Старик громко и визгливо зачитал, щуря глазки:
– Эбанэ амашт овэ, патарелэ хархарш овэ, ваше-луту иштиненэ пар овэ. Страну сжег я, города разрушил я, мужчин-женщин оттуда увел я. Разумеешь, какое величие?
Величия царевич не разумел, но из вежливости промолчал.
– Ты выучишь наш древний язык и нашу письменность пагба. Ее придумал Дракон Пагба – любимый ученик пророка Инкахасара, слава ему. Когда выучишь, сможешь сам черпать из сего источника мудрости. Пока же дозволь мне напоить тебя сладкой водой истины.
Молодой мобед закрыл книгу. А Хаким-баба принялся рассказывать об Инкахасаре и Мардуке, об их встрече в пустыне, о пророчествах и битвах. Юноша слушал рассеянно. Но сосредоточился, когда старик заговорил о загробной жизни:
– Хе-хе! Добрые и злые дела не имеют никакого значения. Не по ним Мардук будет судить умерших. Имеет значение только вера. Все, кто верили в Мардука, даже самые отъявленные грешники, попадут в рай. Напротив, все, кто не верили в Мардука, даже самые добродетельные праведники, попадут в ад. Там их ждет неугасимый огонь и нескончаемое мучение. А нам уготован рай – прекрасный небесный сад. Там нас ждут разнообразные удовольствия и наслаждения: вечно девственные красавицы-апсары и вечно юные мальчики-гандхарвы.
Глава 73
Иван спросил, указав на статую:
– Это каменная девушка – апсара?
– Хи-хи, – потер ручки мобед. – Нет, о достойнейший из моих учеников! Это Мардук. В таком образе он явился Инкахасару, когда разрешил верным иметь по три жены. Бог троицу любит. Каждый раз, когда Мардук давал новую заповедь пророку, он являлся в новом виде. Поэтому у нашего бога тысяча заповедей, тысяча рук и тысяча имен. Мы называем его Дадх – дочь, ибо он может являться в образе прекрасной девушки. Мы называем его Митра – договор, ибо мы заключили кровавый договор с ним. Мы называем его Таласса – море, ибо он бездонен и безбрежен, как море. Мы называем его Хешм – гнев, ибо он гневен к иноверцам.
В таких разговорах юноша и старик провели весь день, прерываясь лишь на обед. Иван много спрашивал, но не на все вопросы Хаким-баба мог ответить. Например, не смог объяснить сущность христианской, агарянской и хазарской вер и то, чем они отличаются от сарацинской.
– Нам это без надобности. Нас их веры не касаются. Посему мы не вникаем в них. Все они иноверцы, все после смерти попадут в ад, в вечный огонь. Но если они хотят коснеть в погибельном невежестве и при этом жить на нашей земле, пусть платят двойной налог. И мы их не тронем. А во что и как они веруют, это не наше дело.
Впрочем, выяснилось, что мобед обладает неожиданно обширными познаниями в географии. Он запросто ответил на вопрос царевича об острове Беловодье:
– Ух-ха-ха! Мы называем этот остров Лагашта. Туда бежали эллины, после того как наши непобедимые войска разорили их столицу Иераполь. Преследуемые нашими непотопляемыми кораблями, эти жалкие трусы выплыли в море-окиян Варкаш. Там они нашли безлюдный остров и поселились на нем. Они думают, что там укроются от гнева Мардука. Как бы не так! Скоро наш бог разорит их Лагашту! Близок, близок этот день!
Уже стемнело, когда юноша вернулся в свои покои. Там его ожидал один из визирей.
– Великий шахиншах, да живет он вечно, желая поощрить твои занятия с Хаким-бабой, шлет тебе подарок. Прими его как отличную оценку за сегодняшний урок.
Две служанки подвели к Ивану невысокого человека, покрытого черным покрывалом.
– Опять раб? – с раздражением спросил царевич.
– Лучше, сахиб, рабыня! – визирь улыбнулся и сдернул покрывало.
Под ним оказалась отроковица лет пятнадцати редкой красоты, черноволосая и черноокая, одетая в платье из тончайшей прозрачной ткани.
Юноша покраснел.
– Зачем она мне? Мне не нужен такой подарок. Отведи ее назад к царю.
– Вах! Плохо, сахиб, очень плохо, – покачал головой визирь. – У нас так не принято. Подарки шахиншаха, да живет он вечно, не возвращают. Если ты не принимаешь эту рабыню, значит, она недостаточно хороша для тебя. И в таком случае наш государь, да живет он вечно, прикажет отрубить ей голову.
– Нет-нет! – испугался Иван. – Передай царю, я принимаю подарок и благодарю.
– Так-то лучше, – визирь поклонился и ушел.
– Что же мне с тобой делать? – обратился царевич к «подарку». – Как тебя зовут?
– Гайде, – тихо произнесла рабыня, потупив очи.
– Вот незадача! – юноша почесал затылок. – Как быть?
Он уже знал, что поедет дальше. В сарацинском государстве нечего больше смотреть. Но он не собирался брать в дорогу царские подарки – Илью и Гайде. Лишняя обуза. Впрочем, и оставлять их здесь опасно.
– Что делать? – спросил Иван сам у себя.
– Ты – мой господин. И я всегда и всюду буду следовать за тобой, – весьма решительно сказала красавица, взяв царевича за руку.
Тот рассмеялся.
– Значит, я теперь рабовладелец. Отлично! Пойдем ужинать. Только сначала переоденься.
– Тебе не нравится мое платье?
– Нет, очень нравится. Но в моей стране не принято так одеваться. У тебя есть другая одежда?
