Потому что ты ей не интересен. Она в другой весовой категории, понятно?
В смысле чего?
В смысле возраста. И вообще.
На сколько она тебя старше?
Глянь в Википедии.
Лет на пятнадцать, так?
Предположим.
Но ты ей интересна, а я нет.
Мы просто давно знакомы, давно дружим, так вышло.
Мм. Я просто подумал, что вы так сильно дружите, но лучшей подругой ты называешь Юлю.
И что это доказывает?
Что между тобой и Ольгой что-то другое.
Ты меня утомил.
Это ведь странно, что ты так сильно дружишь с женщиной и при этом так сильно ее скрываешь.
Что ты хочешь этим сказать?
Что ты, наверное, влюблена в Ольгу.
Ехал Ольга через Ольгу, видит Ольга в Ольге Ольга.
Не смешно.
Да нет, как раз смешно. И глупо. Ты так часто думаешь о ней, будто это ты в нее влюблен.
Перестань.
Просто не думай об этом.
То есть не скажешь?
Может быть, лучше займемся сексом?
Съезжаешь с темы?
Устала от этого бессмысленного разговора.
А почему ты говоришь «сексом»?
А как надо сказать? Половым актом?
Любовью.
Ну любовью.
«Ну»?
Без «ну».
Ладно.
14. Выступ
Снова было какое-то полулето, полукровка с аллергеном отчуждения. Тополиный пух метался снежными комьями и залетал в лицо – в нос, в глаза, в рот. Ян отмахивался от него, как от назойливых мух, весь был как на шарнирах. Марьяна хохотала, глядя на него, распускала свои рыжие волосы, чтобы побольше налипло. Смотри, говорила она, как будто зима. Сними, сними, чтобы казалось, что сейчас январь.
Он снимал. Доставал камеру, наводил резкость – так, чтобы и пух не остался невидимым, и глаза рифмовались с зеленью на деревьях. Марьяна казалась ему невероятно красивой.
После встречи с Ольгой Марьяна красивой себя не считала.
Смотрела с сожалением в зеркало на свое отражение, завязывала волосы в плотный узел, и было вроде как ничего, а потом смотрела глазами Ольги – придирчиво и жадно, и все ей сразу не нравилось: и колени могли бы быть поострее, и скулы покруче, и мышцы порельефнее, и даже пальцы, наверное, потоньше, хотя уж на это Ольге наверняка наплевать. У нее самой были крупные пальцы, длинные, сильные, как у трансвестита. Марьяна часто смотрела на эти пальцы и думала: ты же создана для того, чтобы любить женщин, иначе зачем тебе такие сильные пальцы. Хотя если ты пианистка…
Ольга не играла ни на каком инструменте.
В один из дней Марьяна решилась предъявить Ольге Яна.
– Ну что, покажешь своего будущего? – спросила Ольга, как бы имея в виду: мужа.
– Будущего бывшего? – парировала Марьяна, которая почему-то не сомневалась, что с ним не продлится долго, как и всегда.
– Ну давай же, – улыбаясь, сказала Ольга и прошептала ей в самое ухо, обняв за талию: – Я умираю от любопытства.
Ян давно уже хотел познакомиться с «подругой», к которой дьявольски ревновал, но хотелось верить все равно, что нет для этого никаких оснований.
Встретились на летней веранде у самой реки.
Ольга сидела за столиком в красном платье и курила, глядя на плывущий, как дым, тополиный пух, Марьяна увидела ее и тут же пожалела, что согласилась.
Но делать нечего – они с Яном подошли к столу, и Ольга изобразила крайнюю степень радушия и доброжелательности, поспешно сминая в пепельнице сигарету.
– Рассказывайте, дорогой Демьян, чем вы так покорили мою чудесную сотрудницу, раз она даже готова променять меня на вас, – весело щебетала Ольга, а Марьяну тошнило от лицемерия и лжи.
«Сотрудницу», бля!
Демьян что-то там отвечал, Ольга хохотала – как тогда, в туалете, иногда даже дотрагивалась до его руки – мол, успокойтесь, все хорошо, вы в безопасности. Хотелось ее придушить.
Ян растаял – легкость, с которой вела себя Ольга, ее расположение, бокал вина и пелена тополиного пуха его расслабили, даже показалось, что он все выдумал, что ничего нет и не было, что у его девушки просто классная начальница, всем бы такую, но черт его дернул взглянуть на Марьяну.
Она сидела справа от него, а Ольга напротив, так что все это время ему было не слишком-то сподручно на нее смотреть. Но тут он повернулся – хотел как будто поделиться своим радостным открытием – больше не надо ревновать, как здорово, что мы со всем разобрались, я понял, почему вы дружите, она же просто классная, да ведь? Классная – да?
Марьяна смотрела на Ольгу во все глаза, практически не моргая. Ольга тоже на нее смотрела – уже не смеясь, как будто остыла, она качала на ноге туфлю, а под скулами у нее двигались желваки. Марьяна грызла ноготь на большом пальце, ничего вокруг не замечая.
– Ну, – холодно сказала Марьяна, не отводя взгляда от Ольги, но обращаясь явно к Демьяну. – Доволен?
И взгляд ее был влажным, злым и серьезным, как будто еще мгновение, и она вскочит, опрокинув стол, и вопьется дрожащими губами в смеющийся Ольгин рот.
Демьян решил этого момента не дожидаться.
