– Почему Ассаргадон не отправит кого-нибудь из своих приближенных? – пожал плечами царевич.
– Нет уверенности, что агаряне будут разговаривать с сарацинами, которых считают неверными безбожниками. Скорее всего, они просто обезглавят их. А я – урюпеец, человек из далекой и неведомой земли. На меня магометане не посмеют поднять руку. К тому же я опытный посол. Где я только ни побывал. Кроме того…
Шпиц перешел на шепот.
– Кроме того, Ассаргадон поручил мне как следует рассмотреть агарянское царство, изучить его и понять, насколько оно сильно. Возможно, если сарацины не будут воевать с ляхами, они нападут на магометан. Я должен выведать, как укреплены их города, как вооружено их войско, есть ли у них корабли.
– И ты не боишься?
– Чего бояться? Говорю тебе, я опытный посол. Ты думаешь, я всего лишь настоятель немецкой церкви в слободе Кукуй. Ха, как бы не так! В Кучкове я не только занимался церковными делами, но и писал заинтересованным особам в Урюпе сообщения о положении дел на Куличках, о царе Алмазе и его сыновьях, о боярах и воеводах. Теперь пишу такие же сообщения об Ассаргадоне и его визирях.
Юноша поморщился:
– Значит, достопочтенный Шпиц, ты двуличный соглядатай? Мне кажется, это просто непорядочно.
– Ты, принц, молод и зелен. Не тебе рассуждать о том, что порядочно, а что нет. Когда ты станешь царем, сам поймешь, как полезны люди, подобные мне. Да, я соглядатай. Но благодаря нам, разведчикам и доносчикам, правители получают известия о том, что происходит по всему миру. Мы – их уши и глаза в самых отдаленных землях. Сколько войн выиграно благодаря нам! А сколько войн и напрасного кровопролития предотвращено! Так что не осуждай меня. Я противник убийств и насилия. Я за мир во всем мире и за дружбу между народами.
– И ты занимаешься этим двурушничеством исключительно из любви к людям? – усмехнулся Иван.
– Конечно нет! – усмехнулся в ответ посол. – За мои услуги хорошо платят. Если я уговорю Ассаргадона ввязаться в войну с ляхами, то получу от Алмаза пятьсот рублей, шубу с царского плеча и ведро водки. Если я подпишу мирный договор с Харуном ар-Рашидом, то получу от Ассаргадона пятьсот дирхамов, шелковый халат и красавицу-рабыню.
– А ежели не уговоришь, не подпишешь?
– В любом случае Алмаз оплатит мою поездку и все мои расходы. А они были немаленькими. Одних старинных рукописей я накупил себе три сундука. И пять мешков разных древностей и редкостей. Старина Ассаргадон обещал заплатить пятьсот дирхамов за сведения о крепостях и войсках агарян. Так что я не останусь внакладе.
– И так всю жизнь ты и будешь служить то тем, то этим, кто больше заплатит?
– Что ты! Я мечтаю вернуться в мой родной город Грабенберг, к моей семье, в мой дом. Я привезу туда книги и диковинки, собранные по всему свету. Сяду в тихом кабинете и погружусь в ученые занятия. Я знаю множество языков, которых в Урюпе никто не знает. Хочу написать о них. Хочу перевести на латынь несколько занимательных древних рукописей. И тогда я приобрету славу великого путешественника, землепроходца, книголюба и языковеда.
– Ты тщеславен.
– Кто не тщеславен? Можно подумать, ты ездишь по свету в поисках веры исключительно ради удовольствия или ad majorem Dei gloriam – ради вящей Божьей славы. Нет, и ты тщеславен и корыстолюбив. Ведь за найденную веру отец объявит тебя наследником престола. Не так ли?
Царевич покраснел.
– Я ищу веру не из тщеславия, а из послушания. Я исполняю волю любезного батюшки, да живет он вечно. О его престоле я не помышляю.
– А я не первый год живу на свете и насмотрелся на вас, добрых молодцев. Все вы хотите казаться честными и благородными. Все вы красиво рассуждаете о доблестях, о подвигах, о славе. Но никто из вас не откажется от руки царской дочери и полцарства. Желаю и тебе успеха в сем. Прощай!
Шпиц низко поклонился, шаркнул ногой и ушел.
Иван задумался. Мысль о царственном будущем странно, но приятно задела его самолюбие.
Глава 72
Утром следующего дня, когда Иван и Илья завтракали, явился Кабир и, низко кланяясь, доложил, что пришли посланцы от шахиншаха и приглашают царевича во дворец. Великий государь желает видеть благородного гостя.
Спешно доев, юноша оделся в лучший кафтан и вышел к посланцам. Те, не разгибая почтительно склоненных спин, повели Ивана к Ассаргадону.
Самодержец прохлаждался в прекрасном саду и кормил двух пантер мелко нарезанным сырым мясом. Брал кусочки с серебряного блюда и клал зверям в пасти. Те довольно жмурились и лизали руки хозяину.
Царевич, увидев пантер, растерялся, но решил не показывать робости. Подошел к Ассаргадону и низко поклонился. Звери не обратили на чужака никакого внимания.
Тотчас рабы-мавры отвели пантер в сторону. Другие рабы подали самодержцу таз с розовой водой и льняное полотенце. Умывая руки, шахиншах ласково улыбнулся юноше.
– Шлама, Иван бен Додон! Я хочу поговорить с тобой как друг, как отец, как царь с царским сыном. Давай прогуляемся по саду и полюбуемся его красотами.