– Да! И при мне две рабыни-прислужницы.
– Ого! Тогда иди в дальнюю комнату. – Юноша показал рукой. – И переоденься.
К ужину Гайде вышла в простом белом платье, покрыв голову шелковой шалью. Во время трапезы она пыталась прислуживать Ивану и Илье. С большим трудом удалось заставить ее сесть, поесть и поведать о себе.
– Моим отцом был славный Али-паша – наместник шахиншаха, да живет он вечно, – начала рассказ красавица. – Он был наместником в Янине. Моя мать, прекрасная Василика, была эллинкой. Она воспитала меня в христианской вере, против чего батюшка не возражал. Пользуясь неограниченной властью, отец стал устанавливать в Янине свои порядки. Говорят, под его управлением город процветал. Это явилось причиной ссоры с шахиншахом, да живет он вечно. Он подумал, что батюшка хочет отделиться от него и создать собственное царство. Наверное, так оно и было. Не знаю. Отец находился в постоянных сношениях с италийцами и франками. Они помогали ему деньгами и оружием. Сам папа Целестин поддерживал отца, часто присылая послов с письмами и дарами. Но, когда началась война, когда шахиншах, да живет он вечно, направил войска на Янину, никто не пришел на помощь батюшке. Город оказался в осаде. Папский посол граф Фернан де Морсер, помогавший отцу военными советами, предал нас. Он помог войскам войти в город. И тогда… Тогда…
Гайде зарыдала.
Царевич смутился, взял красавицу за руку и попытался успокоить ласковыми словами. Пересиливая слезы, Гайде договорила:
– Тогда воины шахиншаха, да живет он вечно, казнили моего отца и братьев. А матушку и меня привезли в Ниневию как подарок. С тех пор я живу во дворце.
– В каком возрасте ты покинула Янину? – спросил юноша.
– Мне было тогда пять лет, – ответила отроковица. – Десять лет я провела в Серале, в этом мерзком вертепе разбойников. Как долго мы с матушкой молили Бога, чтобы Он спас нас и извел из этой адской бездны! Увы, матушка не дожила до сего дня. Ныне она свободна, но не здесь, а в царствии небесном, у Христа. Впрочем, ее молитвы и слезы не пропали даром. Всемилостивый и всемогущий Бог услышал ее. Шахиншах, да живет он вечно, подарил меня тебе, сахиб. И я надеюсь, теперь у меня начнется новая жизнь.
– Да, дела! – вздохнул юноша. – Есть о чем подумать. Утро вечера мудренее. Уже поздно. Давайте ложиться спать. Завтра я придумаю, как нам быть дальше.
Все разошлись по комнатам. Но не успел Иван раздеться и улечься на коврах, как к нему пришла Гайде.
– Я буду спать с тобой! – заявила она.
– Ты с ума сошла, девчонка. Брысь отсюда! – царевич растерялся от столь неожиданного поворота дел.
– Нет, меня тебе подарили. Я теперь принадлежу тебе. Я твоя жена. И я буду спать с тобой.
– Какая ты мне жена? Иди к своим рабыням, девочка!
– Ты гонишь меня? Я не нравлюсь тебе? – Гайде заплакала.
– Нет, ты мне нравишься. Но этого недостаточно, чтобы стать моей женой. Так не бывает. Тем более у христиан.
– Но могу ли я хотя бы спать в твоей комнате? В этом доме есть еще один мужчина. Но я принадлежу только тебе.
– Это Илья-то мужчина? Ну, как хошь. Пожалуйста, спи в этой комнате. Только не мешай мне. Вот тебе подушка. Вот одеяло.
Гайде уютно устроилась в ногах у юноши и скоро заснула. А тот еще долго ворочался, слушая ее ровное дыхание.
«Что делать? – размышлял Иван. – Вот навязалась обуза на мою шею! Илья, Гайде да еще две ее прислужницы. Связали они меня по рукам и по ногам. Куда их девать? Надо что-то срочно соображать. Думай, голова, думай».
Глава 74
Рано утром Иван тихо встал, оделся и вышел. Гайде даже не проснулась. Только вздохнула под одеялом.
«Тоже мне, жена! – подумал царевич. – С такой соней ни кола ни двора не останется. Все воры растащат».
Он пошел на конюшню, оседлал Эдьдингара и поехал в город. Никто не задерживал его, не мешал. Хотя стражники и взглянули пристально.
– Вот что, друже, поедем-ка на рынок рабов. Поглядим, что это за позорище, – шепнул юноша скакуну.
Улицы уже были заполнены народом. Все что-то продавали и покупали. Назойливые торгаши с криками «Купи, сахиб!» кидались прямо под копыта. Возле мандиров всадника окружали попрошайки и канючили: «Бакшиш, сахиб!»
Невольничий рынок располагался за главными воротами, у городских стен, обветшавших и поросших травой. Он был подобен морю. Тысячи людей волнами двигались в разные стороны. Сотни людей продавали, сотни покупали, и тысячи продавались.
Однообразной гнетущей музыкой звучал над этим морем звон цепей.
Какого живого товара тут только не было! Мальчики и девочки, юноши и девушки, мужчины и женщины. Белокожие, чернокожие, желтокожие. Светловолосые и темноволосые. А какие глаза! Голубые, серые, зеленые, карие, черные. И в этих глазах всевозможные чувства: надежда, безразличие, стыд, страх, боль.
Взяв коня под уздцы, Иван пошел по рядам. Торговцы хватали его за рукава и зазывали на разные лады. Кто громко и настойчиво. Кто тихо и вкрадчиво: