Бенэт подал ему распечатки, на которых были фотографии – он танцует с Мэй, обнимает ее, и, наконец, их поцелуй – Ян про себя отметил, что они неплохо смотрятся вместе, но ради такого кадра рисковать все равно не стоило – и несколько анонимных твитов с разных аккаунтов, в которых сообщалось, что «старый извращенец» (допустим, слово «старый» применительно к нему было уж чересчур) «пристает к студенткам», «лапает их в барах» и «склоняет к сексу». Затем Яна предлагалось уволить и «отменить». А дальше – в бесконечной ветке комментариев – Ян не стал листать – незнакомые ему девушки писали, что это позор, кошмар и за харрасмент в университетах давно следует ввести уголовную ответственность, а также кастрировать на входе.
– Думаю, да, профессор, – покорно кивнул Ян. – К моему глубокому сожалению.
Он осторожно положил распечатки на стол лицом вниз.
– Ну, о вашем сожалении мы поговорим позже. Можете ли вы рассказать мне, что произошло? В деталях, если вас не затруднит.
Бенэт выглядел спокойным, почти смущенным, было видно, как неприятен ему этот разговор и как он хотел бы, чтобы все это оказалось лишь домыслами. Ян прикидывал, что декану известно наверняка и говорил ли он уже с Мэй, но, в конце-то концов, между ними же ничего не было, кроме танца и поцелуя, – с этого и следовало начать.
– Мистер Бенэт, я сразу хочу сказать, что между мной и мисс Ройз не было сексуальных отношений.
Декан выдохнул и кивнул:
– Это уже хорошая новость, Ян. Но все же я хотел бы услышать историю целиком.
– Да, конечно. В прошлом году мисс Ройз была моей студенткой и оказывала мне неоднозначные знаки внимания, однако я дал ей понять, что между нами ничего быть не может.
– Что за знаки и как вы дали понять? – Бенэт снял очки и устало потер виски, как будто говорить с ним – все равно что перекапывать поле с картошкой. – Поймите, Ян, чем лучше я разберусь в этой истории, тем больше у нас шансов не нарываться на настоящее расследование и погасить конфликт.
– Конечно. Мэй, то есть простите, мисс Ройз, однажды подарила мне пластинку, с помощью которой объяснилась в своих чувствах. Она сказала мне послушать песню, это была песня о любви.
Бенэт бросил стаканчик в мусорное ведро, как трехочковый бросок в корзину.
– Как вы понимаете, мистер Ян, дать кому-то послушать песню – это не преступление. Правильно ли я понимаю, что прямого объяснения с ее стороны все же не было, то есть это – ваши домыслы?
– Получается, так, – нехотя сознался Ян. – Но, поверьте, это было для меня очевидным – и то, как она вела себя, и этот подарок.
– Предположим. Что вы сделали, как преподаватель, чтобы это прекратить?
– Я сказал ей при встрече, что благодарен за подарок, и что в ее жизни будет еще много тех, кому она сможет посвящать песни, и что будет лучше, если ее практику будет вести другой преподаватель, мистер Челси.
– Вы передали ее мистеру Челси?
– Да.
– Хорошее решение. Что же произошло год спустя? Или все это время она пыталась поддерживать с вами контакт?
– Не пыталась. Мы не виделись до этого случая.
Яна прошибла ледяная волна, а потом бросило в жар – зачем он соврал, что не видел Мэй до инцидента? Он ведь был у нее дома за день до этого, и любая камера в кампусе легко это подтвердит. А эсэмэска? А встреча в кафе? Но назад пути не было.
– Хорошо, – кивнул Бенэт. – Не могу пока уловить логики в том, что произошло. Как я понимаю, девочка успокоилась, а вы и так не испытывали к ней чувств.
– Да, да, – тут Ян решил брать вину на себя – авось они не станут просматривать камеры.
– Мисс Ройз тут совершенно ни при чем. Нелепая случайность: мы увиделись на моем награждении, она подошла поздравить меня, а я попросил ее посоветовать бар, где можно это отметить. Я не имел в виду – с ней, но вышло двусмысленно… Впрочем, я не придал этому значения – в том баре были и другие студенты… Я просто хотел расслабиться – этот год был очень напряженным для меня – у жены недавно умер отец, обстановка дома сложная, и я немного не справился с управлением.
– Вы поехали в бар вместе с Ройз?
– Не совсем. Я приехал туда один на такси, а следом приехали те, кто хотел. В том числе и мисс Ройз.
Ян был доволен своей складной ложью и даже подумал, что нужно было и правда позвать других студентов, чтобы затеряться в толпе и не вызывать подозрений.
– И что же случилось дальше?
– Я напился, мистер Бенэт, и мне очень стыдно…
– Напились и поцеловали девчонку?
– Не совсем так.
– А как? – Бенэт, казалось, сканирует его глазами, как МРТ.
– Она предложила мне потанцевать с ней, и я согласился. А потом забылся и поцеловал ее. Это было во время танца.
– Она говорила вам о своих чувствах?
– Нет. Мы просто танцевали.
– А вы?
– Кажется, я сказал ей, что она красивая.
– И что она ответила?
– Она не успела ничего ответить, потому что на меня напал ее парень – бывший или нынешний, не знаю. Он ударил меня и он же снял все это и слил в сеть.
– Вы были знакомы с ее парнем?
