Служба была скромнее папиманской. Свечей не жгли. Не кадили. Пели не особо обученные певчие, а сами прихожане по маленьким книжечкам. Старались перекричать друг друга. А главным украшением богослужения была длинная проповедь, произнесенная Лютым.
Сразу после завершения службы Мартын подсел к юноше.
– Как тебе? Разочарован? Да, это не папская пышность. Это первозданная простота и чистота веры. Так молились апостолы и их последователи.
– Нет, я не разочарован. Наоборот, мне твоя вера нравится больше ляшской. Только, не взыщи, я все-таки поеду дальше, посещу Ром, погляжу на папу.
– Езжай, брат, езжай! Тебе будет полезно и поучительно поглядеть на подвижническое житие святого отца. Я сам, когда был молод, путешествовал в Ром. До сих пор испытываю тошноту от одного воспоминания о той поездке. Так что, уверен, когда ты поглядишь на папу, тотчас вернешься ко мне. У меня не так богато и красиво, зато честнее.
– А как же мне доехать до Рома?
– Проще простого. Все дороги ведут в Ром. Из Хагата ты поедешь сначала по немецким землям, проедешь Лаузиц, Кельш, баварское королевство. Потом – Рецию. Там живет мой бывший друг Жанка Львин, мы поссорились из-за предопределения. Проезжаешь Рецию и сразу попадаешь в италийскую землю.
Глава 43
Когда друзья выезжали из ворот Хагата, Демьян сокрушался:
– Город мы не посмотрели, пива не попили, толком не отдохнули и опять в дорогу. Долго ль мне гулять на свете?
– Не ропщи, – смеялся Иван. – Нас ждут лучшие города. Еще насмотришься и нагуляешься. Скоро лето кончится, дожди пойдут, начнется бездорожье. А мы так и не доехали до Рома.
Путешественники второй день ехали по графству Лаузиц. Сенокос уже завершался, а жатва только начиналась. Всюду в полях и на лугах работали поселяне. Их открытые лица, русые волосы и льняная одежда напомнили юноше родину. Да и речь с полей доносилась похожая на русскую.
На краю поля в тени телеги с задранными оглоблями обедала большая крестьянская семья – старик-отец с сыновьями, их женами и детьми. Когда царевич и поэт проезжали мимо, старик помахал рукой.
– Гей, панове, отдохните! Пообедайте с нами.
Юноша и стихотворец удивились, но спешились и сели рядом с поселянами. Иван спросил:
– Чем обязаны вашему гостеприимству, люди добрые?
– Лица у вас наши, не немецкие. И одеты вы не по-немецки. Из ляшского королевства будете?
– Нет, старче, мы из дальних стран, что лежат за ляшской землей.
– Про такие страны мы и не слыхивали, – улыбнулся крестьянин. – Но раз вы к нам издалеча приехали, то вот вам самые большие ложки.
И поселянин подал путникам две деревянные ложки. Увидев их, царевич чуть не расплакался. Как дома у батюшки! А кулеш, сваренный на костре! Что может быть вкуснее?
– Куда путь держите, панове? – спросил старик.
– Да куда глаза глядят. Сейчас в Кельш, а оттуда в баварское королевство.
– Будьте осторожны, путники! Разбойников у нас, слава Богу, нет. Но по дороге, у деревни Черный Холмец вы наедете на жилище чернокнижника Рауха. Проезжайте мимо, не останавливайтесь. Сохрани вас Бог заезжать к нему. А если будете проезжать через Шварцвальд – Черный лес, берегитесь великана Михеля. Эти лиходеи страшнее самых лютых разбойников.
– Ну, с разбойниками нам уже доводилось справляться. Мы их не испугаемся. И с лиходеями справимся. – Юноша приосанился. – А кто вы будете, люди добрые? Вы похожи на жителей моей родины.
– Мы щолуги, братья ляхов. Когда-то у нас было свое княжество, но немцы захватили его. И вот уже много веков мы живем под немецким игом.
– А какая у вас вера?
– Прежде была папская. Но учитель Мартын Лютый исправил ее. Наши старейшины ходили к нему и просили перевести Библию на щолужское наречие, ведь прежде он перевел писание на немецкий язык. Но Мартын ответил им: «Зачем этот напрасный труд – перевод Библии на щолужский язык? Через сто лет ваши потомки будут говорить по-немецки». Так что вера у нас, можно сказать, немецкая.
– И других вер вы не знаете?
– Мы, пан, дальше своей околицы не ездим. И что в мире творится, того не знаем. Нам и нашей веры достаточно.
– Хотел бы я поселиться в вашей стране. Вот жизнь! Ни забот, ни хлопот. И никаких поисков веры, все уже найдено.
– Не завидуй нам, пан. Мы холопы. Мы не сами по себе живем, а под немцами. Ты знаешь, что такое барщина? Знаешь, как порют на конюшне? Знаешь, как унизительно господское право первой брачной ночи?
– Что же вы не восстаете против хозяев?
Вся семья крестьянина разразилась дружным смехом.
– У нас, пан, косы, грабли да цепы. А у немцев пушки, ружья и сабли. Они нас перебьют в два счета, – засмеялся старик. – Куда нам против хозяев бунтовать?
– Да, – вздохнул Иван. – Вы такие же покорные люди, как и черкасы. Много лет они терпеливо платят позорную дань сарацинскому царю, и никто не возмущается.
