В лабиринте тьма была гуще, чем в космическом пространстве. Никакой свет не мог отразиться от стенок, покрытых слоем псевдостекла, под которым находился светопоглощающий слой длинных нанотрубок. Применять здесь фонарь или радар было бессмысленно, любое излучение поглощалось, потому Мартынко лез вперёд, вытянув правую руку, осторожно скользя пальцами по поверхности и пытаясь нащупать скол. На тыльной стороне ладони крошечные псевдоподии держали заплатку, которую надо было установить на аварийный участок.
Становилось всё теснее, вытянутая рука прижалась к шлему, который из сферы превратился в плотно облегающую голову Каштанова плёнку.
– Пилот, ты как? – прозвучал в ушах голос капитана.
Псевдоподия, протянутая между ними, была кабелем связи и спасительным фалом, как во времена Алексея Леонова, если пилот сам не сможет выбраться из лабиринта.
– Просто у кохо-то флишкай узкий твери, – в шутку ответил Мартынко и добавил: – Плющит. Серфю за даль.
Пауза. Яков обдумывал решение пилота. Скафандр деформирует тело человека, вытянет его, превратив Каштанова в нечто похожее на слизня, позволяя продвинуться вперёд без вреда организму, но до определённого предела.
– Добро. – В голосе капитана Мартынко услышал сомнение и понял, что Погорелый с самого начала не верил в удачу, но решил испробовать все варианты.
Все чувства Каштанова переместились в кончики пальцев, слепо щупающих гладкую поверхность лабиринта. Он уже не понимал, сколько продвинулся вперёд: несколько десятков сантиметров или миллиметр. Пальцы. Только бы не потеряли чувствительность пальцы. Кровь стучала в ушах, а может, капитан пытался докричаться до него – не понять. Всепоглощающая тьма давила, вытягивала жилы, морочила разум.
Он не сразу сообразил, что произошло впереди, что такое коснулось пальцев.
– Ес! – крикнул он, так как это не могло быть ничем иным, кроме скола.
И тут же понял: что-то чужеродное коснулось его пальцев.
– Какого? – пробормотал Мартынко.
Скорее всего, пальцы затекли, потому, прикоснувшись к краю скола, морочат сознание. Каштанов медленно стал выворачивать руку, чтобы вставить пластырь на место.
– Алюминиевая подложка срастётся со стенкой, – медленно, чтобы не было акцента, шептал он вызубренную наизусть инструкцию, не давая сознанию меркнуть. – Нанотрубки перегруппируются и окончательно зальются псевдостеклом. Алюминиевая подложка…
Несмотря на заботу кванткома скафандра, гул крови в голове нарастал. Видимо, пришёл предел технике и возможностям Мартынко Каштанова. «Мне надо было выбрать фал и войти в шлюзовую камеру вперёд ногами, чтобы потом закрыть люк», – рассказывал космонавт номер одиннадцать. Каштанов вздохнул, насколько позволяло пространство: развернуться, как Леонов он не сможет даже в своём суперскафандре. Мартынко начинал засыпать – передавленные жилы плохо гнали кровь к мозгу.
Его привёл в себя рывок за безымянный палец. Кто-то неизвестный схватил Мартынко, потянул и отпустил.
– Какого? – вновь прохрипел Каштанов.
Паника горячей волной ударила в деформированную голову, и мгновенно пилот «Агатана» ощутил боль во всём теле…
Хорошее место. Скрытое в сердце корабля.
Пять-три-тринадцать остался доволен: оттолкнулся от скобы на полу, быстро прошмыгнул под ногами родичей мучителя и скрылся в темноте прохода. Только проклятый инстинкт, обострившееся чутьё ничуть не успокоилось. Стены, потолок и пол прохода оказались очень скользкими и твёрдыми, едой здесь и не пахло, а других выходов не было вообще. Даже зацепиться здесь было не за что. Только в месте, где проход сузился, удалось затормозить и остановиться.
Надо было возвращаться и постараться найти более подходящее место. В животе громко заурчало – голод дал о себе знать. Оставалось только развернуться и лететь назад. Но как?
Шуршание впереди насторожило. Пять-три-тринадцать прислушался: кто-то медленно полз по узкому проходу. В голову ударила кровь: ЗМЕЯ! Так шуршать могло только чешуйчатое тело извечного врага. В приступе паники он засеменил ногами, однако в невесомости на гладкой поверхности это было бесполезно. Однажды огромный змей пытался проглотить пять-три-тринадцать. Пасть с длинными клыками, жёлтые горящие глаза – такое не забывается. Тогда-то мучитель и подобрал его, спасая от верной смерти. Чтобы привязать к проклятому столу…
И вдруг змея заговорила. Пять-три-тринадцать замер, напрягая слух. Шуршание затихло. Он принюхался. Запах напоминал запах мучителя, только оттенки совсем другие. Пять-три-тринадцать ждал. В полной тьме что-то коснулось его носа. Он рефлекторно укусил это и дёрнул головой, стараясь порвать врага. Не получилось, но враг вскрикнул от неожиданности и затих.
Через несколько мгновений тело вновь зашуршало, только теперь родич мучителя стал отползать назад. Маленькая победа обрадовала пять-три-тринадцать, однако он сдержался от восторга. Это могло быть обманным манёвром противника.
– Мартынко! Мартынко! Я вытаскиваю тебя!
