Наконец светило стало клониться к закату. И на горизонте появился огромный холм – могила древнего витязя.
Глава 21
Уже вечерело, когда Иван остановился у подножия кургана. До чего же он огромен! Трудно поверить, что такую гору насыпали обыкновенные люди. Кажется, это работа древних великанов, о которых рассказывается в преданиях.
Кто здесь похоронен? Могучий богатырь, наводивший страх на грозных царей и королей, победитель колдунов и драконов, гроза разбойников. Некогда его имя гремело по всему свету. Повсюду его славили гусляры, перебирая тонкими перстами послушные струны. А ныне оно забыто.
Давно уже никто не совершает плачевную тризну на вершине кургана. Не шипят, запенясь, круговые ковши. Не падает с перерезанным горлом жертвенный бык, орошая траву черной кровью. Не никнут седыми головами старые воины, захмелевшие от вина. Все в прошлом.
Царевич хотел обойти курган, но не смог, так он был велик. Тогда юноша лег в укромном месте, чтобы никто с дороги не увидел, накрылся кафтаном и заснул.
Проснулся он от вечерней прохлады. Солнце зашло. На горизонте за полями еще тлел остаток зари, даже не остаток, а просто небо там было размытее, невещественней. Бледные звезды зажигались в вышине. Дорога опустела.
«Теперь не спать!» – решил Иван. Надел сапоги и кафтан. Сел и стал ждать полуночи. С середины неба выглянул месяц и облистал всю землю серебряным светом. Было прохладно-душно. Пахло травами и цветами. Божественная ночь! Очаровательная ночь!
Иван боролся со сном. Смотрел то на луну, то на дорогу. Чу! В дальнем селе ударил колокол – полночь. Закричала сова. Царевич вскочил и стал быстро подниматься на вершину кургана.
Там, как и говорил настоятель Симеон, лежал большой камень с кольцом. Юноша расставил ноги, нагнулся, схватился за кольцо, поднатужился и потянул. Камень не поддавался.
Внезапно тучи скрыли месяц. Погасли звезды. Стало темно. Что-то с топотом побежало в поле с задушенным однообразным криком: «О!.. О!.. О!..» – все дальше и глуше.
«Только не пугаться!» – подумал Иван. Он половчее взялся за кольцо и снова потянул.
Рядом кто-то хихикнул. Кто-то жалобно простонал: «О-о… О-о…» Кто-то крикнул перепелиным победным голосом: «Подь сюды! Подь сюды!»
Царевич стукнул зубами и помертвел. «Только не пугаться!» – билась в голове единственная мысль. И он снова схватился за кольцо.
И тут возник некто за его плечом, и задышал ему холодом в затылок, и глухо зашептал: «Иван… Иван…» Воздух загудел в ушах.
«Господи, помилуй! Господи, помилуй!» – думал юноша, чувствуя, как пытаются схватить его сзади холодными пальцами. И в третий раз потянул кольцо.
Камень подался. Из кургана ударил ослепительный луч света. Царевич вскрикнул и отскочил. Под его ногами курган стал расходиться, расседаться, раскрываться, как раскрывается туго набитый мешок, если сорвать с него завязку.
Из сияющего нутра холма выпрыгнул богатырский жеребец – белый, как снег. Что за чудо! Вьется золотая грива в землю. Струится золотой хвост, завитый в мелкие кольца. Алмазные копыта обиты крупным жемчугом. А какое седло! Какой чепрак! Какая сбруя!
Выпустив коня, курган тотчас захлопнулся. Выглянула луна. Опять стало светло и безмятежно.
Юноша и жеребец стояли на вершине холма и глядели друг на друга. Конь склонил голову.
– Приветствую тебя, новый хозяин. Я – Эльдингар, верный слуга великого богатыря Осмо. Тысячу лет я ждал, когда придет смелый витязь и освободит меня из могильного плена. Отныне я твой слуга.
– А я – Иван, сын славного царя Додона Гвидоновича.
– Ты храбрый богатырь! И, наверное, совершил уже немало доблестных подвигов.
– Что ты, Эльдингар! Я еще не совершил ничего замечательного. Мне только восемнадцать лет.
– Ничего, добрый молодец, мой прежний хозяин начинал в такие же годы. И какой славы он достиг! Что, имя бесстрашного Осмо по-прежнему потрясает вселенную?
– Прости, но оно забыто. Прошло много веков, и никто уже не помнит витязя Осмо.
– Значит, и меня забыли, – понурился конь.
Потом тряхнул гривой.
– Ничего, Иван! Мы все начнем сначала. И наши имена потрясут вселенную. Садись на меня.
С замиранием сердца царевич поставил ногу в золотое стремя.
– Куда путь держим? – спросил Эльдингар.
– В село Сорочинцы, к тетушке Трындычихе.
– Это совсем близко.
Конь прыгнул с вершины кургана в небо и поскакал по нему, как по земле. Раз скакнул, другой. Мелькнули под копытами поля и луга. И Эльдингар опустился прямо на двор тетки атамана Кудеяра. Несмотря на поздний час, в ее доме горел свет.
– Вот это да! Ты летишь как птица! – восхитился юноша и спешился.
– Ерунда! – жеребец был польщен. – Я могу и море перелететь, и до луны допрыгнуть. Для меня это пустячное дело.
Собака Трындычихи, чуть не умершая от разрыва сердца при виде коня, спустившегося с небес, опомнилась и залаяла, впрочем благоразумно не приближаясь.
