– Помню! Отец дал ему сопроводительное охранное письмо ко всем иноземным правителям. Теперь и тебя вспоминаю. С тобой был еще младший брат.
– Да, Елисей. Только мы вышли в открытое море, на наше судно напали сарацинские разбойники на трех кораблях. У нас была одна пушка, и мы не смогли отбиться. Напрасно отец показывал охранное письмо душегубам. Они лишь смеялись и вязали пленных. Некоторые моряки, не желая попасть в рабство, прыгали в воду и тонули. Меня, Елисея и отца разлучили, посадив на разные корабли. С тех пор я ничего не знаю о них. Привезли меня в Ниневию и продали в рабство. Купил меня домоправитель наиглавнейшего советника Салманасара. Визирь, чтобы угодить царю, подарил меня Ассаргадону. И вот я живу во дворце.
– И как тебе живется?
– Не спрашивай! Хуже чем собаке. Не кормят, бьют, ругают. – Илья закатал рукава грязной рубахи и показал многочисленные синяки и ссадины.
– Кто же тебя так?
– Главный повар. Меня отдали на кухню, а это мука мученическая. Что-нибудь пригорит, убежит, пережарится или недожарится, переварится или недоварится, кто виноват? Мы, мальчишки. И бьет нас повар и руками, и ногами, и скалкой, и кочергой.
– Мне говорили, рабы из наших краев очень ценятся у сарацин. Наверное, и за тебя немало было заплачено. За что же отправили на кухню?
– Да, меня купили за сто дирхамов – это недешево, – не без гордости сказал отрок. – А на кухню меня отправили за строптивость. Сначала, служа царю, я подавал ему полотенце при умывании. И каждый раз, вытирая руки, он трепал меня по щеке или щипал. Я что, маленький? Я терпел, терпел, а потом кинул полотенце царю в морду. Он осерчал, приказал меня выпороть. Ух, как пороли! Еле оправился. А потом меня отправили служить на кухню.
– И много на кухне вас, горемычных?
– Полсотни! Все больше сарацины и мавры. Я один такой.
– Такой дорогой?
– Ну да, – отрок рассмеялся.
– За время, проведенное у басурман, ты, поди, выучил их язык и обычаи?
– Нет! Я этого не хотел и не хочу. Языка почти не знаю. Понимаю только некоторые приказы и ругательства. Вот ухмах – это дурак. Сысна – свинья, самое страшное ругательство. Сарацины не едят свинину и брезгуют ей.
– А на их веру обратил внимание?
– Вера у господ, а у рабов ничего такого нет. Хотя, ежели я был бы постарше, меня принудили принять их веру.
– И принял бы?
– Куда деваться? Хорошо, что твоя милость приехала и меня ей подарили. А то пропал бы я ни за грош. Тут знаешь какие ужасти творятся? За любую провинность убивают: сажают на кол или топят. Каждую неделю кого-нибудь казнят. При мне многих умучили за веру. В нашем царстве о таком и не слыхивали – о вере и чтобы казнить за нее. А тут немало молодых христиан, попавших в рабство, приняло лютую смерть за отказ перейти в сарацинскую веру. Скольких мальчиков оскопили! Чудо, что я избежал этого. А сколько мальчиков живут у царя и спят с ним! Мы в нашей стране и не слыхали о таких ужастях и мерзостях. Здесь же этим никого не удивишь.
Рассказ прервал вошедший Кабир:
– Сахиб, к тебе пришел достопочтенный Шпиц, посол царя Великих, Малых и Белых Куличек.
– Ступай, Илья, после договорим, – сказал Иван и поднялся с ковра.
В комнату вошел доктор теологии, снял шляпу и низко поклонился:
– Рад видеть твое царское высочество! Слух о твоих поисках веры дошел и до сей отдаленной земли. Мартын Лютый, мой друг и учитель, писал мне о тебе.
– И я рад видеть тебя, преподобный Шпиц! Твое появление сразу напомнило начало моего путешествия. Что привело тебя в эти края?
– Царь Алмаз Мельхиорович прислал меня послом по важному и тайному делу. Политика! Он хочет воевать с ляхами за черкасскую землю и ищет помощи шахиншаха. Но Ассаргадон медлит с решением. И я торчу в этом адском пекле уже третью неделю.
– Как дела на Куличках?
– Когда уезжал, все было спокойно. Все были живы-здоровы.
– Значит, грядет война?
– Кто знает! Если Алмаз нападет на ляхов с востока, сарацины – с юга, то немцы ударят с запада. Тогда от ляшского королевства даже следа не останется. Каждый урвет по лакомому кусочку. Только, сдается мне, Ассаргадон не станет воевать. И все замыслы Алмаза так и останутся мечтами старого пьяницы.
– Что за дело, по которому шахиншах пригласил сюда Зигмунда Бреда?
– У Ассаргадона три жены и более трехсот наложниц. Они родили ему несчетное количество детей. А любимая жена Зулейха родила только одну дочку – красавицу Зубейду. И вот сия дочка заболела неизвестной болезнью. Стала ни с того ни с сего прихварывать, недомогать, покашливать. Чахла, худела, хирела, бледнела, томилась, вздыхала. Ну просто смотреть жалко. Я как раз только приехал в Ниневию и посоветовал пригласить из Урюпы знаменитого мозгоправа, целителя душ Зигмунда Бреда, поскольку, как мне показалось, Зубейда больна душевным недугом. Посмотрим, справится ли хитрый хазарин с этой хворью.
– А басурманскую веру ты наблюдаешь?