«Л-1. „Луна-1“ – межпланетная космическая станция. Её ещё назвали „Мечта“. Она первая достигла второй космической скорости… И первая стала искусственной планетой…» – Каштанов вспоминал, однако мысли путались, логическая нить рвалась, словно во сне.
Крик капитана в наушниках вернул к действительности. «Какого?» – подумал Каштанов, чувствуя, как свежий воздух наполняет лёгкие. В следующее мгновение он увидел тьму лабиринта, глянул на правую руку: на тыльной стороне серебристым квадратом алюминиевой подложки вверх лежал пластырь. Не удалось.
Погорелый продолжал тянуть его из лабиринта.
– Финита, кэп! – гаркнул Каштанов, требуя остановиться, и испугался своего крика.
Думал, воздуха не хватит, а лёгкие быстро восстановились и выдали приличный ор. Спиной почувствовал, как натянулась и ослабла меж лопаток псевдоподия.
– Ай шанс раз, – попросил он ещё раз попробовать.
– Бесполезно, Мартынко.
«На восьмой минуте я почувствовал, как пальцы выходят из перчаток…»
Космонавт номер одиннадцать… При выходе в открытый космос скафандр Алексея Леонова раздуло от внутреннего давления.
Пальцы. Пальцы Мартынко теряли чувствительность из-за сдавленных до предела кровеносных сосудов.
Пилот лёг на левый бок, чтобы немного передохнуть, вытянул руки вперёд. Его видавший виды скафандр по параметрам и заложенным в него возможностям превосходил скафандр Алексея в разы, в десятки раз. Но что шевелится в лабиринте? Каштанов невольно содрогнулся, вспоминая чужое прикосновение. Что может жить в маршевом двигателе при огромной температуре? Ерунда какая-то.
Он перевернулся на правый бок и вновь полез к разгонному коллектору, стараясь смотреть вперёд. Погорелый молчал, держа аварийную псевдоподию в натяге.
Противник вылез из лаза, человеческое тело приобрело привычные формы. Пять-три-тринадцать чувствовал дуновение свежего воздуха из коридора, но не мог выбраться из лабиринта самостоятельно. Висел в пространстве, слабо шевеля лапами. Голод вновь напомнил о себе, а человек лежал, тихо переговариваясь с сородичем, который остался у входа в лабиринт.
Пять-три-тринадцать злился на бестолковых людей, на своё бессилие и ничего не мог с этим поделать. Что нужно было людям в сердце корабля? Зачем этот здоровяк упорно лезет в маленькую дыру, выворачивая конечности, уродуя тело? С кораблём что-то было не так. Он тоже пострадал при столкновении с роем камней. Значит, следует быстро убраться отсюда, бежать, пока…
Куда бежать? Других кораблей рядом нет. Вокруг звёздное холодное пространство – блестящая шерсть встала дыбом при одном воспоминании о холоде снаружи.
Потому, видимо, человек лезет сюда, в узкий проход, чтобы вылечить корабль. И ничего у него не получится. Слишком большой.
Спасаться! Надо спасаться!
Горящую точку Мартынко различил не сразу. Сначала решил, что в кромешной бархатной тьме подводит зрение. Однако точка переместилась чуть влево, чуть вправо и ярко вспыхнула алым огоньком. Каштанов дёрнулся, отполз назад, пытаясь унять бьющееся сердце. Он чувствовал текущий по телу холодный пот страха, но скафандр прекрасно справлялся с выступающей влагой.
Меж тем алый огонёк задрожал. Мартынко включил фонарик. Лабиринт поглотит свет без остатка, зато предмет отразит его, выдав себя.
– Какого?!
– Что?! – откликнулся Погорелый.
– Щурец!
– Что?! Откуда крыса в лабиринте?
Через какое-то мгновение Яков удивлённо крикнул – он подключился к камере пилота и увидел существо, беспомощно болтающее лапами в невесомости. Шерсть животного отливала полированной сталью, хвост был похож на ручей ртути, алые глаза ярко горели в лучах фонаря.
– М-да! – воскликнул Яков. – Значит, мне не показалось.
– Ай зрел! – откликнулся Мартынко.
– Ты её видел?
– На железкай с яхта!
– Граждане-товарищи, – вдруг вмешался в разговор квантком Розенбом, – мне нужна полная тяга маршевого двигателя. Яхта взорвалась, осколки понеслись по нашему вектору, и есть большая вероятность, что они нас догонят.
– Ёк, – тихо произнёс Каштанов, выслушав доклад кванткома и разглядывая болтающуюся перед ним крысу.
На лунах Юпитера ему часто приходилось сталкиваться с крысами. Твари каким-то образом прилетели с первыми переселенцами и поселились в вентколодцах колоний. В детстве Каштанов охотился на них, получая за каждые четыре лапы брикет сухпая от спецпредставителя правления колонии. За хвосты не платили, чтобы охотники попусту не рубили хвосты, а убивали настырных грызунов. Крыса могла жить без хвоста, а вот без лап…
– Да фигли, – ругнулся Мартынко и двинулся вперёд, деформируя тело, теряя грызуна из вида.
– Яков, – окликнул он капитана.
– Да.
– Зри за щурец!
– М-да, конечно. Буду следить за ней!
Каштанов медленно вытянул руку с пластырем, шлем вновь облепил голову, прижатую к руке, скафандр стал вытягивать тело.
– Она близко, – говорил Погорелый. – Ты сейчас её коснёшься.