– Конечно. Он тоже мой бывший студент. Феликс Кроун.
Профессор закрыл лицо руками и откинулся в тяжело крякнувшем кресле.
– То есть вы мало того, что поцеловали студентку, вы еще и студенту морду набили, Ян.
– Честнее будет сказать, что это он мне набил, – сказал, улыбнувшись, Ян и показал синяк на челюсти. – Я пытался, но не смог.
– Ваше счастье! – Бенэт поджал губы, раздумывая, что бы еще спросить. И, не нашедшись, вздохнул: – Ладно. Мы проведем мини-расследование внутри факультета, опросим студентов, поговорим с жертвой и еще раз вызовем вас для объяснений.
От слова «жертва» Яна передернуло.
– Пока я не могу принять никакого решения, но буду держать вас в курсе. И, наверное, вы понимаете, что пока, – Бенэт внимательно посмотрел на Яна, – по крайней мере, пока длится расследование, вы будете отстранены от работы со студентами.
– Конечно, – повинился Ян. – Простите, что впутал вас в это. Вот уж не знал, что это когда-нибудь случится со мной.
– Никто никогда не думает, что это случится с ним, дорогой мистер Ян, – сказал Бенэт, вставая, чтобы проводить его до двери, – именно поэтому это случается так часто.
Он пожал Яну руку, и тот шагнул из кабинета – как будто в реку, кишащую крокодилами.
35. Защита
Это сейчас уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах, а раньше Марьяна с отцом каждое лето начинали с охоты на майских жуков.
Зачем вообще на них охотиться? Марьяна не знала. Кажется, чтобы уйти из дома, где с самого утра мама принимала гостей – то подруги в гости приедут, то соседи по даче стягиваются на завтрак.
На стол накрывали небрежно – набрасывали разноцветной россыпью: виноград, помидоры, сыр, колбасу, подвяленный хлеб, иногда шампанское. Курили прямо на веранде, отчего воздух вокруг превращался в одну сплошную туманную завесу.
Сначала Марьяне было любопытно, и она сидела рядом, раскрыв варежку, и жадно впитывала взрослые разговоры. А потом отец стучал ей в треснувшее стекло веранды, и они сбегали в ближайший лес. Путались там по влажному настилу, выбирали березу пожирнее, раскладывали под ней газеты. Обычно это были «Аргументы и факты», их выписывала соседка, а после выкладывала на почтовые ящики. Отец учил Марьяну трясти дерево – не бить по нему палкой, чтобы не оставлять на стволе рваных ран, а несильно трясти, как будто яблоки собираешь. Жуки утром сонные, еще в оцепенении, сыпались ливнем на газеты.
Иногда случалась и драма: какой-нибудь жук падал Марьяне на голову, пытался спастись, но вместо этого намертво впутывался в волосы, накручивал их на свои лапки, как веретено, и достать его оттуда было невозможно. Однажды отцу даже пришлось отстригать Марьяне клок волос – она стояла, обливаясь слезами, над ванной и держала в руках рыжую волнистую прядь с темным шариком посередине.
Но чаще обходилось без происшествий. Они собирали жуков в коробок, и всю обратную дорогу домой Марьяна держала его в ладони, чувствуя кожей, как внутри него накатываются на берег морские волны.
Один раз отец показал Марьяне, как важно в сложных ситуациях сохранять терпение: он посадил жука на верхушку муравейника и объяснил, что жука надежно защищает хитин, поэтому муравьи ему сделать ничего не могут – по крайней мере, пока.
– И он может уйти?
– Может, – кивнул отец. – Но он обязательно совершит ошибку.
И жук совершил – он раскрыл свои крылья, чтобы взлететь, потому что этот путь был короче – но точно не безопаснее. Муравьи тут же набросились, вцепились в сочленения, и облитый муравьиной кислотой жук рухнул обратно на муравейник, как подбитый вражеский самолет, и судьба его была решена.
Марьяна была под впечатлением. И запомнила: если отползаешь – отползай, главное, не поднимать крылья.
Эту мудрость она и передала за завтраком Яну, когда решила снова начать с ним разговаривать.
– Не дай им сожрать тебя, – сказала она. – Стой на своем и не задирай крылья. Отползай тихо.
– Ясно, – благодарно кивнул Ян. Ему стало легче уже оттого, что она перестала наказывать его молчанием. – Прости меня.
– За что?
– За то, что я такой идиот.
– Мы оба наломали дров, – сказала Марьяна и обняла его. – Давай попробуем справиться с этим.
Ян готов был заплакать от торжественности момента, но тут на кухню вбежали девочки. Они, как всегда, о чем-то спорили, напропалую обвиняли друг друга и вообще подняли ужасный визг, и Ян вдруг почувствовал острый укол счастья – как хорошо, что он дома, как хорошо, что у него есть Мара, и девочки, и он все еще может спастись.
– Я все исправлю, – сказал он. – Вот увидишь.
Мара кивнула и отправилась варить кофе.
Ян смотрел ей вслед и думал: вот же я идиот, идиот, идиот, ведь я был бы без нее совершенно несчастен.
На кафедре Яну все еще было не по себе.
Вечером его пригласили на собрание, и он чувствовал себя Иудой, вызванным на ковер. Он ждал, что его будут судить, разбирать мотивы, причины и следствия, но его лишь спросили – это был профессор Бенэт, который, кажется, уже и так все знал: