очему-то не добавлялось. Ян робко предположил про себя, что между девушкой, которая согласилась пойти с тобой вечером на прием в коктейльном платье, и любовницей не такая уж большая разница, но пока боялся спугнуть.
30. Насекомое
Завтракали молча. Марьяна листала ленту, Ян напряженно пил кофе. Боялся, что сейчас придется объяснять. И точно.
– Чего вырядился так? – спросила Марьяна, не поднимая глаз.
– А что, я не могу одеться прилично раз в жизни? – с вызовом сказал Ян. Лучшая защита – нападение.
Марьяна посмотрела на него с удивлением.
– Не надо так нервничать. Со свадьбы не видела тебя в костюме. И то – тогда у тебя под рубашкой были шорты.
– У меня сегодня важное мероприятие, по-твоему, я должен пойти туда в шортах?
– Не должен. Спокойно. Просто удивлена, что для тебя вдруг стало это важным.
– Важным? Может быть, для меня это всегда было важным, но я все время думал только о тебе и девочках, а сейчас вот решил подумать немного и о себе.
– Выпей валерьяночки.
– Что?
– Орешь на меня с утра пораньше. С чего бы это?
– Могла бы просто хоть раз заметить, что я хорошо выгляжу.
– Выглядишь хорошо. Ведешь себя как мудак.
– Знаешь, ты бываешь просто невыносима! – Демьян вскочил, хватая пиджак со спинки стула. – Иногда мне кажется, что ты специально меня достаешь.
– Тебе нужно было жениться на самке шелкопряда, – сказала Марьяна, продолжая меланхолично листать ленту. – Или подёнки.
– Это почему еще?
– Потому что у них нет рта и они молчат. А живут они – недолго – ради того, чтобы спариться, отложить яйца и сдохнуть.
– Иди ты в жопу, Мара.
– И тебе хорошего дня, Ян! Что у тебя хоть за мероприятие?
– Я тебе уже говорил. Но ты даже не слышишь.
– Окей. Узнаю из газет!
Ян хлопнул дверью.
Марьяна фыркнула и отправилась на сайт университета смотреть расписание мероприятий. Где-то между шестой и девятой строчкой поднималась злоба. Она закипала, как чайник: 70 градусов, 80, 95.
Бесило, что он не сказал (или так сказал, что она не запомнила – сказать ведь тоже можно по-разному), что не позвал с собой, что вообще все это начинает напоминать плохую антрепризу: она не любит его, он не любит ее, но куда ж они денутся, ха-ха.
Набрала Валерию. Валерия выглядела сонной и мутной на фоне искусственных ламп.
– В чем дело? У нас разве запись?
– Это внеурочно.
– Что-то случилось?
– Кажется, мой брак только что закончился.
– Марьяна, вы, конечно, извините меня, но у меня почти час ночи.
– Черт. Все время забываю про разницу во времени.
– Записать вас на завтра?
– А когда произойдет ваше завтра? К вечеру моего сегодня?
– Типа того.
– Запишите.
Вечером Валерия перезвонила.
– Так что у вас там с вашим браком? – спросила она, вспоминая ночной разговор.
– Да плевать на него, – сказала Марьяна. – Как сделать так, чтобы Ольга со мной разговаривала? Валерия внимательно посмотрела на Марьяну и покачала головой.
– Марьяна, иногда я чувствую себя с вами совсем беспомощной. А еще, кажется, я вам не психотерапевт.
– А кто же? – растерялась Марьяна.
– Да вот сложно сказать. Как психотерапевт я должна вылечить вас от вашей пагубной страсти и вернуть в семью.
– Но?
– Что «но»?
– Очевидно, сейчас будет какое-то «но».
– Но: вместо этого я сопровождаю вас в вашей патологии.
– Что это значит?
– Это значит, что, будь вы наркоманкой, я бы учила вас, как лучше прятать дозы.
– Так не учите меня.
– Не могу. Ведь я должна поддерживать вас, а не осуждать. И я не могу сказать: ну нет, Марьяна, дальше я с вами не пойду в ваш этот дивный сад. Потому что я нужна вам – в этой вот роли сопровождающего.
– Интересно.
– Очень. Обычно, знаете ли, я помогаю людям стать счастливее, а не разрушать себя.
– Все бывает в первый раз.
– Не поспоришь.
– Так вы пойдете со мной?
– Куда?
– В мой дивный сад.
– Как будто у меня есть выбор.
– Тогда как мне заставить Ольгу разговаривать со мной?
31. Осечка
У входа в банкетный зал толпились студенты. Ян, как обычно, вызывал бурю восторга, а сегодня еще и удивления: мистер Ян, какой костюм!
Мистер Ян кивал, улыбался, а сам высматривал на парковке красную машину Мэй. Когда она вырулила из-за угла и пришвартовалась, Ян успокоился и затерялся в зале.
Он старался сидеть и не оборачиваться, чтобы не знать, куда села Мэй, как далеко она от него и смотрит ли она ему в затылок. Ему было жарко, хотелось, чтобы эта мука поскорее закончилась, чтобы уже выйти из тяжелых дверей актового зала, снять пиджак, вызвать такси и поехать следом за Мэй – они условились, что после церемонии встретятся в баре на окраине, где-то вдали от кампуса.
Яна вызвали третьим. Он запрыгнул на сцену, как подросток – широким махом преодолев ступеньки, оказался перед кафедрой и сказал: «Спасибо за доверие».