– Иван, я буду молчать. И ты никому не рассказывай, что я говорящий, – попросил Эльдингар.
Царевич едва успел кивнуть, как распахнулась дверь хаты и на пороге появилась Трындычиха – женщина немолодая, маленькая, кругленькая, но весьма бойкая и смелая. В руках она держала ухват – несомненное подтверждение самых решительных намерений.
– Это кто тут по ночам шастает, добрым людям спать не дает?
– Здравствуй, тетушка! Я Иван – друг твоего племянника Кудеяра.
– Ой, соколик! – Трындычиха бросила грозное оружие и кинулась на шею царевичу. – Родной мой! Как я рада, что ты приехал. Только как ты на двор попал? Ворота ведь заперты.
Наблюдающий со стороны решил бы, это любящая бабушка встречает блудного внука, вернувшегося из дальних странствий. Юноша даже растерялся от такой бурной встречи.
– Да я… Просто перепрыгнул на коне через забор.
Но старушка уже не слушала, а с радостным криком: «Дивитесь, хлопцы, кто приехал!» – вела в хату.
В чистой горнице за столом при свечах сидели Демьян, Кудеяр и незнакомый парень лет двадцати. На столе стоял штоф горилки. С ним соседствовали скромные закуски: яичница, сало и лук. Судя по всему, здесь велась оживленная беседа, подогреваемая содержимым штофа.
Поэт и атаман кинулись к Ивану. Можно было подумать, они не виделись по крайней мере лет десять.
– Товарищ милый, но лукавый! – Демьян пустил пьяную слезу.
– Ваня, живой! А где мой конь? – кричал Кудеяр и хлопал друга по плечу.
– Пал смертью храбрых. Оставь себе моего. У меня теперь новый. На дворе он. Тетушка, ты отвела бы коня в сарай да задала корму, – обернулся юноша к Трындычихе.
– Бегу, милок! – старушка проворно выскочила за дверь. За ней вышел атаман.
Поэт заплетающимся языком представил царевичу незнакомца:
– Глянь, добрый мой приятель, какого важного мудреца мы нашли тебе! Подойди, Грицко.
Парень встал из-за стола, не слишком уверенной походкой подошел к Ивану и поклонился.
– Студент философского факультета славной егупецкой Замогильной академии Григорий Скородум. Но можешь звать меня просто Грицко.
Юный путешественник и не знал этих слов: студент, философия, факультет, академия. Но одно их звучание заключало в себе такую великую таинственную ученость, что даже простой черкасский парубок, босой, заросший щетиной, стриженный под горшок, в штанах и рубахе из домотканого полотна, немедленно озарялся светом истинной мудрости.
Царевич кивнул философу и сел на лавку. Он устал. Глаза слипались.
Глава 22
Иван спал богатырским сном. И проснулся, когда было совсем светло. Впрочем, он ничего не пропустил. Его друзья тоже только проснулись. А приблудный философ еще храпел.
Тетка Трындычиха накормила гостей завтраком, за которым царевич вкратце поведал поэту и атаману о посещении скита Семи Симеонов и об обретении коня Эльдингара. О спасении кошки Тусильды юноша умолчал.
Гибель клячи не огорчила Кудеяра. Он только подивился, как волк не побрезговал съесть ее.
– Она же, кажись, совсем несъедобная была. Как он зубы не обломал?
Тут на лавке заворочался студент. Сел, потянулся, позевал, почесался и присоединился к завтракающим. Он потребовал было горилки, но старушка сунула ему под нос кукиш. Парень вздохнул и стал сосредоточенно жевать хлеб.
Потом путешественники и Грицко сидели возле хаты, грелись на солнышке и беседовали. Иван, надеясь услышать что-то необыкновенно умное и ученое, начал расспросы:
– Скажи, студент, что такое философия?
– Философия – это наука о познании мира через мудрость. Философ изучает писания древних и современных мыслителей и через них познает вселенную. Тому, кто постигает мудрость, открываются все тайны мироздания.
– И тайны Бога и веры?
– А как же.
– И ты уже постиг эти тайны?
Грицко был настроен шутливо. Хорошая погода и набитый живот не располагали к заумной беседе. Он хлопнул собеседника по плечу и засмеялся.
– Да, студенты – такие люди, они все знают. Если перший курс продержался, то потом можешь уже не ходить на занятия. Сиди себе в шинке, пей горилку и кури трубку. А как настанет сессия, так скажись больным или приди до пана профессора, пусти слезу и набреши, что у тебя бабуся хворала, а ты за ней ухаживал. Если собачий сын не поверит и принудит сдавать экзамены, то и тут не вешай носа. Иди на экзамен и твердо верь в помощь шпаргалок и подсказок.
В речи философа было много неясных слов, но царевич понял – с ним шутят. И улыбнулся в ответ:
– Сдается мне, горилка и трубка – плохие учителя. Как они научат о Боге и вере?
– Да, они негодные учителя. Но есть матушка virga – розга, пречудная наставница и предобрая помощница. Она научит чему угодно. С ее помощью самые ленивые лежебоки достигли вершин премудрости. Твой покорный слуга, нежно опекаемый розгами, познал философию, теологию и латинскую мову. Знаешь ли ты, Иван, меднозвучную латынь?
Царевич не знал.
– Эх ты, темнота! Как же ты будешь размовлять с мудрецами о вере? Мудрецы говорят только по-латински или по-эллински. Никто из них не будет размовлять с тобой нашей мужицкой мовой.