Иван понял, гостинщик выклянчивает деньги, и достал из кармана неразменный рубль. Диво дивное! Русский рубль превратился в ляшский талер.
Увидев серебряную монету, Юзеф кинулся на кухню и приказал немедленно греть воду для молодого пана. А царевич пошел в комнату и достал из дорожной сумы лучшую одежду, сберегаемую для особых случаев: бархатный мелкотравчатый кафтан, шелковую красную рубаху, пестрый кушак, новые штаны и шапку.
Вскоре юноша мылся на кухне в большом деревянном корыте, в котором обыкновенно стирали одежду. Гостинщик выгнал всех слуг, но предложил позвать свою дочь, мол, она поможет благородному юнаку помыться.
Иван смутился, покраснел и отказался от такой помощи. Тогда Юзеф встал на стражу у двери кухни, чтобы никто не мешал вельможному пану.
Царевич сидел в глубоком корыте и дивился иноземным обычаям. Надо же! Люди не моются. А в сказочном царстве говорили, что только медведь живет, не умывшись.
Сразу вспомнилась отцовская баня, милый дом, родители. Вспомнилось, как матушка мыла маленького Ванюшу и приговаривала: «С гуся вода, а с Ванечки худоба».
Даже слеза навернулась. А может, это мыло в глаз попало?
Глава 32
Утром прибыл посланник от короля и объявил, что Тараса Храповицкого ждут во дворце.
– Господи, помилуй! Господи, благослови! Господи, помоги! – задрожал бывший гетман и заметался по гостинице. – Где моя шапка? Да не эта, а новая, белая! Где нагайка?
И вот он уже нарядно одет и едет во главе пышной свиты. Рядом с ним Иван-царевич. За ними молодые казаки везут бунчук и прапоры. За ними тащатся семь крытых повозок с подарками.
Любопытные горожане вышли на улицы поглядеть на черкасское посольство. Что за чудо-подарок пан везет королю? А что за пригожий хлопец едет рядом с ним? Не сын ли?
Королевский дворец не удивлял внешней красотой – высокое кирпичное здание с черепичной крышей и часовой башней. Зато поражал размерами – целый город из разнообразных построек с большими и маленькими внутренними дворами.
У ворот дворца стояли стражники-жолнеры – румяные усачи с алебардами и мушкетами. Они были одеты на немецкий манер – пестрые чулки, короткие камзолы и береты с пышными перьями.
В главном внутреннем дворе Храповицкого ждал королевский распорядитель с золотой булавой. По белоснежной мраморной лестнице он повел пана со свитой во дворец.
Иван как начал всему удивляться, так и не переставал. Терему царя Додона и хоромам царя Алмаза было ой как далеко до дворца короля Зыгмунта. Все строение каменное. Полы и те каменные, скользкие, застланные коврами и кошмами. На стенах портреты и картины, зеркала и трофейное оружие. А сколько статуй! А какие переходы! Какие комнаты! Какие залы!
В тронную залу распорядитель впустил только Храповицкого и царевича. Остальным велел дожидаться за дверями.
И вот юноша наконец-то увидел ляшского самодержца. На невысоком помосте, обитом красным бархатом, стоял трон. На нем, положив ногу на ногу, сидел государь – мужчина возраста Додона, худой, коротко стриженный, с маленькой холеной бородкой и огромными пышными усами.
По обеим сторонам от престола стояли столики с клетками с искусственными золотыми птицами, похожими на соловьев. Рядом с клетками стояли два молодых шляхтича. Они держали символы королевской власти – скипетр и державу. Больше в зале никого не было.
Распорядитель возгласил:
– Божьей милостью Зыгмунт, король ляшский, великий князь жмудский, русский и чухонский, великий гетман черкасский.
Самодержец протянул жилистую руку. Храповицкий, припав на одно колено, поцеловал ее. Его примеру последовал Иван.
– Живи вечно, великий государь! – заговорил пан. – И прими дары от меня, твоего недостойного раба и послушника.
– Что ты привез мне, мужественный старик? – спросил король. Говорил он высоким голосом и немного в нос.
– Сорок тысяч талеров.
– А Халявский привез пятьдесят.
– Знаю, владыка! Но я также привез тебе пищалей, пистолей, сабель, седел, чепраков, стремян и уздечек на десять тысяч талеров.
– И Халявский привез мне седла и уздечки.
– Но я привез тебе заморскую диковинку.
– И Халявский привез.
– Моя диковинка лучше. Зачем тебе вторая золотая птица? Она не совьет гнезда с первой и не выведет золотых птенцов. Потом рано или поздно тебе надоест однообразное щебетание. А мой подарунок никогда не надоест.
Зыгмунт радостно потер руки.
– Ого! Показывай скорее свой подарок.
– Дозволь моим людям внести его.
– Давай! – король нетерпеливо махнул рукой.
Распорядитель открыл двери залы, и два парубка внесли нечто покрытое тканью.
– Прикажи, государь, принести столик, – попросил Храповицкий.
По знаку распорядителя вбежали два слуги и поставили перед троном изящный столик. Парубки водрузили на него нечто, поклонились и, пятясь, вышли.
Бывший гетман выступил вперед.
– Я знаю, великий король, как ты любишь шахматную игру. Исключительно для тебя я купил у заморских купцов непостижимое чудо. Это не седла и не уздечки. Это сурпрыз!
