— Не так, Кармен. Все не совсем так. Это несправедливо. Я приказал лишь, чтобы этот корабль был остановлен любой ценой.
— Не совсем! — Эхом передразнила Тупелова взбешенная женщина, и тут силы покинули ее. Кармен слабо крутила головой, словно отыскивая, чем бы швырнуть в Секретаря. Ничего подходящего рядом, конечно, не было, поскольку вся мебель и украшения на боевых кораблях прочно крепились к их постоянному месту на случай внезапных перегрузок и изменений направления гравиполя.
Она повернулась спиной к нему и теперь Тупелову приходилось вслушиваться, чтобы понять ее слова:
— Целый год вы пытаетесь убить моего сына. И теперь, когда эта женщина говорит, что он жив, вы отдаете приказ гнаться за ним через всю Галактику, и, если нужно, расстрелять… — Она замолчала на полуслове.
— В случае необходимости, сказал я. Если у нас не будет другого способа уберечь его от руки берсеркеров. Кармен, он был в их власти почти год. Откуда вы знаете, что ему не лучше быть мертвому?
Кармен взяла себя в руки и выпрямилась. В глазах ее появился какой-то новый отблеск.
— Скажите это его отцу. Скажите это полковнику Маркусу. За этот год я немного узнала полковника. Он вас УБЬЕТ, если вы ему это скажите.
— Его мало волнуют дети, даже собственные.
— Вы так думаете? Вы просто никогда не разговаривали с ним.
— Ну хорошо. Неважно. Пусть вырвет Мишеля живым из рук берсеркеров, любым способом, и вместе с Ланселотом. Потом пускай убивает меня, если захочет. — Хотя ничего подобного, подумал он про себя, произойти не может.
Кармен, наконец, начала прислушиваться к его словам, и теперь Тупелов добавил, с каменным терпением:
— Я в самом деле хочу, чтобы Мишель вернулся к нам, живым и невредимым. Честное слово. Иначе, черт побери, зачем я тащил вас с собой? Потому что вы могли пригодиться ему, помочь ему выдержать, если с ним что-то случилось у берсеркеров. И теперь есть серьезный шанс, что мы в самом деле выудим его живым. Как по-вашему, зачем я распылил весь флот по этому рукаву? Если же мы ничего не добьемся здесь, то вы правы, отправимся искать по всей чертовой Галактике! Пока не найдем его, или не помрем от старости, или пока берсеркеры не научаться использовать его и не выиграют эту войну.
— Но зачем вы все это делаете? Зачем?! Потому что вам нужно получить обратно Ланселота!
— Мы ведем войну.
Потом Тупелову пришло в голову, что он мог сказать что-нибудь получше, но было уже поздно.
13
Я ДВИГАЮСЬ ВСЕ БЫСТРЕЕ И БЫСТРЕЕ.
Это была первая сознательная мысль Мишеля, возникшая, как только он пришел в себя и начал воспринимать свое состояние и состояние мира вокруг, и довольно долгое время это была его единственная мысль. Затем последовала мысль-вопрос: Открыть глаза или не стоит?
Мишель немного опасался того, что мог увидеть. Но он начал испытывать определенный физический дискомфорт, а Ланселот почему-то ничего не делал, чтобы нейтрализовать его. Неудобство это ощущалось в виде неприятного сдавливания вокруг каждой руки, ноги, вокруг шеи и пояса. Недовольно сморщившись, все еще не открывая глаз, Мишель расправил плечи и потянулся, словно лежал под теплым мягким одеялом своей любимой резной кровати. Но он знал, что летит все еще в пространстве.
Ощущение скорости было внутренним, без всяких внешних признаков. И аналогичное чувство подсказывало Мишелю, что он мчался по самому краткому курсу, избранному Ланселотом для того, чтобы доставить хозяина к избранной цели. Совсем другое дело, как выглядел бы их курс, если бы нарисовать его в виде линии в небе.
Открыть глаза — рано или поздно — было необходимо, но он в самом деле очень боялся этого. Еще плотнее смежив веки, он сначала пожелал, чтобы полет его замедлился. И он почувствовал то, что мог бы чувствовать на борту любого звездного корабля в подобный момент — легкий внутренний толчок, возвестивший, что сверхсветовой прыжок окончен.
Этот последний толчок окончательно пробудил его, и Мишель, помаргивая, начал осматриваться. Поскольку вокруг него не было атмосферы, поглощавшей свет наиболее слабых звезд, он мог созерцать великолепие более полумиллиона светил — всего лишь чайную ложку из огромной чаши Галактики, основное содержимое которой было, как и обычно, затемнено массами пыли и газа туманностей, светлых и темных. И первый же взгляд вокруг убедил Мишеля, что ближайшие звезды совсем иначе выглядят, чем в начале путешествия, когда он в последний раз наблюдал неискаженную скоростью картину Вселенной.
Темная туманность, которую он видел так ясно и к которой так отчаянно стремился, теперь исчезла, растворилась, как исчезает на заре закатное облако.
