– Что ж, – обратился Иван к Демьяну. – Последуем их примеру! В Ром!
Жарким полднем путешественники достигли окраины какого-то безымянного города. Он был древен и глух, дик, скучен, пылен и всеми забыт. Белые домики, красные крыши, зеленые сады. Церкви и колокольни. Если бы не потные пилигримы, тяжело бредущие по кривым улицам, можно было бы подумать, город умер или заснул.
Глава 51
На окраине Иван и Демьян приметили кабачок – чистенький домик. Поэт мечтательно вздохнул:
– Вот приют любви, он вечно полн прохлады сумрачной и влажной. Хорошо бы остановиться и передохнуть.
– Было бы недурственно, – согласился царевич. – Давай пообедаем.
Словно услышав эти слова, на порог вышел кабатчик. Он был чудовищно толст, пузат и маслянист, с вылупленными, как луковицы, глазами. Закланялся и закричал:
– Синьоры! Господа! Прошу вас!
Путешественники подъехали, спешились и вступили в приятный полумрак кабака. Там было пусто. Только в углу что-то безмолвно жевали сгорбленные черные монашки.
Юноша и стихотворец сели за стол. Толстяк забегал. Запрыгали его дети, чумазые и шумные. Тотчас явились незнаемые заморские яства – нечто белое, длинное, тягучее.
– И хлеба подай! – распорядился Иван.
– Синьор – большой шутник! Это же паста. Спагетти, лазанья, равиоли. Это едят без хлеба, – поклонился кабатчик.
Царевич поморщился. Ему не понравился толстяк. Он разгорячен, потен, резко пахнет, как пахнут запаленные лошади, улыбается одновременно заискивающе и нагло. Но в глубине его выпученных глаз дрожит что-то бесконечно смиренное, услужливое, покорное.
Большой глиняный кувшин с пристуком опустился на стол.
– Что это? – удивился юноша.
– Это нагаль – крепкое виноградное вино, – объяснил кабатчик.
– Вина не надо! Подай холодной воды.
И кувшин исчез, провожаемый грустным взглядом поэта. Впрочем, и без нагаля путники ели с удовольствием.
Неожиданно из полумрака кабака к ним вышел высокий, хорошо одетый мужчина, в плаще, при шпаге, и без приглашения уселся рядом со стихотворцем. В полуденный зной незнакомец был полуночно пьян. Он уставился немигающими бесчувственными глазами на Ивана и, разгладив усы, с расстановкой произнес непослушным одеревеневшим голосом:
– Честь имею представиться – великий поэт Карло Поротый. Возвращаюсь из Рома в родной Милан.
Иван и Демьян перестали жевать.
– Неужели, синьоры, вы никогда не слыхали обо мне? – спросил мужчина. Наверное, он хотел изобразить удивление. Но голос не слушался. Слова прозвучали вяло и бесцветно.
– Прости нас, добрый человек. – Царевич поспешно проглотил кусок пасты. – Но мы чужестранцы. Мы приехали из далекой страны и ничего не слышали о тебе.
– Да… – протянул Карло. – О saeclum insapiens et infacetum! О век бессмысленный и пошлый! Пишешь, пишешь, и никакой тебе gloria mundi, понимаешь, мировой славы.
Помолчали.
– И вы никогда не слышали моих стихов? Даже этих, самых знаменитых?
И, стараясь изобразить одеревеневшим голосом насмешку, Поротый прочел:
Да, да, синьор маркиз, вы – сверхмаркиз,
Краса маркизов, гордость их отродья.
Но падать не заставите вы ниц
Миланца Карло из простонародья.
В уюте и покое вы живете.
Заметно раздобрел животик ваш,
Вы чешете его, когда пожрете.
А у меня кишки играют марш.
Писать, читать – вы просто дубом дуб,
Пустая тыква вместо головы.
Зато как много в вашем доме слуг!
А я, увы, работаю весь день.
И вот такому неучу как вы,
Приветствовать меня при встрече лень.
– Нет, великий поэт, мы никогда не слышали о тебе, – вздохнул юноша.
Снова помолчали.
– Кто вы, славные путешественники? – полюбопытствовал Карло. – Богомольцы? Направляетесь в Ром к святейшему отцу?
– Да, едем в Ром и, коли удастся, хотим повидаться с папой, – ответил Иван.
– Зачем вам нужен этот взбесившийся кусок сала? – вдруг рассмеялся Поротый. Его голос стал более живым. И во взгляде мелькнула мысль.
– Как ты смел в своих суждениях! Как полны их звуки безумством желанья! Не боишься, что тебя услышат? – прошептал Демьян.
– Плевать! – махнул рукой Карло. – Пусть услышат. Я не привык молчать. Если хотите знать, я самому святейшему отцу говорю правду в лицо. И за то он наградил меня золотым венком. Только это не прибавило мне славы, а ему ума. Как был ослом, так ослом и помрет.
– Кажется, ты не любишь папу, – предположил царевич.
– За что любить? – скривился Поротый. – Что вы хотите получить от святейшего отца? Зачем едете в Ром? За божественной мудростью? За ангельскими глаголами? За таинством веры? За образом кротости? Там ничего этого нет. Напрасно едете.
– Мы едем за верой для моего народа, – сухо заметил юноша. Его начал раздражать пьяница.
– За верой… Для народа… – передразнил Карло. – А нужна она, вера, твоему народу? Ты народ о том спросил?