Тарас сдернул ткань, и взору восхищенного короля предстала удивительная машина.
– Каракури – опоньский игровой автомат! – объявил пан.
Все увидели широкий вытянутый ящик, на котором была выложена из дорогих пород дерева игральная доска. На ней стояли шахматы из слоновьей кости. Одна сторона доски предназначалась для игрока. Другую занимал автомат – искусно сделанное из золота подобие человеческой руки.
Зыгмунт охнул и заходил вокруг столика, быстро потирая руки.
– Скорее покажи, как работает эта машина!
Храповицкий достал из кармана ключ, завел автомат и сделал первый ход белыми – передвинул королевскую пешку с клетки e2 на клетку e4. Машина зашуршала шестеренками, рука вытянулась, взяла черную пешку и тоже сделала ход.
– Браво! – король захлопал в ладоши. – Браво! Откуда у тебя такое чудо?
– Я купил этот автомат для твоей милости у сарацинских купцов. А они привезли его из далекой страны Катай, куда он попал из еще более далекого Опоньского царства, что стоит на море-окияне.
– Браво! А ты не знаешь, как машина видит, не имея глаз?
– Купцы сказали, каждая клеточка доски крепится на особую пружинку. Это позволяет автомату чувствовать передвижение шахмат по клеткам. И это заменяет ему очи.
– Браво! Я многажды слышал, что жители Опоньского царства – непревзойденные и искуснейшие мастера и затейники. Рад, что самолично смог в этом убедиться. И сколько ты отдал за такое чудо?
Пан что-то шепнул на ухо Зыгмунту.
– Лжешь! Не может машина столько стоить. Наверное, ты заплатил в три-четыре раза меньше, – засмеялся король.
– Не брешу, государь! Мамой клянусь, столько заплатил.
– Добже. Я доволен твоими подарками и милостиво принимаю их.
– Могу ли я надеяться, великий король, что твоя ясновельможная милость почтит меня должностью гетмана?
Зыгмунт погрозил Храповицкому пальцем, как расшалившемуся ребенку.
– Я подумаю. Но, конечно, твоя машина гораздо лепше второй искусственной птицы.
И, обернувшись к Ивану, спросил:
– Что угодно тебе, славный юноша?
Царевич поклонился и подал письмо:
– Послание твоему королевскому величеству от Алмаза Мельхиоровича, царя и великого князь Великих, Малых и Белых Куличек.
– От Алмаза? – изумился Зыгмунт. – Как странно. Мы с ним враги. Он ко мне даже послов не шлет, а тут целая эпистола.
Король принял послание, сел на трон, сломал печать красного сургуча и погрузился в чтение. Его глаза бегали по строчкам, а брови поднимались все выше и выше.
Прочитав письмо, Зыгмунт встал, подошел к Ивану и обнял.
– Для чего сразу не приказал доложить, что ты царский сын? Я много наслышан о твоем славном родителе Додоне Гвидоновиче и о твоей стране. Знаю, что она расположена бардзо далеко. И рад, что ты в поисках истинной веры благополучно добрался до моей державы.
Бывший гетман и царедворцы замерли в благоговейном ужасе. Кто бы мог подумать! Этот скромный паренек – сын самодержавного государя!
– Где ты остановился? – спросил король.
– С паном Храповицким в гостинице «Лев и кастрюля».
– Неподходящее место для сына великого царя Додона. Будешь жить в моем палаце. Гей, слуги! Немедленно отправляйтесь в гостиницу и перевезите сюда вещи нашего ясновельможного гостя.
– Я не один. Со мной два товарища.
– Добже. И твои товарищи будут жить здесь. Палац большой, всем места хватит.
Зыгмунт милостиво кивнул бывшему гетману, давая понять, что прием окончен, взял Ивана за локоть и повел во внутренние покои.
Глава 33
Ивану, Демьяну и Кудеяру отвели в королевском дворце по комнате. Каждому дали по слуге, а царевичу сразу трех – холопа для умывания, холопа для одевания и оруженосца. Все это было непривычно.
Непривычны были и блюда за королевским обедом. Потчевали все больше птицей: куропатками, перепелами и цесарками. Птички махонькие, как такими наешься? Подавали диковинный заморский плод – земляное яблоко – картофель или, по-ляшски, земняк. Вина были хороши, но юноша к ним не притронулся.
После обеда Зыгмунт пригласил Ивана погулять в королевском саду. И сад был непривычен. Деревья, кусты и трава вычурно подстрижены. Тени нет, но зато все причудливо, красиво и необычно.
Заложив руки за спину, Зыгмунт вышагивал по дорожкам, посыпанным желтым песком, и расспрашивал царевича о родителях, о сказочной стране, о торговле, о доходах и расходах. Иногда король останавливался, показывал на какой-нибудь стриженый куст и объяснял: «Это роза», «Это жасмин» или «Это шиповник».
Понемногу юноша осмелел и сам начал задавать вопросы. Спросил о королевской дочери, почему ее не было на обеде.
Зыгмунт тяжело вздохнул.
– Видишь, принц, мой единственный ребенок – моя дочь Ванда – тяжело больна. Ей восемнадцать лет. Но она от самого своего рождения ни слова не сказала. Она все понимает, но не говорит, объясняется знаками. Поэтому я ее не показываю людям. Она писаная красавица, умница, любит читать и перечитала все мои книги, но не говорит. Для меня это большое горе.