Телесное неудобство, разбудившее Мишеля, беспокоило его. Попытавшись выяснить причину, он обнаружил, что не видит больше собственного тела — за исключением общих контуров. Внешний вид Ланселота за время сверхсветового прыжка значительно изменился. То, что было раньше волнующимися полотнищами дымчатой ткани, стало теперь чем-то вроде непрозрачной, чуть светящейся кожи, в футляр которой был заключен Мишель, хотя остатки прозрачной ткани еще вились за спиной, как кометный хвост. Ткань теперь гораздо плотнее охватывала голову Мишеля и его плечи. Его руки, ноги, большая часть торса были покрыты непрозрачным веществом костюма. И неприятное раздражающее чувство возникало в тех местах, где Ланселот крепился к телу мальчика.
Он снова видел окружающее глазами Ланселота, и даже еще лучше, чем раньше. Но под изменившейся поверхностью защитных полей он больше не видел застежек крепления. В их поисках Мишель сделал неожиданное открытие — одежда оказалась ему мала. Невидимые рукава рубашки доходили едва до локтей, а давление на живот он мог облегчить только расстегнув пояс ставших ужасно тесными брюк.
Пока что он не видел причины, объяснявшей эту неожиданную особенность его одежды, и он особенно не стремился эту причину искать. Вернув себе ощущение физического комфорта, отрегулировав застежки и крепления, Мишель тут же переключился на решение более важной проблемы — видимого исчезновения туманности Черная Шерсть. Только теперь ему пришло в голову, что он с самого начала ошибался насчет туманности, что из-за страха и поспешности принял за туманность первое попавшееся темное пятно.
Чем больше он об этом думал, тем более возможной казалась ему такая ситуация. И все же оставался шанс, что он продолжает находиться где-то в том же районе Галактики, что и Алпайн, и что один из черных туманных завитков — а их в поле зрения было множество — может оказаться родной туманностью, в конце концов. Легко было представить, как галактические расстояния искажают видимость объектов. Не говоря о том, что видеть объект на большом расстоянии означало видеть его в прошлом времени, имелась еще аналогия с такими планетарными образованиями, как горы на горизонте. Издалека они кажутся совсем не такими, как вблизи. Вблизи детали местности способны не только изменить внешний вид целого, но даже вообще не дать вам возможности заметить, что вы попали туда, куда так стремились. Возможно, сейчас Мишель находился как раз среди таких вот «предгорий», и светлые и темные «холмы» мелких туманностей скрывали от него конечную цель — Черную Шерсть. Подобно тому, как сама Черная Шерсть скрывала от наблюдателя сияние Ядра, хотя Ядро было совсем рядом.
Сейчас Мишель не видел никаких признаков Ядра. Это, конечно, едва ли доказывало, что он в районе родной системы, и все же он имел право интерпретировать этот факт как обнадеживающий знак, что Мишель и сделал. Ему все еще казалось, что Ядро лежит где-то впереди, в направлении, куда он летел. во время сна.
В этом же направлении он и собирался продолжить путь. А это означало новый сверхсветовой прыжок. Теперь было ясно, что прыжок вполне доступен Ланселоту, и Мишелю оставалось лишь научиться устанавливать полный контроль сознания за этим процессом.
Впервые с момента пробуждения Мишель сделал глубокий вздох. Воздух, произведенный для этого Ланселотом, был чист и свеж, и все же в легких, когда они наполнились воздухом, возникло странное ощущение. Ткань укоротившейся рубашки не выдержала в каком-то месте и с треском порвалась. Решив сориентироваться, Мишель начал медленно вращаться вокруг своей оси, совершив полный оборот. Но по-прежнему он не видел никаких признаков могучих звездных скоплений Ядра Галактики, хотя и был убежден, что они должны находиться не очень далеко.
Энергия, необходимая для прыжка, была за пределами возможностей Ланселота — или, если вообще говорить об этом, любого другого сверхсветового генератора, — поэтому Ланселоту придется дублировать функции множества других машин, имеющихся на любом звездолете, чтобы обнаружить и войти в полетном пространстве в особо мощные силовые течения самого пространства Галактики, в эти неисчерпаемые энергетические реки, бесконечно пульсирующие в особом пространстве, где планеты и человеческие существа даже не могли бы существовать.
Мишель понял, что он только начинает познавать возможности Ланселота. Но уже добытое знание включало определенное понимание того, как должны быть оформлены бессловесные вопросы, которые он задавал своему партнеру. Чтобы добиться нужного эффекта, необходимо было одновременно расслабиться и сконцентрироваться.
И вот, сконцентрировав свое внимание, Мишель снова нашел ту дверь, которую уже открывал для него прежде Ланселот, но только во время боя, дверь в необыкновенное вневременное пространство. Теперь он увидел, что течения, которые должны были нести его и Ланселота, протекали и здесь, но были спрятаны под покровом нормального пространства.
На этот раз Мишель не закрывал глаза. Теперь он наблюдал все калейдоскопическое великолепие «цплюс»-прыжка. Хаотическое излучение, невидимое в нормальном пространстве, распространялось во всех направлениях, словно всепронизывающая дождевая буря. Ланселот создал вокруг Мишеля защитный пузырь нормальности, каким-то образом обнаруживая в хаосе разумную траекторию. Расстояние изменило смысл, превратившись в какую-то иную категорию. Кроме того, сюда протягивались тени гравитационных масс нормального пространства, и приходилось их обходить.