– Что ее наблюдать? Вера как вера.
– Разное про нее говорят. Говорят, сарацины в жертву своему богу Мардуку приносят людей.
– Глупости все это. Их вера ничем не отличается от нашей. Я, кстати, сейчас от скуки занимаюсь переводом Ваакана на латинский язык. И ничего предосудительного не нахожу в этой книге. Да, конечно, это собрание новой лжи и старых басен. Но, несмотря на сие, многие нравственные истины изложены в Ваакане сильным и поэтическим образом. Кроме того, еще в Кучкове я говорил тебе, что все веры одинаковы. Думаю, нет никакой разницы между нашим Богом и басурманским Мардуком. Разница в людях. Бог же для всех один.
– Вот только что мне рассказывали, как сарацины сажают на кол за каждую провинность и за верность христианской вере. Неужели это Христос приказывает им так жестоко обходиться с несогласными?
– Сие дело есть дело человеческое. Не впутывай сюда Бога. Ты, думаю, путешествуя по белу свету, видел, сколь много непотребного творят верующие во Христа. И что? Они творят это по Божьей воле? Сие происходит от несовершенства человеческой породы.
Иван хотел возразить, но промолчал.
– Так что, принц, – продолжил Шпиц, – если надумаешь принять басурманскую веру, не смущайся, принимай. Она ничем не хуже христианства. Наоборот, в некотором смысле даже приятнее нашей веры. Не такая строгая. Ведь сарацинам и при жизни не запрещены всевозможные удовольствия, и после смерти в раю, как они верят, их ожидают различные наслаждения. Опять же, у нас можно иметь только одну жену, а у басурман – сразу трех. О наложницах умолчу.
Посол нехорошо засмеялся и хлопнул царевича по плечу.
– Что же ты не спрашиваешь о старине Мопсе и его дочках?
– Я уж и забыл про них.
– А они помнят! Дочкам ты очень понравился. Когда ты уехал из Кучкова, они весьма горевали.
Глава 71
Иван вспомнил Кучков и грустно покачал головой. Оттуда до родного Осташкова рукой подать. А он так далеко от дома и семьи. И неизвестно, сколько еще ему путешествовать в поисках веры.
– Значит, ты дождешься ответа Ассаргадона и вернешься на Кулички? Счастливец!
– Нет, принц, я поеду дальше, – посол махнул рукой, как бы указывая в неопределенную даль.
– Куда уж дальше? Мы и так почти на самом краю света.
– О, как ты ошибаешься! На юг от сарацинской земли лежит обширная пустыня, за ней – страна Хиджаз. Вот туда я и поеду по поручению Ассаргадона. Его ответ Алмазу я пошлю с надежным человеком в Кучков. А сам снова отправлюсь в путь.
– Опять политика?
– Да, политика! Кстати, дело, по которому меня посылает старина Ассаргадон, отчасти касается вопросов веры. Думаю, оно будет любопытно тебе. Рассказать?
– Сделай милость, расскажи, коли это не тайна.
– Какие могут быть тайны между друзьями? Слушай! – Шпиц самодовольно улыбнулся. – Я опытный посол. Я побывал во многих странах и везде через свою ласковость всегда имел самые междоусобные разговоры со всякими людьми. Повсюду правители доверяют мне судьбы своих держав. Понимаешь? И вот Ассаргадон просит меня заключить мирный договор с племенем агарян. Не слышал о таком?
– Не-а.
– Темноват ты, принц. Совсем не знаешь географии! Впрочем, ты молод и еще всему научишься. Итак, запоминай: агаряне – могущественное племя, живущее в Хиджазе. Они всем похожи на сарацин: языком, одеждой, внешностью. Только вера у них своя, магометанская.
– Ого! Я о такой вере и не слыхал.
– Тогда слушай. Агаряне были язычниками и поклонялись многочисленным богам и богиням: Вадду, Насру, Хубалу, Аллат, Манат, Уззе и прочим, которым поныне поклоняются сарацины, утверждая, что это разные имена Мардука. Но тысячу лет назад среди агарян жил и проповедовал необыкновенный человек по имени Магомет. Он утверждал, что получил божественное откровение. Ему явился посланец с небес – архангел Гавриил и возвестил новую веру.
– В чем она заключается?
– В том, что языческие боги – зло и заблуждение. Бог – один. Его имя – Аллах. Он создал небо и землю, все видимое и невидимое. Через небесного посланника Аллах открыл Магомету истины новой веры.
– И каковы они?
– Они изложены в книге Алькоран. Я хочу перевести ее на латинский язык после того, как переведу Ваакан. Надеюсь, посетив Хиджаз, я раздобуду полную и исправную рукопись Алькорана. Здесь, в сарацинском царстве, трудно найти сию книгу.
– Отчего же?
– Сарацины ненавидят агарян. Ведь сподвижники и последователи Магомета уничтожили в Хиджазе все изображения языческих богов, все их святилища. Кроме того, они захватили важные торговые пути в заморские страны – нубийское и эфиопское царства. И таким образом прибрали к своим рукам весьма прибыльную торговлю черным золотом – кофеем. Но проходят века, все меняется. Ненависть сменяется страхом. Ныне сарацины боятся агарян. Ведь те воинственны и сильны. Их отряды часто пересекают пустыню, нападают на сарацинские поселения, угоняют пленников и скот. Ассаргадон боится, что эти набеги – подготовка к большой войне. Посему он хочет отправить меня к магометанскому царю Харуну ар-Рашиду для заключения вечного и нерушимого мира.