Так легко оказалось его вычислить. И что теперь? Знал ли он о шантаже? Вот главный вопрос! Нет-нет-нет! Если бы знал, твердила себе Зоя, то никогда не отпустил бы свою женщину к фарфоровой фабрике одну. Он не знал. И это стало настолько ясно, что Зоя впервые за долгое время почувствовала облегчение. Неужели это все, история подошла к концу?
Пришло время прощаться с Евгенией Спиридоновной. Зоя наговорила ей много комплиментов, поблагодарила старушку за то, что та долгое время помогала Валентине (Преображенская сама, хоть и скупо, двумя словами, поведала об этом), пообещала зайти как-нибудь еще, да хоть бы на «девять дней».
В тесной прихожей Зоя обулась, надела шубу.
– Шуба у вас какая красивая! У меня тоже в свое время были шубы. И каракулевая, и норковая, даже соболиная! У меня муж в правительстве работал, баловал меня… Скажи… – Тут Зоя почувствовала, как старушка взяла ее за руку своими ледяными тонкими пальчиками и сжала ее. – Скажи, Зоенька, что тогда случилось? За что ты ее… тогда? Что она тебе сказала? Сделала?
Зоя оторопело смотрела на нее. Евгения Спиридоновна на этот раз разрумянилась вся, возможно, даже ее маленькие пятки покраснели от возбуждения и страха.
Ну вот и все. Все кончено. Надо же. Так неожиданно. Хотя разве не для того она сюда пришла, чтобы ее узнали? Разве не сама провоцировала свое разоблачение? И что будет теперь? Выбросить старуху в окно? Но появится свидетельница, Ниночка с Кнопочкой. Да и наследила Зоя повсюду в квартире. И когда руки мыла душистым розовым мыльцем, и когда чашку в руки брала, ложку, хваталась за ручки двери.
– Думаешь, как меня в окно выбросить? – устало улыбнулась Преображенская. – Ты не думай, я тебя не выдам. Нет-нет. Думаешь, я не понимаю, как ты намучилась? Ты ведь не спишь, постоянно думаешь обо всем этом, переживаешь, как тебе в тюрьме будет… Ты же случайно ее убила. И если бы меня спросили, что я в тот день увидела, я подтвердила бы, что, повторяю, это вышло случайно. Ей-то, девушке этой, уже не поможешь. А ты еще молодая. У тебя дети есть?
Зоя молча помотала головой. Она не знала, как себя вести и что говорить. Поэтому просто стояла и слушала.
– Ты вот сейчас уйдешь и сразу же забудь меня. Забудь, что сейчас услышала, словно и не было ничего. Жизнь, она такая сложная. Как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Вон, Валентина, думаешь, она от кого пострадала? Какой-то мужик одолжил ей большие деньги, а она не смогла вернуть. Вот он ее и убил. Ты мне одно скажи: что заставило тебя, интеллигентную женщину (я же вижу, какая ты!), устроить драку прямо на улице? Вы вышли с ней из поликлиники, и ты дала ей пощечину. За что? Я голову сломала, пытаясь предположить. Она была любовницей твоего мужа?
– Да… – прошептала Зоя, глотая слезы.
– Так я и думала, – старушка всплеснула руками.
– А еще она сказала в очереди к гинекологу, что у меня климакс, – пожаловалась Зоя. Или исповедалась?
– Вот ведь стерва! Я бы уже только за это шарахнула ее! Ну ладно, Зоя, иди. Иди, повторяю, и ни о чем не думай. Все останется между нами. Это наша женская тайна.