– Молодым людям надо хорошо кушать, чтобы быть здоровыми и красивыми.
Глава 81
Утром Ивана разбудил слуга.
– Вставай, царевич! Пора собираться в храм.
Юноша быстро умылся, оделся и спустился во внутренний двор, где его уже ожидал Мелхиседек с детьми. Мужчины сели на коней. А женщины разместились на носилках. Окруженная знаменосцами, трубачами, воинами, слугами и служанками, царская семья покинула дворец.
Пышное шествие вышло на соборную площадь. И тотчас со всех сторон раздался оглушительный трезвон. Все городские колокола ударили разом. У Ивана даже перехватило дыхание. До чего здорово!
В притворе храма святой Софии, заполненном народом, были три огромные двери. Возле срединных дверей патриарх Макарий с диаконами, свещеносцами и певчими встречал царя. Мелхиседек и Евгений сняли мечи и отдали сопровождающим воинам. Их примеру последовал царевич.
Патриарх с поклоном подал правителю стемму – золотую корону, украшенную жемчужными подвесками. Самодержец благоговейно возложил венец на голову.
Певчие грянули:
– Спаси, Господи, людей Своих и благослови достояние Свое!
Растворились двери. Макарий ввел Мелхиседека и его сына в собор. А Иван с женщинами поднялся на хоры. Здесь царевич увидел нескольких мавров и сарацин в необычных одеждах.
– Кто это? Послы? Купцы? – шепотом спросил он у Веры.
– Нет, – также шепотом ответила она. – Это чужестранцы, которые прибыли в нашу страну ради принятия нашей веры. Пока они не крещены. Поэтому им, как и тебе, во время службы можно находиться только здесь, на хорах.
Юноша стал рассматривать церковь. Его взору предстало захватывающее зрелище. Неапольский храм был так велик, что под его куполом могли свободно поместиться и собор святого Петра из Рома, и главный мандир из Ниневии.
Огромный купол, как бы парящий в воздухе, и стены, прорезанные рядами окон, все было украшено мозаиками: Христос и Его святые, ангелы и херувимы, цветы и травы. Все блестело золотом, лазурью и багрецом. Дым кадил сине клубился в солнечных лучах. Пахло ладаном и воском.
– Кто построил этот храм? – спросил царевич у Веры. – Люди?
– Конечно, люди. Мой прадед Юстиниан.
– Без волшебства здесь не обошлось. Не может такой свод держаться без опор.
– Никакого волшебства. Только точный расчет, математика и геометрия. Науки, понимаешь?
– И ты постигла эти науки?
– Что ты! Меня им даже не учили. Этими науками занимаются особые люди: счетчики, зодчие и землемеры.
Храм заполняли тысячи богомольцев. С высоты хоров они напоминали муравьев. Было радостно и необычно наблюдать людское море, колышущееся у алтарной преграды.
Множество певчих слаженно и единогласно славило Бога. Они пели так хорошо, что юноша забыл обо всем на свете.
Только откуда-то из глубин памяти всплывал рассказ настоятеля Симеона о послах из Берендеева царства, пораженных красотой богослужения в кафедральном соборе древнего Иераполя: «Объяла нас такая радость, что не чувствовали и не понимали, на небе мы или на земле. Видели мы такую красоту и славу, что не можем рассказать. Знаем только, что Бог пребывает с этими людьми. Не можем забыть ту красоту».
Пели по-эллински. Вера шепотом объясняла Ивану происходящее. Очарованный прекрасным пением и тихими звуками любимого голоса, царевич увлекся и не заметил, как окончилась служба. Хотя она была продолжительной и шла несколько часов.
После завершения богослужения Иван с женщинами спустился с хоров. К ним подошел, опираясь на посох, патриарх в черном иноческом облачении. Он благословил царевен и приветливо обратился к юноше.
– Ну что, гость дорогой, понравилось наше моление?
– Очень понравилось, старче. Теперь жду того дня, когда смогу принять вашу веру и стать не только его зрителем, но и участником.
– Вот об этом я и хочу поговорить с тобой. Приглашаю пожить несколько дней у меня в монастыре Иоанна Крестителя. Я доучу тебя тому, чему ты еще не научился сам. И крещу.
Грустная мысль о расставании с царевной хотя бы на день так живо отобразилась на лице Ивана, что Макарий рассмеялся.
– Жизнь в нашей обители пойдет тебе на пользу. Ты вернешься к Вере другим человеком – крещеным. И уже ничто не будет препятствовать вашему супружеству. Вы сможете повенчаться.
Мелхиседек с семьей вернулся во дворец, а юноша отправился с патриархом.
Его обитель находилась рядом с соборной площадью, неподалеку от царских палат.
Ивану отвели келью. Впрочем, он не успел даже рассмотреть ее как следует. Его пригласили в монастырскую трапезную.
Впервые царевич видел такое множество иноков – старых и молодых. Они ели в строгом молчании, нарушаемом только голосом чернеца, читавшего какое-то поучение:
– Кто не между членами Христовыми, тот не может иметь христианского спасения. Можно иметь почесть, иметь таинство, можно петь «аллилуйя», можно отвечать «аминь», можно держать Евангелие, можно иметь веру во имя Отца и Сына и Святого Духа и проповедовать ее, но нигде, кроме церкви, нельзя найти спасения…
После трапезы Макарий пригласил юношу в свои покои. Они были заставлены шкафами с книгами. Столько книг Иван не видел ни у деда Пантелея, ни у Мопса, ни у ректора Замогильной академии. Разве только у Рихарда фон Рауха.