Сказал бы он другие слова – возможно, дальше было бы легче. Но пока – все зааплодировали. Ему вручили значок, конверт с деньгами и букет цветов. Все это было нелепо. Теперь Ян мучился еще сильнее: ему верят, ценят – спасибо большое, конечно, за доверие, – а он нарушает правила. Он зашел за черту, и за этой чертой… Думать об этом страшно.
Он нашел среди толпы Мэй, осторожно прошел мимо, коснувшись ее плечом, она обернулась, громко поздоровалась, будто бы искренне удивившись встрече – жаль, не пошла в актрисы, по ней плакал Бродвей – и, шепнув: «Все по плану, мистер Ян», отвернулась.
Ян засмеялся, выглядело все так легко и кинематографично – как будто у нее в багажнике труп бывшего любовника или его жены, и им нужно выехать куда-то в соседний штат, чтобы ночью, выйдя из придорожного мотеля, сбросить его в реку. Он вызвал такси, развязал галстук и как будто опьянел от свободы. До чего же все хорошо – ни трупа в багажнике, ни обязательств, ни осуждения.
В баре было не протолкнуться. Мэй провела его к дальнему столику за шторкой, сказала, что забронировала заранее, специально, чтобы никто не мешал, но если ему захочется потанцевать – а ей, кстати, ужасно хочется, – то можно будет и выйти, все равно здесь никто его не узнает. Яна бросило в жар от одной мысли, что она будет танцевать с ним, что это останется здесь, в этом баре, и ему не придется оправдываться.
Сначала только пили. Мэй приносила все новые и новые шоты, а он вливал их в себя, воронкой расстегнув рубашку, как будто заливать их нужно за ворот. После какого-то шота – он не считал – Мэй вдруг села к нему на колени. Ян замер и пытался сфокусироваться на ее глазах – они были так близко, что он видел только пелену из хаотично суетящихся мушек – одиночных эритроцитов.
– Я всегда знала, что будет так, – сказала Мэй, ее пьяное дыхание было теплым и сладким. – А вы знали?
– Не знал, – честно сознался Ян. Еще месяц назад он и представить такое не мог.
Мэй засмеялась, а потом упала на него, и он, ощутив ее тяжесть, отозвался.
– Давай потанцуем, ты же хотела? – предложил он, чтобы то, чего он так боялся, не произошло прямо здесь.
Мэй слезла, поправила юбку и сказала:
– Буду ждать на танцполе, профессор.
Ян выдохнул и жадно опрокинул в себя бутылку холодной воды. Надо было взять себя в руки. Надо не расслабляться. На телефоне от Мары было восемь пропущенных, и он бросил его во внутренний карман пиджака, лежащего на диване.
На танцполе кружился слэм. Ян и забыл, когда видел такое в последний раз. Сначала ему было неприятно, и он старался защитить от ударов Мэй, обнял ее и замер, покачиваясь, а потом отдался волне, закрыл глаза и только старался не рухнуть под толчками справа и слева и не уронить собой Мэй. Когда прилетел удар в челюсть, он не сразу понял, что это не просто случайность.
Открыл глаза и увидел, что все расступились.
Тяжело дыша, на него и на Мэй смотрел парень по прозвищу Бык, Ян видел его несколько раз в универе, он играл в футбольной команде. Не дав опомниться, Бык тут же нанес второй удар – на этот раз в нос. Кровь хлынула на сливочную рубашку Яна. 1720 долларов, потраченных зря. Мэй закричала.
– Ты что, идиот? – спросил Ян, непослушными руками затыкая нос салфетками из железной коробки на столе.
– Какого хера ты лапаешь мою девушку? – спросил Бык, готовый к следующему удару.
– Я давно уже не твоя девушка! – вскричала Мэй, и Бык, поморщившись, опустил руку.
– Мы просто танцуем, – попыталась она еще раз. – Мистер Ян получил премию, я пригласила его отпраздновать с нами.
– Молчи, шлюха, – Бык сплюнул под ноги Яну. – А тебе конец, старый ублюдок.
Ян инстинктивно попятился и закрыл руками лицо, но Бык больше бить не стал. Он спокойно достал телефон и начал в нем что-то искать.
– Завтра все будут знать, что ты мудак, который трахает своих студенток, – процедил Бык и сунул Яну в лицо видео – там они с Мэй стояли в центре слэма, она – в его руках, так что никаких сомнений не оставалось, что это не просто симпатия.
– Как ты нашел меня? – спросила Мэй, хватая Быка за рукав.
– Метка на твоем телефоне, дура, – сказал Бык и вырвал руку. – Хотел посмотреть, кем ты меня заменила. А тут этот хер. Но это даже лучше – разбираться буду не я.
Нет, нет, этого нельзя допустить – Ян не может. Все ведь было так хорошо, так славно. Мудак, идиот, дебил. Он клял Быка, Мэй и Мару, но прежде всего – себя. Он кинулся на Быка и, выбив телефон из рук, повис на нем, как в детстве на козле в спортзале. Бык качнулся, но удержался, сбросил Яна с себя и, повалив на пол, ударил ногой куда-то в бок – в глазах почернело. Потом поднял свой телефон, выругался и пошел прочь из бара.
Мэй кричала вслед, чтобы он не делал глупостей, но тот лишь ответил:
– Ты сделала свой выбор, я сделаю свой.
Ян попытался открыть глаза, но не мог – он ждал, что все закончится, исчезнет, растворится, что все это сон, дурной, невозможный сон, ведь они все предусмотрели, все учли и продумали. Ведь это такая нелепость, такая глупость, такая бессмыслица. И главное – он знал это наперед.