Посидели еще, поговорили. На прощание царевич дал крестьянину неразменный рубль, который в немецкой земле чудесно обращался в здешнюю марку. Старик хотел поклониться, но юноша упредил его и обнял.
На третий день в обеденную пору путешественники проехали деревню Черный Холмец и въехали в небольшой лес.
– Ну, теперь надо держать ухо востро, чтобы не попасться чернокнижнику! – предупредил Иван.
Между тем погода начала быстро портиться. Набежали тучи и скрыли солнце. Стало темно как ночью. Подул сильнейший ветер. Деревья зашумели и закачались. Посыпались листья. На дороге поднялась пыль. Вдалеке пророкотал гром. Запахло дождем.
– Как дымкой даль полей закрыв на полчаса, прошел внезапный дождь косыми полосами, – Демьян попытался перекричать шум деревьев.
– Нам внезапный дождь совсем не нужен. Тем более, собирается не дождь, а буря, – крикнул в ответ царевич.
И растерялся. Как быть? Возвращаться в деревню, пережидать непогоду в лесу или выезжать в поле?
Не бойся сказки, бойся лжи.
А сказка, сказка не обманет.
Вспыхнула ослепительная молния и белым светом озарила лес и дорогу. По ней навстречу путникам неспешно ехал всадник – мужчина на вороном коне. Ветер дул в спину всаднику и вздымал его плащ двумя черными крылами. Рукой мужчина удерживал на голове остроконечную шляпу с широкими полями.
Подъехав к юноше и стихотворцу, всадник остановился. Это был высокий сутулый старик. Правый глаз его вытек и затянулся. Седую бороду ветер разделял на три длинные пряди.
– Приветствую вас, господа! – хрипло крикнул одноглазый. – Начинается буря. Приглашаю вас к себе на мельницу – это недалеко. Иначе, упаси Бог, может случиться беда.
– Благодарим тебя, добрый человек! Это весьма кстати! – обрадовался царевич.
– Тогда следуйте за мной.
– Кто ты добрый человек?
– Поручик в отставке… – закричал старик. Страшный гром заглушил его последние слова.
За одноглазым Иван и Демьян выехали из леса. Налево до самого горизонта простирались поля. Над ними чернело низкое небо, заволоченное тучами. Направо шумел лес и темнел большой пруд. На его берегу стояла старая водяная мельница, мрачная и угрюмая. Она казалось заброшенной – забор покосился, ворота открыты настежь, двор зарос травой.
– Езжайте за мной, господа! – прокричал старик и для верности поманил рукой.
Царевич и поэт въехали на двор. Тотчас за ними захлопнулись ворота. Блеснула молния, загремел гром, земля задрожала.
И при бледном свете молнии юноша и стихотворец с удивлением, нет, с ужасом увидели, что они не во дворе мельницы, а во дворе замка. Вокруг высокие каменные стены и башни. Двор мощен камнем, заблестевшим под каплями начавшегося дождя.
– Что встали? – обернулся одноглазый. – Вы же промокнете до нитки.
Друзья спешились, взяли под уздцы лошадей и вслед за стариком пошли на конюшню.
– Так как тебя зовут, добрый человек? Я из-за грома не расслышал, – спросил Иван, холодея от предчувствия того, каким будет ответ.
– Поручик в отставке Рихард фон Раух, милостивый государь, – на чистейшем русском языке ответил одноглазый.
Демьян издал что-то вроде стона и пролепетал:
– Я во мраке ночном потаенным врагом на дороге изменой убит.
– Глупости! – сердито сказал старик. – Я никого не убиваю. Вы наслушались мужицких баек.
– Не в обиду твоей милости будет сказано, но крестьяне говорили, чтобы мы к тебе не заезжали. Дескать, ты чернокнижник и лиходей, – прошептал царевич.
– Ах, Иван, Иван! Как тебе не стыдно! Взрослый парень, царский сын. А веришь всякому пустому наговору.
– Откуда ты знаешь мое имя?
– Я все знаю о тебе и о Демьяне. Ну что стоите, разинув рты? Пойдемте, пообедаем и побеседуем.
И темными переходами одноглазый повел юношу и стихотворца в столовую залу.
Глава 44
Жил-был в Иераполе в монастыре Хора инок. Его настоящее имя забылось. А потом он называл себя многими другими именами, и ни одно из них не являлось настоящим. В детстве он ослеп на правый глаз. Но это не помешало ему прочесть все книги, что имелись в городе, и стать весьма образованным. Монах даже ездил в дальние страны, чтобы там почерпнуть книжной премудрости.
И чем образованнее становился чернец, тем больше важничал, исполнялся тщеславия и гордыни. Наконец он задумался о том, что недостаточно ему быть простым иноком. Пора стать игуменом или епископом, а, может, и патриархом.
Другие монахи, не такие образованные, успешно достигали высших церковных степеней. А на чернеца никто не обращал внимания. Нет, конечно, все знали о нем, все восхищались его начитанностью. Но при этом качали головами и говорили: «Да, он образован, но не более того. Быть ученым не значит быть умным».
Сердце инока таяло от злобы, как воск от огня. И лишь в одном монах находил утешение – в рыбалке. Часто, утомив глаз чтением книг, он выходил на берег моря и забрасывал удочку. Или садился в утлый челн и отплывал от берега. Впрочем, чернец трусил, боялся качки и никогда не заплывал далеко в море.