Паук, так же, как и Стервятник, понимал, что судьба свела их между собой один-единственный раз; ни тот, ни другой не упустили редкой возможности взять даром то, за что обычно приходится дорого платить. Неприкасаемый рассчитывал с помощью Превращений и магии добиться превосходства над враждебными кланами. В свою очередь, Люгер стремился узнать как можно больше о будущем противнике и о том, что ожидает его в непосредственной близости от Кзарна.
Наконец разговор коснулся главного — Небесного Дракона и заодно аббата, который прежде демонстрировал удивительную осведомленность в вещах, знать о которых мало кому дано. Когда Слот прямо спросил, показывая на Кравиуса, мог ли этот человек побывать в Долине Дракона, Неприкасаемый встал и предложил прогуляться к морю.
Стервятник находился не в том положении, чтобы возражать, и они отправились на берег — два понимающих друг друга с полуслова интригана с совершенно различными судьбами: Люгер скитался по миру, подгоняемый необходимостью, страхом и неутоленной страстью к женщине, а Паук был пожизненным пленником пустыни, прикованным к месту самой своей сущностью. Паутина Кзарна не отпускала его.
Наступил вечер. Зеленое свечение озарило небо к востоку от поселения. Ветер стих, и неподвижный воздух наполнился множеством запахов и звуков. Облачная пелена висела над морем, которое было зловещим и таинственным, будто заколдованный зверь, спящий миллионы лет. Оно казалось мертвым, однако никто не знал, что происходит в вечном безмолвии его глубин…
Задолго до того, как опустились сумерки, варвары вытащили плоты на берег. Промелькнули силуэты всадников, удалявшихся в северном направлении… Люгер хорошо понимал, почему Неприкасаемый привел его сюда — здесь, на голом пляже, их не могли услышать чужие уши.
— Ты опасаешься нападения с моря? — спросил Стервятник, который по едва заметным признакам догадывался, что Паук ждет чего-то. И это ожидание вселяло тревогу.
— Такого никогда не случалось, — хмуро сказал Неприкасаемый. — И никто не достигал другого берега…
Варвары не строили лодок и кораблей. По-видимому, в них не было необходимости — южное море всегда оставалось спокойным, и плоты являлись вполне безопасным средством передвижения.
Люгер зачерпнул воды и попробовал ее на вкус — она оказалась чрезвычайно соленой. Надо было постараться, чтобы утонуть в этом море. Слот вспомнил дела давно минувших дней, когда нелегкая занесла его на северо-восток Гарбии: после боя контрабандистов с королевскими моряками мертвецы плавали на поверхности соленого озера Караскус, и только окровавленные клинки медленно шли ко дну…
Поистине, невеселые мысли одолевали его на этом последнем берегу.
Он почти пожалел Неприкасаемого, который не видел и не увидит более приветливых пейзажей.
— Ты должен убить одноглазого человека, когда войдешь в Долину Дракона, — сказал вдруг Паук, внимательно вглядываясь в подступавшую к ним темноту.
— Зачем? — спросил Люгер, хотя и сам собирался избавиться от Кравиуса при первом же удобном случае.
— Тот, кого ты привел с севера, одержим Дзургом. Когда-то одноглазый побывал в Кзарне. Внутри него — другое существо, демон со звезд. Дзурга нельзя уничтожить, поэтому его спрятали в тело человека…
— Откуда ты знаешь о звездных демонах? — перебил Стервятник. Ясно было одно: Кравиус дорого заплатил за покушение на вечную нечеловеческую тайну.
— Я — Неприкасаемый, — высокомерно сказал Паук, как будто это объясняло все. — Ты должен разрушить тело Дзурга первым, иначе он возьмет и тебя. Остальное сделает Дракон.
— Мы оба шли к Дракону, и до сих пор одноглазый человек помогал мне.
— Ему нужна Звезда Ада… Ты несешь Звезду — для него ничего не может быть лучше. Когда вы придете в долину, один из вас станет лишним…
Дзург — страшное зло. Когда-то у него не было тела. Была тень, которая брала людей по ночам. Ему нужна Звезда, чтобы оживить Дракона. Тогда его ничего не остановит. Он уничтожит тебя, меня, землю и море… Я видел конец мира в снах, которые посылает Кзарн.
В этот момент какое-то покалывание в спине заставило Люгера обернуться и посмотреть в открытое море — туда, где никого не могло быть. Тем не менее он увидел размытое искрящееся облако, которое висело над свинцовой водой и почти сливалось с поверхностью.
Волосы зашевелились на голове у Стервятника: облако постепенно приобретало очертания огромной человеческой фигуры, и спустя какое-то время он узнал в этой фигуре аббата…
В отличие от Люгера, Неприкасаемый не был поглощен видением и смотрел на чужеземца с нескрываемым презрением.
— Тебя пугают призраки, человек с севера? — спросил он с кривой усмешкой. — А ведь это самая безобидная из здешних теней. Ее посылает Неприкасаемый Пепла. Там, — он показал рукой в сторону зеленой зари над Кзарном, — происходит кое-что и похуже.