Ассаргадон взмахом руки отослал прочь рабов, слуг и придворных. Взял юношу за локоть и повел по песчаным дорожкам.
– Для начала я хочу выразить восхищение тобой, батыр. Рассказы о твоих приключениях удивили меня.
– Откуда твое царское величество знает об этом?
– О, у меня много друзей в Урюпе. Они часто пишут мне. Когда Елдега-паша не привез черкасскую дань, я поначалу прогневался на тебя. Но потом я получил послание от кардинала Кушаковского. Он подробно рассказал о тебе и об этом происшествии, потрясшем черкасскую и ляшскую земли. Тогда я сменил гнев на милость. Моя милость более увеличилась, когда я получил письма от папы Целестина и посла Митридата. Они подробно рассказали все, что знали о тебе. Не скрою, твоя победа на ристаниях у короля Людвига поразила меня. Я гляжу, ты совсем молод и не похож на испытанного поединщика, однако поборол всех. Знаешь почему?
– Ума не приложу. Наверное, случайность. Ведь у меня нет опыта в таких делах.
– Нет, Иван, это не случайность. Это помощь Мардука. Ведь наш бог – бог войны, бог битвы, бог кровопролития. Так он явил тебе свое благоволение. Ты избранник Мардука. И я горячо желаю, чтобы ты принял нашу веру. Клянусь мечом и правой битвой, ты примешь ее. Но я не буду говорить о ней. Пусть мудрые, мудрейшие и наимудрейшие богословы, законоучителя и священнослужители – хирбады, мобеды и дастуры расскажут тебе о спасительной вере. Я же хочу поговорить о политике.
Самодержец подвел юношу к скамье у фонтана и предложил присесть. Шумела вода. Солнце зелено и желто светило через плотную листву. По золотистым дорожкам расхаживали павлины. В кустах кричали попугаи. Шахиншах правой рукой перебирал четки, а левой ударял по скамье, отделяя одно слово от другого:
– Клянусь утренней звездой, ты примешь нашу благую веру. Это дело ближайших недель или даже дней. Уверен! Потом на ковре-самолете ты вернешься к отцу. С тобой отправятся наши учителя и священники. Они научат твой народ самой наилучшей вере. Но сперва я хотел бы посвятить тебя в мамамуши.
– Мама… чего?
– Мамамуши – это у нас такое высокое звание. Это самый почетный сан, какой только есть в мире. Ты станешь в один ряд с наизнатнейшими вельможами моей державы. После этого я хотел бы с тобой породниться.
– Это как?
– Наша вера разрешает иметь трех жен. У меня как раз три дочки твоего возраста: Будур, Зубейда и Ширин. Все писаные красавицы. Правда, Зубейда что-то приболела. Но ее уже осмотрел Зигмунд Бред и сказал, что замужество совершенно исцелит мою девочку. Так мы и породнимся.
– Подожди, государь, я еще ничего не решил.
– За тебя уже все решил я. Клянусь копытами кобылиц! – Ассаргадон встал, улыбнулся и хлопнул в ладоши.
Из-за кустов вышел маленький сухонький старичок в белом халате и белой чалме. Все в его облике вызвало улыбку: доброе морщинистое личико, угодливо мигающие глазки, небольшая седенькая бородка. Нельзя было без улыбки слушать его голос, по-стариковски дребезжащий, но бодрый и живой. Словно рассказывая что-то веселое, старичок часто заливался заразительным смехом, довольно потирая ладошки.
– Это Хаким-баба – мой наимудрейший мобед. Он расскажет тебе о нашей пресветлой вере. Я же покидаю вас.
Самодержец ушел. А старичок, кланяясь и улыбаясь, приблизился к Ивану и засмеялся:
– Ух-ха-ха! Шлама, царевич! Благословен припадающий к источнику мудрости, и проклят отвращающийся от него. Шахиншах, да живет он вечно, приказал рассказать тебе об истинной вере. Пройдем во дворцовую молельню и там продолжим разговор.
Домашний мандир сарацинского правителя восхитил царевича, впрочем, как и все постройки дворца. Какой замысел! Какая смелость и какая стройность! Тонкие колонны поддерживают невесомый свод, просвечивающий в солнечных лучах. Все изукрашено мельчайшей резьбой. На полу мягкие яркие ковры.
Но, конечно, изящнее всего было изображение простоволосой девушки в легком платье. Сделанное из розового мрамора, оно казалось живым и движущимся.
– Кто сотворил эту красоту? – ахнул юноша.
– Пятьсот лет назад в Ниневию прибыл известный колдун – одноглазый Нахар Хайт. У него было волшебное кольцо, позволявшее повелевать джиннами. С его помощью Нахар и построил этот дворец для тогдашнего шахиншаха Мардукаплаиддина. Гляди, сколько веков прошло, а строение не нуждается ни в починке, ни в замене, – объяснил Хаким-баба.
В молельне Ивана ждал молодой мобед. Он благоговейно держал в руках Ваакан, который с некоторого расстояния показал царевичу.
Священная басурманская книга была написана замысловатым письмом и богато украшена. Юноша не знал, чему дивиться: необычным и непонятным буквам или золоту и пышному разнотравью на полях рукописи.
Хаким-баба объявил Ивану:
– Это первая глава нашей священной книги. Она является вратами, ведущими к познанию истины. Уже ее начальные слова дышат величайшей мудростью и мощью. Внемли, джигит!