– Ну-у, – протянул Иван. – Этому также учат христиане. Думаю, сарацины и хазары согласились бы с твоими словами.
– Это простейшее. Но есть и сложнейшее. Вот, например, на моей родине в удаленных горных обителях монахи умерщвляют плоть, при жизни превращаясь в скелеты и не разлагаясь после смерти.
– Чудеса!
– Воистину чудеса. Такой подвижник, желая достичь бодхи и нирваны, сначала предается строжайшему посту. Три года не ест ничего, кроме орехов, семян, плодов и ягод. Он страшно худеет и превращается в ходячий скелет. Потом монах три года ест только кору и корни. И пьет настой из коры и листьев дерева уруш. Обычно из этого дерева приготовляют лак. И подвижник, выпивая такой отвар, как бы постепенно покрывается изнутри лаком. Почувствовав приближение нирваны, монах просит послушников отнести его в гробницу. Там его замуровывают, оставив лишь крошечное отверстие для дыхания. Подвижнику дают колокольчик. И он ежедневно звонит, давая понять, что еще жив. Когда звон прекращается, гробницу окончательно замуровывают и оставляют на три года. Если через три года тело монаха обнаруживается нетленным, его объявляют богом и переносят в храм.
– А ежели тело истлеет?
– Значит, подвижник не сумел стать богом. Значит, его душа находится в новом теле в мире людей или духов.
– Какая жуткая бессмыслица! Чем убивать себя годами, не проще сразу удавиться или утопиться?
– Ты ничего не понимаешь, о скромнейший из скромнейших. Это путь избранных. Он прямиком приводит в царство богов. Но не каждый может пройти им. Мы, миряне, следуем другим путем, более простым.
– И каким путем следует твое степенство?
Купец улыбнулся и протянул слуге погасшую трубку. Тот положил в нее шарик опиума величиной с просяное зерно и вернул хозяину.
– Слушай, о щедрейший из щедрых. Я не ем мяса, чтобы не причинять вред живым существам. Не ем ни рыб, ни птиц, ни зверей. Жертвую много денег на монастыри и святилища. В честь моего дяди, ставшего богом, я построил храм с позолоченной крышей. Я приказал переписать наши учительные книги самой лучшей черной тушью на самой лучшей белой бумаге. Я повелел вырезать тысячу статуй богов, гандхарвов и апсар, раскрасить их и покрыть лаком.
– Откуда у тебя деньги на это?
– Я торговец. Мое имя знаменито по всему подлунному миру. Ты никогда не слыхал о Нгуене Тхео Ане?
Иван отрицательно покачал головой.
– До чего же ты темный! – хмыкнул торговец, вытащил из-под подушки свиток и протянул гостю.
Царевич развернул узкое шелковое полотно и увидел столбцы каких-то непонятных значков, наскоро намалеванных кистью.
– Что это? – удивился юноша.
– Темнота! Тут начертано катайскими письменами, что я поставляю товар ко двору великого богдыхана. Знай, сам шахиншах Ассаргадон среди моих постоянных покупателей.
– Чем ты торгуешь?
Купец усмехнулся.
– У меня нежнейший товар. Я торгую девушками из Аннама, Бирмы, Кампучии, Кохинхины, Сиама и Тонкина.
– Ты работорговец! – ужаснулся Иван.
– Да! Что так насупился? Моя торговля ничем не хуже прочих. Люди – такие же живые существа, как лошади, коровы или свиньи. И раз торгуют этими бессловесными существами, почему бы мне не торговать словесными? Мало того, моя торговля позволяет некоторым девушкам достигнуть лучших перерождений.
– Это еще как?
– Как я сказал, товар у меня нежный. Никогда не удается довезти его без потерь. Пока доплывешь из Кохинхины до Ниневии, обязательно кто-нибудь из моих красавиц умрет. От тоски, от жары, от лихорадки. И души этих девушек, претерпевших очистительные страдания и умерших в рабском смирении, перерождаются в новых телах, лучших, мужских. Конечно, есть гордячки, которые от горя топятся в море. Но они после смерти становятся нараками в адской бездне.
– Так ты убийца! Сколько загубленных жизней на твоем счету!
– Не говори так опрометчиво, о ярчайший из ярких. Я не убийца. Я благодетель. Я покупаю дочерей у бедных крестьян и горожан, изнывающих от нищеты и голода. Я хорошо плачу рисом и никогда не скуплюсь. Мало того что я так кормлю бедняков, я еще избавляю их от лишних ртов. Думаю, несчастные благословляют меня и молятся о моем долголетии и благополучии.
– А девушки?
– Что девушки? Они, известное дело, плачут, заламывают руки, умоляют пощадить их. Но они юны, неопытны и глупы. Нет нужды прислушиваться к их воплям.
Царевич вздохнул и понурился. Торговец глубоко затянулся и довольно закрыл глаза. Выпустил носом дым и, немного помолчав, спросил:
– Хочешь, я подарю тебе рабыню? Ее зовут Рани. Она дочь какого-то царька из Малакки, твоя ровесница. Какая грудь! Какие бедра! Какие глаза! Превосходная танцовщица. Я вез ее в подарок визирю Салманасару. Но, мне кажется, тебе она нужнее.
Купец засмеялся.
– Что, – хмуро спросил юноша, – царек от голода и нужды продал дочь за мешок риса?
– Нет, мне продали ее морские разбойники с Формозы. Они напали на корабль Рани, когда та плыла в Тонкин к своему жениху, какому-то князьку.