– Что значит «нужна»? – разозлился Иван. – Во всех государствах есть своя вера. Только в державе моего отца, славного царя Додона, нет ничего. Нам от того обида и бесчестие, вселенское поругание. Чем мы хуже других?
– Зачем твоему папаше вера? Чтобы не быть хуже других? Тогда грош цена такой вере. И зря он послал тебя за ней.
– Изволь объясниться, милостивый государь! – царевич покраснел от обиды. Хотел схватиться за саблю, да что возьмешь с пьяницы?
– Пожалуйста, объяснюсь. – Поротый неожиданно трезво взглянул на юношу. – Вот ты приедешь в Ром и встретишься со святейшим отцом. Он уговорит тебя принять его веру, и ты примешь. Что дальше? В твою страну будут назначены епископы. Раньше твой папаша сажал в областях своих наместников. А теперь там появятся и толстомясые папские епископы. Раньше твой народ платил налог только царю. А теперь будет платить и десятину на церковь.
– Я не собираюсь принимать папскую веру, – буркнул Иван.
– Какая разница, какую веру ты примешь? Папскую, эллинскую, сарацинскую, хазарскую. Будут не епископы, а какие-нибудь другие священнослужители. Твой папаша опутает страну новой паутиной, закует в новые цепи. И так ваш народ стонет под гнетом кровавого прижима. Теперь его многовековое рабство усугубится игом власти божеской.
– Никто у нас не стонет.
– Не рассказывай басен, принц. Ты просто не знаешь всей правды. Не знаешь жизни. Ты вырос во дворце. И дальше дворцовой ограды не бывал. Твой папаша страшный человек, тиран и деспот. А кроме того, он коварен, злопамятен, капризен.
– Что ты несешь? Мой отец добрейший правитель. Народ любит и почитает его. Ты хоть знаешь, кто мой отец?
– Не знаю и не хочу знать. Все они, цари, одинаковы: злые кровопийцы. Беснуйтесь, тираны, глумитесь над нами! И все священнослужители – верные прислужники царей. Твой папаша хочет усилить свою власть. Ему недостаточно наместников и воевод. Он ищет новых прислужников – попов, которые за золото и серебро будут держать народ в повиновении, запугивая его сказками о всемогущем Боге и загробном мире. Что ж, принц, ты на верном пути – в Роме тебя ожидает святейший отец, непревзойденный мастер по одурманиванию и околпачиванию. Уж он-то сумеет помочь твоему папаше застращать народ.
– Ты пьян, поэт, и несешь несусветную чушь! – рассердился Иван. – Может, я не приму папскую веру, а ты уже в чем-то обвиняешь меня.
– Какая разница? Какую бы ты веру ни принял, все равно это будет опиум для народа. Понимаешь?
– Не понимаю.
Карло через стол наклонился к царевичу.
– Не понимаешь? Ну и глуп же ты, принц. Мускулатура у тебя хорошо развита, а интеллект – не очень. Скажи, плохо твоему народу жилось без веры? Жил твой народ спокойно, ни о чем не тужил. Теперь по твоей милости к нему наедут попы и запугают сказками о бессмертной душе, страшном суде, загробном воздаянии и всевидящем Боге.
Глава 52
Поротый побарабанил пальцами по столу и продолжил:
– Разве можно поверить в поповские басни о семи днях творения, о праотце Адаме, о всемирном потопе, о чудесном рождении Христа, о Его страданиях на кресте?
– Может, ты скажешь, что Бога вообще нет? – насупил брови Иван. Он уже привык к мысли о существовании Творца. Это успокаивало и обнадеживало. И теперь слова Карло злили.
– Вот эту мысль я и хочу донести до вас, достопочтенные собеседники! – улыбнулся Поротый. – Вы поехали в дальние края за туманом, за мечтами и за запахом ладана. А никакого Бога нет. Его выдумали цари и попы, чтобы обманывать народ.
Демьян звучно хлопнул себя по выбритой макушке.
– Знаю, кто ты, любезный собрат по перу. Ты безбожник! Я слыхал, существуют такие люди, отрицающие существование Бога. Кто верит, кто утратил веру. Ты один из них.
– Именно так! Я безбожник или, выражаясь эллинским языком, афей. В юности я брал уроки чистого афеизма у аглицких ученых Карла Вардина и Стефана Хавкина. И с тех пор не верю ни в Бога, ни в черта, ни в чох, ни в сон, ни в вороний грай. И хочу поделиться этим неверием с вами, дабы удержать от ненужных и бессмысленных поступков.
– Что же, – спросил царевич, – ежели Бога нет, то и мир никто не создавал?
– Разумеется! – Поротый засмеялся нехорошим трезвым смехом. – Этому учит наука. Только глупец может верить библейскому рассказу о том, как Бог взял персть земную и сделал из нее нашего праотца Адама. А потом навел на Адама крепкий сон; взял одно из его ребер и создал из него женщину – нашу праматерь Еву. Только дурак поверит в это.
– Откуда же взялся человек?
– Произошел от обезьяны.
– Как от обезьяны? – юноша скривился.
– Ты когда-нибудь видел обезьян?
Конечно, Иван видел их. Маленьких обезьянок привозили в Осташков заморские купцы и продавали за большие деньги. У матушки был такой зверек. Звали его Чичи. Любил сахар, мед и орехи. Только, увы, прожил недолго. А был такой забавник и пакостник.
– Тебе не кажется, принц, что обезьяны похожи на нас? Совсем как люди.