– И твоя святыня все это прочитала? – восхитился царевич.
– Да, – усмехнулся патриарх. – Что еще делать иноку в келье? Наше дело монашеское, постническое – молиться и читать.
Помолчали. Макарий перебирал четки. Наконец сказал:
– Значит, ты согласен принять нашу веру?
– Согласен.
– Тогда я крещу тебя утром в среду. Знаешь, что такое крещение?
– Не-а.
– Крещение – это вход в Церковь, начало пути к спасению. Сам Господь говорит об этом в Евангелии: «Аминь, аминь глаголю тебе. Аще кто не родится от воды и Духа, не может войти в царствие Божье». Ты войдешь в купель, наполненную освященной водой. И я трижды погружу тебя с головой, призывая имена Пресвятой Троицы: Отца, Сына и Святого Духа. А теперь позволь устроить тебе опрос. Поведай все, что ты знаешь о Боге и вере.
Иван начал рассказывать все, что выслушал от знающих людей или вычитал в книге.
Патриарх одобрительно кивал. Иногда задавал уточняющие вопросы. Наконец похвалил:
– Хоть ты, царевич, ничему и не учился, но мыслишь о Боге безошибочно. И вера твоя несомненна и искренна. Это радует меня, старика. Конечно, скажем так, в твоих знаниях есть пробелы. Но это не страшно. До среды мы заполним их. Надеюсь, ты не возражаешь против того, чтобы немного поучиться?
Юноша вспомнил детство. Почему-то представилось, как старый писарь учит его и его одногодков – боярских детей грамоте: «Буки-аз! Буки-аз!» Вспомнились розги. И как матушка приговаривала, таская за вихры: «Аз да буки – начало науки».
Иван улыбнулся.
– Ежели надо, отчего не поучиться?
– Вот и славно. Тогда сегодня отдыхай. Хочешь, погуляй по монастырю. Хочешь, почитай. Хочешь, поспи. С завтрашнего дня приступим к занятиям.
– Можно поглядеть на купель для крещения?
– Разумеется. Пойдем, покажу.
По колоннадам и переходам они отправились в монастырский храм. В нем было безлюдно и светло. Пылинки кружились в золотых солнечных лучах, падающих из окон на каменный пол и настенные мозаики. Шаги и голоса гулко раздавались под сводами.
– Вот купель! – указал Макарий.
Иван увидел устроенный в полу водоем, выложенный розовым мрамором.
Глава 82
После осмотра купели и храма патриарх отпустил гостя в келью. Иван не сразу пошел туда, а решил немного погулять по монастырю. Вышел в обширный внутренний двор, усаженный высокими розовыми кустами. Они уже отцвели.
Кто-то, шурша в кустах, обрезал сухие ветки. Царевич прошелся между роз и увидел старого инока в потертой, выцветшей рясе. Он обрезал ветки кривым садовым ножом.
Инок был не просто стар. Он был древен и ветх. Ветх неправдоподобно и невероятно. Его длинная борода и редкие волосы поседели и выгорели на солнце. Кожа потемнела и огрубела. Руки высохли и истончились.
Казалось, вот-вот дряхлые пальцы разожмутся, и старик выронит нож. Но чернец работал бодро и быстро. Обернулся и посмотрел на юношу живым, ясным взглядом.
Лишь краткий миг длилось молчание. Инок заговорил первым. Его голос был тих, но тверд:
– Приветствую тебя, Иван. Рад видеть в нашей обители.
Царевич удивился, откуда чернец знает его имя, но виду не подал и низко поклонился:
– Многолетно здравствуй, старче!
Инок улыбнулся, обнажив целые белые зубы.
– Куда уж многолетнее… Слава Богу, давно живу на свете. Я ровесник твоего прадеда царя Салтана Еруслановича. Зовут меня Исихий. А твое имя мне потому известно, что весь Неаполь говорит только о тебе и о твоем беспримерном подвиге. Так что не удивляйся.
– Ты садовник? – полюбопытствовал юноша. А сам подумал: «Откуда он знает, что я удивляюсь?»
– Садовник. Восемьдесят лет ухаживаю за этими розами. И каждую весну, глядя на распустившиеся цветы, думаю, что вижу их в последний раз. Но Господь долготерпелив и многомилостив. Он продляет мою жизнь. И каждую весну я снова выхожу работать в этот сад.
– Ты любишь цветы? – спросил Иван. Спросил просто так. Он не знал, о чем можно говорить с таким почтенным старцем. А беседу надо было поддерживать.
– Люблю! – Исихий тряхнул бородой. – Цветы лучше людей. Они не грешат, не убивают, не блудят, не лгут. Они покорно живут и умирают по воле Божьей. И никуда не спешат. Впрочем, тебе, сынок, наверное, это скучно. Прошу, удовлетвори мое старческое любопытство, расскажи о себе.
Чернец усадил царевича на скамью в тени пышного розового куста. И юноша, польщенный вниманием незнакомого человека, начал рассказ. Впрочем, из скромности он опустил многие подробности. И рассказ не был долог.
Когда Иван закончил, Исихий разгладил бороду и спросил:
– Значит, ты хочешь принять нашу веру?
– Да, отче.