Он резко встал и попросил прощения: нужно выйти, сделать звонок.
– Ты что творишь? – спросила Ольга удивленно.
– А ты что?
Марьяна так злилась, что мысль придушить Ольгу казалась ей очень реальной.
Ольга удивленно подняла глаза, усмехнулась и стала прикуривать сигарету.
– Зачем ты с ним? – спросила она, затянувшись.
Марьяна не ответила. Она и сама не знала. «Тебе на зло» – это не ответ.
– Ты сейчас пойдешь и извинишься, – сказала Ольга. – А потом мы с ним мило попрощаемся, вы пойдете домой, и ты прекратишь считать, что у тебя есть право издеваться над людьми.
– Конечно, – скривилась Марьяна. – Ведь такое право есть только у тебя.
– Я была милой, – сказала Ольга. – Скажешь, не так?
– Ты была такой милой, как будто ты моя мамаша, которой не терпится выдать замуж свою неликвидную дочь.
– Я никогда не относилась к тебе как к дочери. И уж тем более я никогда не считала тебя неликвидной.
– Демьян считает, что ты моя любовница.
– Ему не из-за чего так считать.
Марьяна осеклась. Конечно. Конечно, не из-за чего.
Неужели ты можешь допустить эту мысль.
– Пожалуй, мне пора, – сказала Марьяна, вытирая рукавом набежавшие слезы.
– Помиритесь, – серьезно сказала Ольга. – Я не хочу, чтобы вы расстались из-за меня.
– Мы все равно расстанемся. Из-за меня.
Марьяна нашла Демьяна на ступеньках недалеко от кафе. Он перекатывал камушек от одного ботинка к другому.
– Прости, – сказала она. – Я просто нервничала, что что-то пойдет не так.
– Да, – сказал Демьян. – Понятно.
– Давай просто позволим друг другу иметь какое-то прошлое.
– Прошлое?
– Ну знаешь, ведь я не пришла к тебе девственницей, которая только что родилась. В моей жизни уже были и люди, и чувства.
– Я не уверен, что это – прошлое.
– Нам нужно подумать о нас.
Демьян встал и кинул камень в реку – высоко и метко, через дорогу и парапет.
– Хорошо, – согласился он. – Давай подумаем о нас. Но сначала я попрощаюсь с Ольгой, а то невежливо.
Он быстро зашагал от нее в сторону веранды, и Марьяна подумала, что он Ольгу сейчас, наверное, убьет, но с места не сдвинулась.
– До свидания, – сказал Демьян. – Рад был познакомиться.
– Вы врете, – добродушно сказала Ольга. – Но это не важно. Берегите ее.
Демьян кивнул и добавил:
– У Марьяны скоро день рождения. Я снимаю небольшой фильм про нее, а за кадром хотел прочесть одно стихотворение, но сейчас подумал, может быть, вы его прочтете?
– Почему я?
– Потому что она вас любит, а меня нет.
Ольга затянулась и выдохнула, глядя на Демьяна, как небоскреб на голубя, и сказала так, будто речь шла о сорте батата или комарах на участке:
– Стихотворение вы прочтите сами. А что до любви – не думайте об этом. Все пройдет.
Демьян повернулся и вышел с веранды.
15. Ожидание
– Две полоски, Ян.
Он сразу проснулся, в глазах все еще было мутно, но радость волнами поднималась по ребрам. Марьяна стояла над ним в майке и шортах, в руках – кусок пластика, похожий на ручку. Ян уставился на красные полосы.
– Серьезно? Это значит, что у нас будет ребенок?
– Нет, это значит, что я – сказуемое.
Иногда привычка Демьяна все переспрашивать раздражала. Но он не заметил. Обнял ее, уткнулся лицом в живот. Марьяна подавила желание отстраниться. Погладила его по голове, как хорошего мальчика.
На завтрак подал ей полный фарш: сбегал за свежим хлебом, яйца-пашот навертел, салат настругал. Молодец. Марьяна накинулась на еду, как Маугли с голодного острова, поймала себя на мысли, что подташнивает, и это, наверное, уже токсикоз.
Потом с ужасом начала думать о том, как все устроено здесь – они не так давно переехали, а теперь предстояло найти врача, вставать куда-то на учет, врубаться в объяснения на другом языке. Все это пугало и злило.
Написала маме: Я беременна.
Написала отцу: У нас с Яном будет ребенок.
Написала Юле: Я залетела, прикинь.
Больше решила никому не писать.
Потом лежала на крыше дома в шезлонге, слушала, как квакают ответные эсэмэски, но не было сил протянуть руку, чтобы взять телефон.
Мы не поедем кататься на лыжах, думала Марьяна.
Я не смогу выпить шампанского на вечеринке русского клуба.
Мне нужно бросить курить.
И я не смогу полететь в Россию на Новый год.
Эта мысль была особенно страшной почему-то, Марьяна заплакала.
Жизнь менялась, и менялась, ее не спросив.
Демьян носился весь срок вне себя от радости, Марьяна все больше капризничала, как будто это она ребенок, которого нужно выносить и заслужить. Родители мучали ее удаленным мониторингом состояния, Юля выслала почтой идиотскую подушку для беременных, которая заняла полкровати. «Если что, она легко заменит тебе мужика», – написала она в сопроводительной записке. «Мужик у меня и так есть», – подумала Марьяна, как будто с сожалением.