Иван встал и поклонился.
– Прощай! Мне не нужны ни твой подарок, ни твоя вера.
Глава 68
На следующий день Марко Полый повел Ивана-царевича осматривать Ниневию.
– Тебе же любопытна сарацинская вера? Тогда посетим их храм – мандир. Например, для начала посетим главный городской храм, – сказал капитан.
Для прогулки по городу юноша надел не платье, сшитое синьором Сарто, а свой обычный кафтан, красные сапожки и бархатную шапку. Марко глянул на него и неодобрительно покачал головой.
– В таком наряде ты больше похож на басурманина, чем на урюпейца.
Главный мандир находился на главной рыночной площади, с утра уже заполненной народом. Это было огромное здание с золотым куполом, сверху донизу украшенное яркими изразцами. Перед ним на двух высоченных шестах развевались большие черные треугольные полотнища.
– Это знамена пророка Инкахасара – символ сарацинской веры, – объяснил капитан.
Множество басурман входило в храм и выходило из него через широченные двери. В толпе богомольцев бродили, сидели и лежали сотни нищих самого страшного и отталкивающего вида. Они хватали прохожих за рукава и полы халатов и рубах, плакали, завывали и гугнили:
– Бакшиш, сахиб! Милостыню, господин!
– Погляди на этих несчастных! – шепнул Марко. – Они больны проказой. Это жуткая болезнь, весьма распространенная в южных странах. Она оставляет человека без пальцев, без рук и ног, без ушей и носов, уродует лица.
Но юноша не желал глядеть на такие ужасы. Он хотел поскорее войти в загадочный храм.
При входе в мандир царевич собрался снять шапку, но Полый остановил его:
– Здесь другой обычай. Входя в храм, ты разуваешься в знак смирения.
Путешественники сняли сапоги и отдали служителю, который за небольшое вознаграждение охотно взялся посторожить их.
В святилище было темно и прохладно. Пол мандира устлан истертыми коврами. Ступая по ним, Иван и Марко прошли в угол, чтобы никому не мешать. Утренняя молитва закончилась. Опоздавшие на нее босиком входили в храм, становились на колени и кланялись, сложив ладони перед собой.
– Чему они кланяются? – шепотом спросил царевич.
– Видишь у западной стены статую?
Действительно, когда глаза привыкли к сумраку, юноша разглядел огромное позолоченное изваяние. На богомольцев таращил незрячие глаза многорукий мужчина в царской одежде и венце. Его длинная борода была завита в мелкие кольца. Перед истуканом лежали цветы, горели свечи и лампады, курились благовония.
– Смотри, утреннее молебствие, совершаемое при восходе солнца, завершилось. Но горожане идут и идут в храм, чтобы поклониться Мардуку. Считается, кто с утра поклонится изображению бога, весь день будет счастлив и благополучен, – объяснил Полый.
По бокам от статуи сидели мужчины в белых одеждах и чалмах. Одни, раскачиваясь, что-то читали однообразно заунывными голосами. Другие, судя по всему, безмолвно молились, перебирая четки.
– Это мобеды – священнослужители. Они следят за порядком в мандире. Следят за непрерывным возжиганием свечей и воскурением благовоний. Они безостановочно читают Ваакан. Видишь, перед ними лежит толстая книга? Ей оказывают всяческие знаки почтения. Вот, гляди, опахалом отгоняют от нее мух, как от знатной особы, – шептал капитан.
Стены мандира покрывали какие-то выцветшие изображения. Но из-за темноты и копоти их было сложно разглядеть. Настоявшись и насмотревшись, путешественники вышли на рыночную площадь.
– Теперь пойдем ко дворцу шахиншаха! – бодро сказал Марко. – До него рукой подать. Он на противоположной стороне площади.
Однако пройти оживленный базар двум чужеземцам было непросто. Десятки торговцев приставали к ним, предлагая отрезы тканей, благовония, драгоценные камни, украшения из золота и серебра, попугайчиков и обезьянок.
Полый взял Ивана за руку и решительно повел сквозь толпу.
– Самое главное – не потеряться в этой давке! – весело выкрикивал он, не обращая внимания на торговцев.
Перед Сералем торжище замирало и отступало, как волна перед утесом. Стража, выстроенная в несколько рядов, никого не подпускала ко дворцу. В кольчугах и панцирях, вооруженные копьями и пищалями, воины хмуро смотрели на площадь, готовые убить каждого, кто приблизится на недозволенное расстояние.
Впрочем, у Сераля не было необходимости в столь грозной охране. Дворец защищали каменные стены такой невероятной вышины, что с царевича даже шапка свалилась, когда он задрал голову, чтобы рассмотреть их.
– Вот это да! – выдохнул юноша. – Кто же построил такие стены? Неужто люди?
– Верно подмечено, принц! Стены эти построили не люди, а джинны. Людям такая работа не под силу. Джинны построили и покои шахиншаха. Когда ты попадешь в Сераль, увидишь, это дворец невероятной красоты. Люди не умеют так строить, – сказал капитан.
– Кто такие джинны?
– Это огненные духи, живущие в пустыне. Они обладают сверхъестественными способностями. Но человек с помощью волшебства может подчинить себе джинна. Тогда дух становится его послушным рабом и выполняет все его прихоти. Один колдун, живший много веков назад, заставил джиннов построить этот дворец. Надеюсь, нас скоро пригласят сюда. А пока пойдем дальше осматривать город.