Люгер отвернулся, но его не покидало ощущение смутной угрозы, исходившей от «безобидной» тени. Незаметно подкрадывалось оцепенение. Казалось, облако медленно высасывает волю и жизненную силу. Оно было кошмаром, просочившимся в явь, и потому изматывало, как бессонница…
— Имей в виду: Дзург должен быть лишен человеческого тела внутри Дракона, — продолжал Неприкасаемый. — Иначе существо освободится и снова начнет блуждать по миру. Ты станешь первым, кого оно выпотрошит. Но даже если повезет, ты сумеешь уничтожить всего лишь оболочку. Тебя может спасти только талисман, оживляющий Дракона…
Теперь Стервятник испытывал одну лишь безнадежность. Он осознал, насколько жалко выглядели попытки разобраться в этих хитросплетениях колдовства, чужих тайн, интриг и наваждений. Не исключено, что гермафродит попросту обманывал его с неясной целью.
— Здесь твоя женщина неопасна, но там, куда ты пойдешь, у змеи снова появится яд, — предупредил Паук, резко меняя тему, и Люгер подумал о том, что сказала бы графиня Норгус, если бы услышала, как варвар отозвался о ней. — Можешь оставить ее у нас. Пусть рожает здоровых детей от мужчин моего племени. Даю слово, у нее не будет времени ни на что другое!
— Вряд ли она захочет остаться, — осторожно заметил Стервятник, прекрасно осознавая, что на месте графини решился бы на любой отчаянный шаг.
— Если она мешает, скажи мне, — небрежно предложил гермафродит. — Я сделаю так, что она забудет обо всем…
— Я подумаю об этом, — пообещал Люгер, которому такой способ устранения Арголиды и в самом деле показался не худшим. Ни крови, ни лишних усилий — и все довольны. Все, кроме графини Норгус.
Глава сорок третьяМагические зеркала
Когда они возвращались в поселение, среди хижин которого пылало созвездие костров, долгий, жутковатый и непередаваемо тоскливый звук донесся со стороны вымершего города. Прежде Стервятнику не доводилось слышать ничего подобного: то ли душераздирающий скрежет металла, то ли искаженное расстоянием и невероятно громкое человеческое рыдание, от которого мороз пробегал по коже и сжималось все внутри. По-видимому, варвары слышали этот звук не в первый раз и уже не обращали на него внимания. Люгер повернулся к Пауку с немым вопросом, на что Неприкасаемый ответил только идиотской улыбкой, обнажившей изуродованные десны.
Приближаясь к хижине, в которой остались графиня и аббат, Люгер увидел на ее крыше того, кто мешал ему спать. Это была не птица, а чрезвычайно тощее существо ростом примерно с пятилетнего ребенка — настоящий скелет, обтянутый кожей, и, вероятно, такое же легкое. Его огромные совиные глаза сверкали в темноте, как две золотые монеты. Существо сидело по-птичьему, обхватив себя огромными кистями конечностей, действительно похожих на ощипанные крылья. Длинные ногти (или когти?) были хищно изогнуты.
— Пойдем ко мне, — потребовал неутомимый Паук. — Надо выбрать дорогу к долине…
Хижина Неприкасаемого стояла отдельно от других, хотя и была прикрыта с севера цепью подобных уродливых построек. Снаружи она была увешена варварскими фетишами вроде лошадиных черепов, высохших пауков и собачьих костей. Хватало также ловушек снов и разнообразных магических символов. Поверх ржавчины и следов копоти на металлических листах имелись рисунки и надписи, сделанные кровью, — и Стервятник прикинул, что крови понадобилось немало. Все эти «украшения», страдавшие явным излишеством, производили более чем отталкивающее впечатление. Кроме того, вокруг хижины витал едва уловимый дурманящий запах.
Перед входом Слот приостановился и огляделся по сторонам. Он чувствовал, что не одна пара глаз наблюдает за ним из темноты. Недобрые, тяжелые, опасные взгляды… Для варваров войти в жилище Неприкасаемого было делом противоестественным, если только этого не требовал какой-нибудь мрачный обряд.
Внутри хижина Паука оказалась ничуть не привлекательнее, чем снаружи. Расставленные в углах человеческие чучела Люгер принял вначале за неподвижных молчаливых стражей. На голом земляном полу лежал металлический круг, на котором осталась кучка пепла. Рядом находилось что-то вроде очага, выложенного из необработанных камней. Лошадиные и крысиные хвосты свисали с темного потолка. От запаха дурмана, который в замкнутом пространстве был очень сильным, у Люгера закружилась голова; временами накатывала тошнота, и все последующее он видел будто сквозь мутное стекло.
С лица Неприкасаемого не сходила дьявольская усмешка.
Он завесил вход в хижину куском ткани и разжег очаг. От пучка высушенной травы занялись и куски расщепленного дерева. Люгер узнал в них обломки резных картинных рам прекрасной работы… Вскоре огонь разгорелся, и дым повалил наружу через круглое отверстие в крыше; в хижине сделалось светлее, но едва ли уютнее.
Гермафродит достал из окованного металлом сундука два предмета, которые сильнее всего напоминали Люгеру толстые четырехугольные зеркала и наверняка были найдены в мертвом городе. Но когда Слот бросил взгляд на их серые, словно покрытые мельчай